Фирменное амплуа Мозгового – гении и злодеи. В «Камне» Александра Сокурова он исполнил роль Чехова, в «Молохе» и «Тельце» – Гитлера и Ленина. Автор четырнадцати моноспектаклей в апреле отмечает семьдесят лет и продолжает играть в театре – например, Льва Толстого в премьере Театра имени Комиссаржевской «Крейцерова соната».
Интервью: Иван Чувиляев. Фото: Алексей Тихонов
Как вы стали тем, кто вы есть? Мне всегда сказочно везло – иначе все, что со мной в жизни происходило, не объяснишь. Я жил в Туле, в школе участвовал в самодеятельности, получал призы на конкурсах чтецов, а за декламацию «Как хороши, как свежи были розы…» Тургенева был награжден приемником «Турист». После школы поступил в летное училище, но своего увлечения не оставил и организовал там что-то вроде театрального кружка. Нас уже стали учить полетам, когда преподаватель сказал мне: «Надо самолеты любить так, как ты свой театр любишь!» Это тоже везение, если бы не он, я бы, может, так и летал послушно. А тут решил: все, хватит, еду в Москву. Подал документы сразу во ВГИК, на курс к Сергею Герасимову, но срезался на экзаменах. Потом поехал в Ленинградский театральный институт, и не к кому-нибудь, а к Борису Зону. И с третьего раза поступил!
Выпускники Бориса Зона оказывались в главных театрах страны, а вы – почему-то в Театре музыкальной комедии. Ну, я еще в институте был поющим. Была у меня какая-то музыкальность. Весь наш курс собирались брать в «Ленком» – не московский, а ленинградский, который сейчас называется «Балтийский дом». И надо же было такому случиться, что именно между этим решением и датой нашего выпуска сняли его художественного руководителя. Все разлетелись кто куда. Я, может, и был расстроен, что не в БДТ попал, а в Театр музкомедии, но Зон сказал: «Это тоже театр, не расстраивайтесь». И я пошел. Задирал ноги, пел, выносил актрис на сцену на руках. А потом меня все равно догнало чтение: я стал лауреатом очередного конкурса чтецов и ушел в областную филармонию.
Почему решили уйти? Да просто там платили больше, а у меня все-таки уже была семья, нужно было ее кормить. Но комплекс, возможно, до сих пор остался, что пошел не в серьезный театр, а на эстраду и в канканы. Впрочем, тут важно, наверное, даже не это. Все-таки в театре актер очень зависим. Я помню, как-то читал на сцене и заметил, что в зале сидит Георгий Товстоногов. Но не пошел к нему, не стал просить посмотреть меня. Это моя проблема: нет у меня достаточно наглости, чтобы требовать внимания от режиссера.
Тем не менее сейчас вы снова играете именно в театре, а не на эстраде. Трудно возвращаться? Конечно, трудно. Но зовут, а я не хочу отказывать. Вот пригласили играть Льва Толстого в Театре имени Веры Комиссаржевской, Владимир Рецептер зовет к себе, в Пушкинский театральный центр.
В случае с Александром Сокуровым тоже везение? Еще какое! Мне же уже пятьдесят лет было, какое тут начало работы в кино. Хотя мне еще в Театре музкомедии одна актриса говорила: «Ленечка, вам в кино надо: у вас глаза голубые и вы не пьете».
Сокуров вас изменил? Естественно. Надо понимать, что для актера кино – это вообще страх. Зон рассказывал, что его ученик, актер Борис Блинов, который играл Фурманова в «Чапаеве», когда увидел себя на экране, от ужаса полез под стул. И я его понимаю. На меня очень сильно повлияла первая же роль в кино. Чтобы сыграть Чехова в «Камне», я похудел на тринадцать килограммов, да и вообще нужно было стать совсем другим человеком. Это особенность работы с Сокуровым.
А как продолжили сниматься у него? Я ничего после «Камня» не ждал: снялся и снялся. Продолжал жить своей жизнью, играть моноспектакли. У меня тогда были проблемы в личной жизни, и мне от «Ленконцерта» дали мансарду на Малой Посадской, как раз рядом с «Ленфильмом». Я решил, что это отличное место не только для того, чтобы жить, но и чтобы играть спектакли. И начал показывать «Черного монаха», для очень небольшой аудитории, буквально для двадцати человек. Пригласил однажды на спектакль Сокурова. Он пришел, посмотрел и вскоре предложил мне роль Гитлера.
«Молох» весь сделан на немецком. Вы знали язык? Я зубрил! Ну, в школе что-то учили, «эльф-цвельф», но кому это было нужно?! Тем более в послевоенные годы, когда это была вражеская речь. Хотя я всегда был склонен к языкам, видимо, тут тоже сказывалась моя музыкальность. Но знаете, что приятно: когда фильм привезли в Германию, сказали, что меня дублировать не будут, вполне сойдет и так. Уже во время съемок «Молоха» стало известно, что Сокуров собирается снимать фильм «Телец» про Ленина, я и присматривался: на кого пригласит? Ну, по типажу я на кого похож? Троцкий, может быть. А тут – бац! – Ленин! Могло все, кстати, и дальше пойти, у меня были пробы для «Солнца» на роль императора Хирохито. Но японцы меня забраковали, сказали: «У него в глазах озеро, а должен быть океан».
Вам, наверное, только эти роли и вспоминают, Ленина и Гитлера. Не приглашают на телевидение про политику поговорить? Да, было такое. Я бы и не пошел, но это тоже, знаете, полезный опыт. Позвали, я согласился, а оказалось, что это передача Андрея Малахова. И там такие жуткие парни сидели – фанатики, у них вообще ничего живого в глазах. Молодые коммунисты. Я тогда понял, что правильно мы показали этих монстров как людей – живых, слабых.
Существует распространенное утверждение, что актер не должен быть умным. А вы его вроде как опровергаете. Не должен, согласен, но иногда приходится. Меня вот фамилия обязывает. (Смеется.)
Комментарии (0)