Весной его избрали новым ректором старейшей в России Академии художеств имени И. Е. Репина. А до того Михайловский был известен как крупный специалист по советской архитектуре, представитель Фонда Соломона Гуггенхайма в России и организатор художественных выставок в самых разных местах – от Майами до Тайбэя.
В марте вы стали ректором. Поделитесь своими планами.
Избегая радикальных изменений, придать системе академического художественного образования большую осмысленность, отформатировать учебные программы, но главное – повысить общий культурный уровень. Еще провести ряд выставок, например академической школы живописи и рисунка в Русском музее. Мне важно привлечь к школе внимание не только артсообщества, но и широкой аудитории любителей искусства. Также планируем конференцию «Академия художеств в Эрмитаже», поскольку на протяжении веков мы очень тесно связаны: кроме того, что в фондах музея находятся произведения учеников академии, его хранителями работали многие наши профессора – живописцы, граверы.
Как с вашим приходом изменятся учебные программы?
Студент должен не только владеть ремеслом, но и иметь представление о том, что происходило и происходит в мировом искусстве. Островное положение, самоизоляция непродуктивны. Нам нужно найти цивилизованные формы общения с миром. В академии должны учить видеть, думать, решать сложные задачи. С другой стороны, если мы отойдем от академических основ, то утратим наш особый статус, превратимся в лучшем случае в среднеевропейскую школу свободных искусств. Хотя бы потому, что у нас пока нет условий для создания полноценной школы современного искусства и все отчаянные попытки омоложения не приведут к значимым результатам. Я не сторонник радикальных мер. Надо действовать осторожно, но уверенно, создать институт с чувством собственного достоинства. Я избран на пять лет, так что время реформировать систему без ощутимых потерь у меня есть.
Стать ректором Академии художеств всегда было вашей мечтой?
Мечтать стать космонавтом – это мне понятно, а вот ректором – было бы странно. Даже не знаю, кем я хотел стать, хотя всегда был близок к искусству. Помню, в детстве выпускал рисованный журнал некоего вымышленного государства, у меня имелась даже его карта. Были король и королева, работал кабинет министров, мы создали театр марионеток, сценарии для которого сочиняла моя мама, детский писатель.
У вас есть любимые места в Петербурге?
Я вырос в доме, который выходит окнами на Пять углов, и навсегда запомнил, как ранним утром по потолку тянулись причудливые тени от усов троллейбуса. С этим местом связаны сладкие воспоминания моего детства. Поэтому, когда я покупал квартиру и мне предложили Пять углов, я немедленно согласился. А вы, наверное, думали, я скажу, что люблю Дворцовую площадь, Невский проспект? Для меня ценны не архитектурные ансамбли, а ощущения, связанные с тем или иным местом. Вообще, я в равной степени и петербуржец, и москвич. Сначала в Москву переехали мои дед и бабушка, потом мама с отчимом, потом жена с дочкой. Им там хорошо, ну и слава богу. Петербург – замечательный город, но это не повод считать его жителей людьми исключительных качеств. И в плане художественной активности наш город довольно аморфный. Статус культурной столицы до сих пор поддерживается Эрмитажем, Русским музеем, Мариинским театром и потрясающей архитектурой, которая, заметим, создана не нами и даже не нашими отцами.
Чем вы занимаетесь для души?
Мне нравится путешествовать, быть в дороге. Я люблю промежуточное состояние: уже не здесь, еще не там. Мне хорошо в автомобиле, самолете, поезде, еще лучше в аэропорту. Я обожаю вокзалы, где постоянно кто-то приезжает, отъезжает, – там сосредоточено столько чувств. Я ценю это ощущение ожидания. Очень хорошо себя чувствую в Венеции, где был бесконечное число раз и все равно стремлюсь туда вернуться. Самое восхитительное – это когда ты еще не попал в сам город, но уже приближаешься на катере к лагуне.
У нас сложился образ профессора как человека, уделяющего мало внимания своему внешнему виду, а вы, можно сказать, франт.
Я считаю, что прилично выглядеть нужно всегда. Внешний облик говорит о том, насколько уважительно человек относится к окружающим. Другое дело, что ты должен быть одет уместно и по возможности естественно. Помню, как на вручение Притцкеровской премии в Эрмитаже все пришли в смокингах и бабочках, взятых напрокат. Выглядели как пингвины. Это было очень смешно. Я, конечно, понимаю – блэк тай, но не стоит заигрываться.
Чем планируете заниматься помимо ректорства?
Мне очень хочется написать какой-нибудь труд. Не знаю, найдется ли сейчас время, может, только через пять лет. Я все время читал лекции по советской архитектуре и хотел бы сделать о ней книгу. Отдать рукопись в типографию, получить тираж, вдохнуть запах бумаги и типографской краски. Потому что пока сказано много, а написано мало. Вот и сейчас, смотрите, сколько времени мы тратим на слова.
Комментарии (0)