Руководитель сектора прикладного искусства в Эрмитаже и лауреат премии «ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2023 в номинации «Мода» Нина Тарасова — азартный хранитель (коллекция моды XX–XXI веков — ее затея) и смелый куратор (сдвинет с места даже Триумфальный столп ради драматического эффекта). Именно ей мы обязаны экспозицией-блокбастером «Гардероб императора. К 350-летию со дня рождения Петра Великого», после которой император уже никогда не будет прежним. Оказывается, историческая фигура в парадном мундире когда-то была неистовым модником. Доказательство: 300 предметов, большая часть из которых — абсолютный кутюр!
КАК ШКОЛЬНАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА СТАЛА ЭРМИТАЖНЫМ КУРАТОРОМ
Как учительница истории из Курска стала эрмитажным куратором и хранителем?
Большую часть своего детства и юности я провела в Армении в городе, который тогда назывался Ленинакан, а теперь Гюмри. Прекрасный, чудесный город, школа номер 2, как сейчас помню. Ее новое здание было полностью разрушено во время спитакского землетрясения. Каждый год у папы, он был военный, случался длинный летний отпуск: сначала мы ехали на море, потом навещали бабушек и дедушек в Курске, а потом просто путешествовали. И однажды приехали в Ленинград: когда мы шли по Невскому проспекту, родители попросили меня закрыть глаза, взяли с обеих сторон за руки, и мы вошли на Дворцовую площадь. Они хотели меня поразить, и они меня поразили. Я очень хорошо помню эту мысль, которая закралась еще тогда: я хочу здесь жить и работать.
Папа закончил службу, и родители вернулись домой — в Курск. И там я поступила в местный педагогический институт на исторический факультет, встретила потрясающего педагога — Офелию Петровну Запорожскую, которая и привила мне любовь к искусству, Петербургу и в том числе к костюму — она была большой поклонницей «Русских сезонов» Дягилева. Потом я вышла замуж, переехала в Ленинград и в течение десяти лет работала учителем истории в школе № 123. Очень любила свою работу, своих учеников.
Вы хоть подбирались все ближе и ближе географически, но давайте отметим, что это максимально нетипичный пролог к эрмитажной карьере.
Да! И вот случается набор на курсы экскурсоводов в Эрмитаж. Бешеный конкурс был, примерно человек двадцать на место. Помню, на мне был хорошо сшитый черный костюм, белоснежный свитер с воротом хомутом. Каре, туфельки, очень строгий вид. Меня будущий муж (к тому времени мой первый брак распался), тоже абитуриент, тогда заметил.
Было собеседование, у всех претендентов — профильное образование: искусствоведы, историки из ЛГУ, филологи, кто‑то с несколькими языками. Ну, думаю, пропала. Я помню, как вошла и представилась. Громко сказала: «Здравствуйте, меня зовут Нина Ивановна Тарасова». И первый возглас поддержки, который я получила в свой адрес, исходил от Юрия Горациевича Шапиро, автора моих любимых эрмитажных путеводителей, который сказал: «О! Голос нам подходит». Затем попросили описать любимое произведение: у меня это была «Мадонна с младенцем» Робера Кампена. Знаете, я до сих пор просто замираю около нее. Вот это то маленькое окошечко, открытое нам Флемальским мастером, куда я ухожу — и для меня ничего вокруг уже не существует.
Меня взяли на курсы, потом в Эрмитаж, я проработала десять лет в научно-просветительском отделе, была экскурсоводом, потом методистом по русским темам, в это время у меня родилась дочь, я защитила диссертацию, и мне предложили должность в отделе истории русской культуры. И поначалу это была административная работа в Зимнем дворце Петра I, а затем, после петровской выставки 2003 года, в каталог которой я написала большую статью, мне предложили хранение. Я опешила, потому что я не ожидала такого, это чудо, только во сне можно было это великое счастье получить.
КАК ПЕТР I СТАЛ ИКОНОЙ СТИЛЯ
Теперь благодаря вам мы все видели модного Петра. Как вы распознали в героической фигуре ценителя кутюра?
Когда я серьезно стала заниматься гардеробом Петра, получив его в хранение, я довольно быстро поняла, что он совсем не то, что мы привыкли читать и видеть на портретах, — все эти «лубочные» картинки не имеют отношения к действительности. Мы совсем другого человека ясно видим через гардероб. Бархатные комплекты многодельные, сложных оттенков, саардамские камзолы, которые вышиты шнуром в технике трапунто, — это просто шик. Взять любого среднестатистического мужчину, который к вышивке относится — ну, вышито и вышито, а что в этом такого? Взяли иголку, вышили. А тут такая работа, мастерство, красота! Это же надо было оценить. Петр мог. А его абсолютное чувство цвета? Оно очевидно в выборе тканей, их сочетаниях. Это фантастический был человек с точки зрения художественного вкуса и понимания архитектуры костюма. Это нужно видеть: на экспозиции более 300 предметов — от парадных комплектов до домашних халатов, от военных мундиров до нижнего белья.
Даже внешность не соответствует нашим представлениям. Петр был высоким, стройным, очень-очень худощавым. Все эти легенды про то, что он исполин, — отметаем. Никогда он не был крупным, он был именно худощавым, узкоплечим, длинноруким. Ему бы на подиум: рост (около 2 метров 4 сантиметров), красивое лицо, харизма, быстрый шаг, длинные ноги. От ступни до колена у него высота голени 65 сантиметров была, а обхват груди всего около 100 сантиметров. Вот такой, модельная фигура!
Кто вам помогает с оформлением, драматургией, воплощением?
Я очень благодарна художнику Юрию Сучкову. Это он делал выставку Вячеслава Зайцева в 2016 году, это был оглушительный успех, в Эрмитаже раньше ничего настолько смелого не было. Такой чуткий, неравнодушный подход — и, конечно, вкус у Юрия фантастический. И когда задумывалась выставка гардероба Петра, я, конечно, тоже к нему обратилась. Он сказал: «Нужен шкаф. Не будет шкафа — не будет выставки». Шкаф нашелся, да еще какой! Настоящий, где гардероб Петра как раз и хранился в XIX веке в Императорском Эрмитаже. Ищем ткань для экспозиции, Юра говорит: «Нина Ивановна, это должен быть только бархат». Нужен был хлопчатобумажный бархат и окрашенный таким образом, чтобы не фонил. Я понимаю, что такой бархат — это непозволительно дорого. Но Юра не сдался: нашел в магазинчике в Апраксином дворе сток бархата, причем белорусского производства, какого‑то старого артикула, идеально подходящий по всем параметрам. Хозяйка присылает образец, я несу его в отдел научной экспертизы, там дают добро и совет: «Если есть сомнения, возьми домой, заверни туда свои серебряные кольца, серьги, положи на солнце и пусть лежит. Если за две недели серебро не потемнеет, все в порядке». Я так и сделала: не потемнело.
ПОРТНОЙ ЛИДВАЛЬ И КАЗАК ЯЩИК
Вернемся к вашей любви к Кампену. А есть у вас в хранении костюмы, платья, к которым у вас настолько же трепетное отношение?
Есть вещи, перед которыми я просто преклоняюсь, потому что они так сшиты великолепно. Есть вещи, в которых, как у ливрейных костюмов, в одной подписанной фамилии на спинке — целая человеческая жизнь. Наверное, ливреи — моя первая любовь, Петр I уже потом появился. У нас прекрасная коллекция ливреи слуг, и мне она досталась в хранение, и предстояло вникнуть в этот сюжет, потому что раньше ливреей никто не занимался. На спинке подкладки костюмов была масса штампов: построено, исправлено, датировка стояла. Вообще отношение к мужскому костюму было не как к пошиву, а как к постройке. Мерок много снимали, и на некоторых костюмах сохранились записки, написанные портными или закройщиками: все делала фирма Лидваля. Это отец выдающегося архитектора Федора Ивановича Лидваля — Иван Петрович Лидваль, или Йон Петер Лидваль, деревенский портной, который приехал из Швеции. И как вспоминает внучка Ингрид Лидваль, у дедушки в рюкзаке были ножницы, портновские инструменты и две любимых книги, это всё. Он поступил работать в одну из мастерских, но ее хозяин вскоре скончался, а Лидваль женился на его вдове и получил мастерскую. Потом и вдова умерла, брак был бездетный, и он женился второй раз на дочери столяра Иде Фелшау.
И в этом браке было много детей, в том числе и Федор Лидваль, и знаменитый портной Пауль Лидваль. Мастерская была на Большой Морской, 27, большое предприятие, более 150 человек. Старший Лидваль был чрезвычайно общительным человеком, обожал немецкий клуб, обожал театр, обожал кегли — за счет этого и получал столько заказов. Потом старший Лидваль умер, а вся семья уехала из России сразу после революции 1917 года. Один из сыновей — портной Пауль — иммигрировал во Францию и издал там две книги по мужскому костюму. Одна называется «Эстетика мужского костюма», а вторая про крой. Пауль вообще совершенно фантастический человек. Рекордсмен Европы в беге, член Олимпийского комитета, участник Олимпийских игр в Стокгольме.
Должно быть, коллекция ливреи — это энциклопедия судеб, сборник трагедий маленького лояльного человека.
Так и есть! И первая находка, которая мне попалась, — надпись «Ящик» среди штампов на подкладке кафтана. Я ищу ящик, думаю, где‑то должен быть его номер. Потом через несколько костюмов раскрываю опять ливрею, на подкладке штампы и надпись «Чемодуров». Чемодуров — это камердинер Николая II, и до меня доходит, что «Ящик» — это все‑таки фамилия, а не место хранения. И так и пошло-поехало, 81 фамилия обнаружена на ливрейных костюмах, все биографии я знаю теперь уже, все было найдено в архивах. Оказалось, что это Ящик — телохранитель императрицы Марии Федоровны, к которой он пришел служить в 1915 году, перед этим побывав ординарцем Николая II на фронтах Первой мировой войны. Поскольку камер-казаки — личная охрана — назначались императором к жене или матери по их личному выбору, то, конечно, он должен был назначить человека, которому полностью доверял. Ящик был именно таким. И он был с матерью императора до конца, Тимофей Ксенофонтович Ящик. Происходил из терского казачьего войска. Вместе с Марией Федоровной и другим камер-казаком Кириллом Ивановичем Поляковым эмигрировал сначала в Англию, потом в Данию. В 1928 году он похоронил Марию Федоровну, сам скончался в 1946 году, его могила находится на русском кладбище Копенгагена.
В 1919 году Мария Федоровна дает ему поручение отправиться в Россию и вызволить из пламени Гражданской войны свою младшую дочь великую княгиню Ольгу Александровну с ее семьей — с мужем и двумя сыновьями, и он это делает. Едет через Европу, через Балканы, а уж как он добрался до современной территории Ростовской области — история умалчивает. И он в своих воспоминаниях ничего об этом не пишет, но это ему стоило, конечно, многого. А к себе не мог заглянуть домой, десять детей осталось. И жену расстреляли большевики в 1921 году. Дети оставались там, в России, и последней умерла его дочка Анна Тимофеевна в 2005 году. Детям он помогал, присылал им, как ни странно, валюту через общества дружбы между Данией и Советским Союзом. Смог открыть в Копенгагене маленький магазинчик, женился второй раз там на датчанке, которая приняла православие. Костюмы Ящика выглядят огромными, он был человеком очень большого роста, крупным, даже вилку и ложку ему делали специальные, потому что маленькие приборы он не мог удержать в своих руках, это известный факт. У него слишком крупные руки были.
Нам нужна ваша книга про всех этих людей. Когда вы ее нам напишете?
Да, собираюсь написать, столько историй. Не менее захватывающих, чем истории Романовых, а может быть, даже более, потому что о Романовых очень многое известно, а здесь, знаете, когда ты видишь на подкладке костюма фамилию Трупп, ты исследуешь, с каким именем, с чьей судьбой связан этот костюм. Человека нет, а костюм сохраняется.
В 2014-м, в год юбилея Эрмитажа, я курировала выставку. Она состояла из двух частей. Первая часть называлась «При дворе российских императоров», а вторая — «Высочайшего двора служители». В Ротонде Зимнего дворца мы поставили большую витрину, перед этим убрав Триумфальный столп: пришлось прибегнуть к хитростям, чтобы этого добиться. В этой витрине мы организовали подобие шествия из костюмов, и я ловила себя на мысли, что я их не называю «костюм такого‑то», просто говорю: «Вот в одну сторону идет Николай II, Александра Федоровна, цесаревич, Мария Николаевна и в отдалении лакей Алоизий Егорович Трупп». А в другую сторону уходит платье Марии Федоровны и мундиры двух камер-казаков, по одну сторону Тимофей Ксенофонтович Ящик, по другую Кирилл Иванович Поляков. Высокий накал драмы был.
ПРО МУЖА И КОЖЕЕДА
В вашем кураторском подходе еще поражает динамика. Как можно организовать выставку памяти Вячеслава Зайцева, пусть небольшую, но за два дня?
Никто не верит. У нас довольно большая коллекция Зайцева, вещи, которые после выставки 2016 года он передал Эрмитажу в дар. Кто‑то из коллег мне даже специально позвонил, говорит: «Нина Ивановна, а у вас что, костюмы на манекенах хранятся в фонде?» Я говорю: «Нет». Правда, сработали хорошо. У меня есть в жизни помощник: муж, Владимир Добровольский. Мы познакомились на тех самых курсах экскурсоводов: он из эрмитажной династии, малышом спал на столе в отделе нумизматики. Знаете, по большому счету, он научил меня писать. Он очень трепетно относится к слову и терпеть не может, когда тексты полны воды, они должны быть очень плотными, вязкими. Все статьи, все мои книги он читает первым, я к нему очень прислушиваюсь. Сейчас он руководит отделом реставрационно-хранительского центра «Старая деревня». Выставочная экспозиционная деятельность, которая здесь разворачивается, — это на нем. Если бы не он, я не уверена, что мой проект с галереей костюма был бы успешен, правда. И это он, его сотрудники и наши великолепные реставраторы тканей помогли мне с Зайцевым уложиться в два дня.
Сколько эмоций в музейном хранилище!
Знаете, я себя ловлю на мысли, что если мне надо успокоиться, я прихожу в свой фонд здесь, в «Старой деревне», открываю шкаф, где всегда все в порядке, все костюмы ливрейные висят в кофрах из нетканого материала дышащего такого прекрасного, на них есть топографические карманы с фотографией, что там такое, инвентарный номер. И вот они висят у меня такими рядами, и меня эти ряды успокаивают. Я думаю: «Как хорошо». А потом начинается: «Ой, вот здесь надо убрать, здесь надо убрать, а здесь бы я вот так сделала, а здесь по-другому», — и начинается опять рабочая суета. Но мне это очень нравится, а дома у меня такого порядка нет. На столе у меня дома полный хаос, потому что мне так удобно.
А все хранители — перфекционисты? Везде такой образцовый порядок?
Каждый устраивает хранение по своему видению. Например, меня поразил способ хранения костюмов в музее Лондона, потом то же самое я видела в Кенсингтоне, там, где хранится королевская коллекция: платья Виктории, всех последующих королев и принцесс. Там гардероб Дианы хранится. Это выдвижные ящики, где вещи лежат горизонтально, но они все находятся в огромных простынях, переложенные микалентной бумагой. Я спрашиваю: «А почему еще и ткань?» Оказывается, в голове у людей до сих пор живет память о пожаре 1666 года, представляете? И если вдруг возгорание, то моментально вот эти костюмы складываются пополам, завязываются узлом в этих простынях и по специальным желобам эвакуируются из помещения вовне. Совершенно изумительное хранилище королевских одежд в Апелдорне в Нидерландах, во дворце Хет Лоо: в специальных металлических шкафах, часть на плечиках, часть горизонтально. При этом внутри этих шкафов установлены датчики. Там не было репеллентов от моли, от кожееда. Датчики установлены настолько чувствительные, что они тут же реагируют даже на движение крылышек моли, и если это случается, всё, тревога — и тут уже начинается работа биологов.
А как у нас все устроено?
Если вещь приходит после закупки или после процедуры передачи в дар, ее показываем биологам, и если у нас есть какие‑то сомнения, она отправляется на обработку в лабораторию биологического контроля здесь же. Причем ее не обрабатывают никакими химикатами, нет. Ее просто помещают в вакуум. У нас есть такие вакуумные камеры. Внутри «Старой деревни» огромный комплекс лаборатории биологического контроля и защиты. И прекрасные работают специалисты, которые следят за всем-всем-всем. Малейшие подозрения на кожееда или на моль — всё, тревога.
Вы — идеолог и зачинщик коллекционирования современной моды Эрмитажем. Много дарят? Или приходится покупать?
Я делаю все возможное, чтобы приумножить коллекцию. Есть постоянные дарители, например модель-первопроходец и коллекционер кутюра Татьяна Сорокко, но хотелось бы, чтобы их становилось больше. Ведь это на века, это гарантирует вашим вещам долгую музейную жизнь, и имя владельца тоже остается навсегда в инвентарных книгах — всё, это часть музейного достояния России. Я верю, что рано или поздно наша публика и все любители моды начнут действовать, как в Англии. Вот читаешь эти таблички в Музее Виктории и Альберта, в музее моды в Бате — всё в дар. Так приятно! А если мечтать об этом, оно может осуществиться. Главное — правильно мечтать в правильном направлении.
Фото: Андрей Теребенин
Стиль: Олег Ульянов
Визаж и волосы: Анастасия Асламазова
Свет: Иван Волков Skypoint
«Собака.ru»
благодарит за поддержку партнеров премии
«ТОП50. Самые знаменитые люди Петербурга» — 2023:
Ювелирную компанию ALROSA Diamonds
Премиального петербургского девелопера Группу RBI
Компанию LADOGA
Официального дилера премиальных автомобилей EXEED Центр РОЛЬФ Витебский
Комментарии (0)