Илья Попенко: «До тридцати лет я не выступал со сцены и не собирался этого делать»

Вы себя кем считаете: фотографом или музыкантом?

Черт его знает, я размазался. Как-то одинаково себя ощущаю, и тем, и другим. По образованию я фотограф, но как только шесть лет назад появилась группа, она начала все больше занимать место, поскольку этот проект больше, чем я сам, и включает кучу людей.

Что на вас повлияло, как на музыканта?

В детстве я был жутким битломаном, ходил на празднования дней рождения участников в надежде вписаться в тусовку. Всегда любил Тома Уэйтса, все периоды, хотя начал слушать с альбомов середины 80-х, когда он стал самобытным. БГ в детстве обожал, потом немножко охладел.

Что заставило писать песни?

Наверное, какой-нибудь Мамонов, Лу Рид - когда я слушаю, как поет, то думаю, что и я так могу. Наверное, кстати, группа «Вежливый отказ», по подходу к музыке.

Как в Нью-Йорке создать группу? У вас же не было до этого музыкального опыта.

До тридцати лет я не выступал со сцены и не собирался этого делать, писал песни, выкладывал на Myspace, кто-то услышал, предложил поиграть. Первый концерт прошел в Бруклине, мы открывали выступления наших друзей, я очень волновался. Этим составом, которым мы записали альбом, мы играем уже года полтора.

Почему вы запели на русском?

Написал сначала одну песню, а год назад отправился в Москву по делам, забыл уехать обратно, прожил десять месяцев, попал в русскоязычную среду и стал активно сочинять на родном языке, так появился наш мини-альбом «Куклачев».

Английский – уже родной для вас?

На нем пишется свободнее, чем по-русски. Когда я говорю, акцент у меня чувствуется, но английский сам по себе способствует написанию песню, он мелодичнее, лучшее ложится на музыку.

Смотря на вас, сходу можно угадать влияния. Сразу возникают образы Джармуша, Уэйтса. Вы продумывали стиль?

Я непрофессиональный музыкант, мне практически невозможно играть в каком-то стиле. Я пишу, как пишется, по-другому я не умею. Больше половины музыкантов учились в консерватории, они могут подстраиваться, а от меня все исходит естественно. Это мои песни, но аранжировки мы делаем вместе, каждый привносит свою лепту без каких-то санкций сверху.

Как родители отнеслись, что вы в тридцать увлеклись музыкой?

Мама, которая жила в Москве, негативно, она говорила: хватит страдать ерундой, займись делом. Для отца это было неожиданно, он с энтузиазмом все воспринимает, но на концерты не ходит, потому что живет в Балтиморе, но слушает и песни, и мои истории.

Где вы играете в США?

В основном, в Нью-Йорке, потому что он сам по себе не требует выхода из него, это воронка, это существо, а не город. Надо бы вылезать наружу, но мы этого еще не делали. Нынешний русский тур себя окупает, но денег недостаточно, чтобы на них жить, так что получается приключение. Ведь басист уехал в США в девять лет, гитарист - в семь, я в шестнадцать, мы страну почти не видели все эти годы, а клавишник Джейсон раньше видел только Москву и Питер. Так что мы стартовали 30 октября с Калининграда, проехали Прибалтику, потом столицы, Смоленск и Псков, самолетом в Новосибирск и оттуда движемся в сторону Черного моря.

Вам важно, чтобы люди понимали, какой смысл вы вкладываете в песни?

Приятно, когда человеку они нравятся на эстетическом уровне, когда он слушает тексты, но приятно, когда люди и просто веселятся, даже если они не понимают, о чем это, откуда растут ноги, нам приятно играть, тогда искусство превращается в животное удовольствие, чем музыка и должна быть.

Как воспринимают? Как иностранцев?

У нас, все-таки, есть Джейсон, человек с родословной. (Смеется). Везде по-разному, иногда удивляются, что мы русские, к тому же мы играем вразброс, разное видели: от пьяных скинхедов, которые маршировали в зале, до пожилых зажиточных людей, которые аккуратно аплодировали между песнями.

Самое странное место, контрастирующее с музыкой?

В Каунасе: огромный сидячий клуб, человек на четыреста, полностью забит, а я не могу понять, что они тут делают, нравится ли им или нет: в зале ничего не происходит, люди в возрасте пятидесяти лет просто слушают довольно энергичную музыку без движения и эмоций, а потом бурно хлопают, берут автографы, вызывают на бис. Может, это местная особенность.

Проект Self-titled

Как выглядит ваш день в Нью-Йорке?

Думаешь, помню? Очень по-разному. Могу проваляться весь день, могу рвать на себе волосы или проработать несколько суток. Сейчас занимаюсь ретушью, снимаю мероприятия и портреты. Сейчас я активно сотрудничаю с одной галереей, там проходила выставка моей графики, а также фотопроекта, когда я снимал людей с маской моего лица из латекса (сейчас я работаю над его продолжением, уже с новыми персонажами). На открытиях группа всегда выступает, и в Нью-Йорке, и в Москве.

Если ваш тур - это приключение, то что происходит в конце? Все уходят в закат, женятся?

Да, в закат, в фате и с песнями. (Улыбается). Мне интересно находиться в туре, мне это интересно, как ребенку. Сюрпризов в отношениях нет, все мы люди взрослые, ответственные, ведем себя цивилизованно, друг друга не ненавидим. Я вижу, что нас есть место на русской сцене, мы нужны здесь, для этого есть ниша, нам есть, что сказать. Я надеюсь, что по окончанию тура эта история с Россией не закончится.

Илья Попенко родился в Москве в 1980 году, когда ему было девять, в США уехала отец, сам он перебрался туда в шестнадцать лет. Работал грузчиком, барменом, официантом, риэлтором, маляром, сборщиком на фабрике, помощником адвоката, учителем. Выпускник художественного института Пратта.

Текст: Радиф Кашапов
Фото: Екатерина Рицкая