Группа Animal ДжаZ в субботу представит новый альбом «Фаза быстрого сна», где, помимо традиционной «тяжелой гитарной эклектики», ожидается электропоп и Вася Васин из «Кирпичей». Накануне релиза «Собака.ru» поговорил с лидером группы Александром Красовицким об эпичной музыке, дуэте с певицей Максим, христианском радио и пользе от эфиров на центральном телевидении.
С одной стороны на песнях с грядущего альбома — электронные биты и поп-саунд. С другой — вы недавно говорили, что будет эдакое возвращение к «старым добрым Animal ДжаZ». Так что же на самом деле?
Может, я когда-то что-то сказанул такое в интервью, но вряд ли этот диск можно назвать возвращением. И вряд ли можно найти какие-то разительные отличия — это, скорее, такая эволюция. Электронные биты, к примеру, можно было услышать еще на альбоме «Шаг. Вдох».
У нас получился рок-альбом: в основном — тяжелая гитарная музыка. Но поменялись тексты: они менее размыты. И есть опасение, что многие не поймут, о чем та или иная песня, потому что она про конкретного человека. Есть тонкая грань между желанием быть понятым всеми и желанием выразить четко, что ты думаешь. Я на новом альбоме ее как-то не думал соблюдать.
К тяжелой альтернативе сейчас принято относиться с большим пренебрежением. Мол, «музыка для детей».
Меня это абсолютно не беспокоит. Я неоднократно слышал примерно такие отзывы: «Че он опять орет? Не может что ли все сказать спокойно?». Я согласен с этими людьми в их настроении, но если мне хочется орать, то я ору. Тут я, конечно, похож на тинейджера — это, наверное, довольно странно для сорокалетнего мужчины, но такой вот я есть. И мне кажется, что мы — единственная группа в стране, которая продолжает держать знамя тяжелой гитарной музыки в неослабевших руках.
Единственная?
Ну, конечно, если не брать в расчет металлические группы вроде «Арии». А мы закрываем свою нишу, не глядя ни в сторону поп-музыки, ни в сторону электроники. Мы стабильно существуем в своем романтическом ключе. Просто у нас такие песни пишутся постоянно, из года в год, уже двенадцать лет.
То есть для вас вполне нормально то, что на концертах публика одна и та же — мальчики и девочки восемнадцати лет?
Это и радует: восемнадцатилетние были и в 2004-м, и в 2012-м. То есть публика ротируется. Значит, ты растешь с годами, а публика обновляется. Где-то внутри ты сохраняешь сумасшествие. И никакой просчитанности тут нет.
А дуэт с Максим? Там какая-то просчитанность была?
На самом деле, это был плод очень сильного чувства. При этом у меня была совершенно конкретная песня, которую я хотел спеть именно с ней. Это было после нашего знакомства, но до нашего непосредственного общения.
Вы постоянно в своем ЖЖ рассказываете о каких-то новых музыкантах. Не было желания, помимо промоушена внутри маленького блога, вытягивать их на сцену?
Когда это суперкруто, то мы берем группу на разогрев: и в столицах, и за их пределами. Но это редкость. Те, о ком я пишу в блоге, имеют перспективы. Но для того, чтобы кого-то перед собой ставить на концерте, нужен состоявшийся проект. Мы же сами ремесленники и подмастерья, не хочется таких же ставить перед собой. Хочется каких-то крутанов!
Но вот сколько я был на питерских концертах, никаких крутанов перед вами не было.
Были. Например, группа INFO или группа «Нихау» — эти ребята в своем роде точно нам не уступают по мастерству. Это уже состоявшиеся музыканты.
Я участвую как эксперт в различных конкурсах, вроде «Я — талант!» для сайта Yatant.ru, чтобы держать руку на пульсе. Еще бывает так, что едем перед концертом с организатором в машине, а он тихой сапой ставит какую-то местную группу, или даже я сам прошу. Вот я так, к примеру, узнал о группе Harajiev Smokes Virginia из Казани — такие The Mars Volta. Они еще и по-русски поют.
Почему вы удивляетесь? Ведь есть множество групп — в том числе, и в Питере, — которые поют по-русски.
Дурацкие тексты, дурацкий вокал. Ты просто не веришь человеку. Нужно умение петь — не правильно, по нотам — а в тему! Вот есть, к примеру, такая группа «Обе Две». Она же (Катя Павлова — вокалистка — прим.ред.) вообще не старается петь. Но она в этом своем пофигизме крута. То есть ее нельзя назвать вокалисткой года, но это потрясающая группа с отличными текстами. А на английском ведь можно что угодно проблеять и это сойдет за творчество.
Два года назад вы очень сильно беспокоились о том, каким должен быть радиоэфир, но сейчас говорите, что в любом случае интернет лучше всех этих традиционных СМИ. Так зачем тогда телевидение и радио?
Телевидение обладает способностью навязывать, а для раскрутки артиста это очень важный момент. Допустим, звучит на Первом канале кто-то — тебя полстраны нет-нет, да посмотрит. Ты можешь быть каким угодно красавцем, но если ты не выложишь клип в Интернет, и он не попадет в тренд, то ты не станешь известным. Есть множество офигенных групп с отличными клипами — и всего триста просмотров. Сейчас повсюду Gangnam Style. А телевидение в этом смысле насильничает. И в некотором смысле для музыкантов это полезно. И я буду дальше утверждать, что если группа хочет добиться какого-то успеха, ей нужно радио и телевидение, что бы ни говорили об их скорой кончине.
Выступление на шоу «Вечерний Ургант» на Первом канале принесло вам какую-то дополнительную популярность?
Сотрудничество с Мариной Максимовой (Максим — прим.ред.) — вообще спорный момент. Да, мы что-то получили в плане внимания к нам. Но мы и потеряли что-то: сам факт выступления с Максим многие поклонники не приняли. Они говорили, что больше нас слушать не будут. А так — больше интервью или заявок на концерты после этого эфира у меня не стало. И это не был шаг в сторону в том смысле, что мы, мол, сделали коммерческий продукт. Текст второго куплета написала сама Марина. И первый куплет поется мной для нее, а второй — ею для меня. Это, можно сказать, памятник нашим отношениям. И клип тоже. Поэтому тут нет никакой нечестности, продажности. И выложено видео было в Интернет. На телевидение его взяли, только потому что это певица Максим. Наш бы никогда не взяли на телевидение — и не брали.
Я просто очень хотел сделать с Мариной песню. Мы через тернии шли во время записи, съемок клипа, было много перепадов, когда хотелось все бросить.
Сейчас в эпоху Gangnam Style какой смысл снимать красочные, сложные, лиричные клипы?
Для себя. Ты делаешь, потому что ты это хочешь. Сейчас будет клип «Паук» от того же режиссера, что и у «Живи» — он такой же замороченный. Все оттого, что я не вижу другого творческого решения. Именно по этой причине мы делаем альбом не на коленке. У нашего клавишника есть прекрасный компьютер, мы могли бы все спокойно там свести, потом отмастерить за две копейки: студий сейчас много. Но, вместо этого, мы берем крутую студию, потом отправляем результат на мастеринг в США за большие деньги — именно потому что не хочется пофигизма.
Почти все музыканты, с кем бы ни приходилось говорить — от Pompeya до «Браво» — мотивируют доведение до ума своих записей на Западе тем, что у нас, мол, все ужасно. Почему никто не пытается ничего придумать здесь при таких-то возможностях?
Возможности огромные, а мастерингом рок-музыки нормально занимается только один Борис Истомин в Москве — и у него там огромная очередь. Вообще, это все связано с дорогостоящим оборудованием, с недешевым и очень специфическим процессом, к которому прибегают далеко не все. Многие предпочитают у себя пару плагинов подкрутить, выдать все это за мастеринг и — пофиг! И неважно, что в одной машине у тебя эта пластинка будет звучать с басами, а в другой — будет невозможно ни одного слова понять, потому что она шипит.
Когда речь идет об эпических музыкальных конструкциях, типа нашей, то мы не можем наплевательски относиться к процессу записи. Музыка будет звучать плоско. Мы пишем квинообразные симфонические полотна широкими мазками, которые надо смотреть в хорошей галерее с правильным светом, чтобы было пространство и можно было посмотреть с разных углов — а не в замусоренном подвале, где горит одна лампочка. Для нас эпичность важна. Мне кажется, внутренне мы — такие стадионные чуваки.
Что происходит с проектом Zero People? Он ведь стал одним из перспективных новичков на «Нашем радио»
Вот об этом я не знал, кстати. На самом деле, перспективность Zero People подтвердилась всякими премиями, в Last.fm он вошел в десятку главных открытий. Сейчас готовится новый альбом — летом сядем записывать. Но, на самом деле, мы еще не решили, что и как. Потому что не хочется делать пластинку в том же самом настроении. В общем, проект живой, но неясно, в какую форму жизни он перекочует в стилистическом плане.
При этом, с вами играл и пел Джон Форте. Вас как-то заметили зарубежные музыканты? Не было идеи превратить Zero People в эдакий продукт для зарубежного слушателя, оставив Animal ДжаZ для внутреннего потребления?
У нас есть три песни, записанные на английском с хорошим текстом — не моим, — но мы пока не придумали, что с этим делать. У нас сейчас появился новый, серьезный директор — посмотрим, что он предложит. Мы вообще на Запад не сильно рвемся.
Во время записи нового диска Animal ДжаZ вы решили попробовать краудфандинг. Это ведь большой риск: можно серьезно прогореть.
Мы ничего не теряли, на самом деле. Ну, не собрали бы мы средств, и тогда выпустили бы диск на свои деньги, а потом долго и нудно возвращали их многочисленными концертами. «Эгоист» мы отбивали год, затянув пояса. Он обошелся нам очень дорого. Деньги нам никто не вернул, альбом все скачали бесплатно с пиратских сайтов, а то количество денег, которые нам перечисляли пост-фактум — оно просто смешное: там даже одна песня не окупилась. А ведь если бы скачивания учитывались, этот диск должен был стать четырежды платиновым по европейским меркам.
Но ведь тогда на многих пиратских сайтах указывалось, что, мол, песни предоставили музыканты Animal ДжаZ.
У нас была иллюзия, что люди все-таки возьмутся за ум. И оттого в отношении краудфандинга я был скептически настроен. Но оказалось, если людям предложить четкие правила, они втянутся в это дело. Например: заплатите такую-то сумму — и в результате гарантированно получите футболку или постер. В противном случае, если вам они понадобятся, их долго придется где-то искать.
Если существуют какие-то определенные правила игры, то русский человек будет по ним играть. Если они не противоречат его мировоззрению. Мы, россияне, не такие уж позорники и воры. Нужно дать человеку понять, что он помогает выпуску альбома любимой группы, что он выступает таким сопродюссером. Адресность — огромная сила.
Вы постоянно сейчас участвуете в эфирах христианского радио. Почему?
Это радио при Александро-Невской лавре, православный канал. Но там есть несколько передач на общечеловеческие темы без религиозного уклона. Конкретно наша передача посвящена обыденным вопросам, которые мы обсуждаем со священником. Они ведь авторитетные люди — негативно сейчас принято относиться только к митрополитам и патриархам. А отец Иларион выступает фактически как психолог, но его суждения подкреплены мощной идеологической, религиозной структурой. Если обычный психолог, к которому ты приходишь на прием, исходит из своего опыта и образования, то Иларион опирается на каноны, которые существуют помимо него.
А какова ваша роль в этой программе?
Мой друг эту программу придумал и позвал меня в качестве гостя. Интересное сочетание — рок-музыкант и священник. Он ожидал, что у нас возникнет какая-то дискуссия, а у нас ее нет, потому что я с батюшкой во всем согласен. В итоге большее время говорит отец Иларион, а мы, как обыватели, ему задаем вопросы.
На прошлом альбоме у вас была песня «Поп», где вы довольно иронично поете про Химкинский лес и гражданскую активность как таковую. Тогда вы говорили, что это, наверное, единственное ваше возможное политическое высказывание. После 2012 года, когда многие ваши коллеги, так или иначе, участвовали в политической деятельности, для вас что-то поменялось?
Каждому — свое. Я тут на стороне певицы Земфиры, которая занимается исключительно своим внутренним миром, и если ее что-то и волнует, она об этом не высказывается — по крайней мере, в песнях. Я предпочитаю говорить о тех вещах, которые вечны: любовь и ненависть, радость и несчастье, спокойствие души утром или вечером. Эти вещи намного важнее любого митинга. Если кому-то нужно выходить на площадь — пожалуйста. Я на стороне тех, кто стремится изменить мир, начиная с себя самого.
Именно поэтому вы выбрали в трибьюте «Аквариуму» «Поколение дворников и сторожей»?
Для меня в ней самый главный — третий куплет: «я сам разжег огонь, который выжег меня изнутри. Я ушел от закона, но так и не дошел до любви». А «Поколение дворников и сторожей» известно, о ком написана: не о политических движениях, а о своих чуваках знакомых — тех творческих личностях, работавших в кочегарках. В этом смысле она неполитичная песня. У нас она звучит с такой... эпичностью.
С «ютушным пафосом».
Можно и так сказать. В любом случае, я имел в виду, что это, опять-таки, крик внутрь самого себя. И новый альбом — о том же. Страшно стоять перед зеркалом, снять очки и хотя бы пару минут молча смотреть себе в глаза. Это очень страшная история. Не знаю, как у других, но я не могу выдержать больше тридцати секунд. Потому что я этого человека не знаю и боюсь. И мне интереснее узнавать его, чем бежать под чьим-то знаменем, потому что я наверняка там ошибусь.
А с тем человеком в зеркале вы стали меньше сейчас ошибаться?
Нет. Я ошибаюсь апокалиптично, как и раньше. И все вопросы, которые я задаю сам себе, по-прежнему для меня не решены. И поэтому они не теряют актуальности для меня. И поэтому я пою о них из года в год.
При этом сейчас есть ощущение, что внутренний, идейный запал русской рок-музыки ушел в рэп, который намного больше востребован среди целевой аудитории.
Да. Потому что они — круче. И «Каста», и Ноггано говорят понятным и человеческим языком о достаточно крутых вещах на очень хорошем поэтическом уровне. Они говорят об этом на языке улиц. Рокеры поют о судьбах человечества — а эти вопросы мало волнуют парня со Ржевки и Пороховых: у него загасили соседа вчера — ему это важнее. Или рокеры погрязли в собственных переживаниях, в которых слишком много безысходности — пусть они и ближе людям.
А вы сами, по-вашему, говорите языком, близким и понятным человеку с улицы?
Я двенадцать лет пою об одном и том же. Держу флаг внутренних страданий и противоречий. В этом отношении я где-то посередине между улицами и эпичностью. И я тут нашел впервые очень много пересечений с Земфирой на ее новом альбоме: мы мыслим разными категориями, но с одной направленностью. Я бы с ней с удовольствием познакомился сейчас. Ее песни я слушаю больше, чем свои — у меня так впервые.
Концерт Animal ДжаZ: Клуб А2, 30 марта, 20.00
Интервью: Николай Овчинников
Комментарии (0)