Жюри МФМК во главе с режиссером Владимиром Меньшовым присудило главный приз кыргызской картине «Курманджан Датка» режиссера Садыка Шер-Нияза. Фильм повествует об исторической судьбе предводительницы алайских киргизов в XIX веке, при которой киргизы присоединились в состав Российской империи.
Решение жюри вызвало неоднозначную реакцию критиков. Так, независимый эксперт фестиваля — дипломированный историк Дарья Митина назвала киргизский фильм «оскорбительно антироссийской картиной».
«Финальный титр картины уведомляет, что Курманджан прожила до 1907 года и что только через 85 лет после ее смерти Кыргызстан стал свободным, получил независимость. И это звучит вызывающе, особенно на фоне того, что Россия показана в фильме в негативном свете: у нее, судя по картине, колонизаторская, завоевательная и агрессивная роль по отношению к кыргызстанским племенам, что неправда. Я историк, прекрасно знаю источники. Общеизвестно: алайские кыргызы вступили в состав России добровольно, у самой Курманджан были достаточно уважительные отношения с Российской империей... Казанский фестиваль — российский, мне непонятно, почему сюда привезли откровенно антироссийскую картину с множеством элементов исторической лжи. Возникает вопрос к отборщикам казанского форума: как и почему «Курманджан...» Садыка Шер-Нияза попала на конкурс?!» — сказала она.
Мы также недоумеваем по поводу нахождения этого фильма в конкурсе, но совсем по другим причинам. Претензии на историческую недостоверность фильма излишни. Жанр исторического кино всегда говорит больше о времени создания фильма, нежели о событиях в нем происходящих. Было бы ошибкой ожидать от российских фильмов вроде «1612» или «Орда» адекватной интерпретаций событий прошедшей исторической эпохи. Наоборот, практически все клеймят такое кино выражениями «пропагандистский» или «обслуживающий современный режим». То есть в контексте российского кино бутафорская кольчуга не вводит нас в заблуждение. Поэтому странно, что мы отказываем в праве снимать такое кино бывшим советским республикам.
Ближайшими реферанами фильма «Курманджан Датка» являются «портретные фильмы» сталинской эпохи, посвященные великим историческим личностям. «Курманджан Датка» обладает всеми чертами такого кино: персонажи превращены в символы и освещены высшим благословением, герои разговаривают афоризмами, будущее героев предопределено с самого начала сообразно их исторической судьбе. Курманджан с молодости демонстрирует зрелое неприятие несовершенств окружающих порядков и вся ее последующая деятельность направлена на искоренение этих недостатков. Она окружена инертными консерваторами, в то время как сама является носителем безапелляционной правоты, прогресса и справедливости. В подобном же ключе в СССР снимались фильмы о Ленине либо Горьком, где герои с рождения начинают пламенную революционную деятельность против однозначно плохого царизма. Другое дело, что по этому же канону успешно работают на Западе. Можно провести мысленный эксперимент и переложить сценарий «Курманджан Датка» на мультфильм от Диснея. Нужны лишь небольшие изъятия из сценария, чтобы получился мультфильм «Мулан».
В первых же кадрах компьютерная анимация с картой Средней Азии сообщает зрителям, что главная проблема Кыргызстана XIX века - разрозненность. С такой завязкой фильм предсказуемо превращается в эпос о «собирании земель» и возрождении нации и как следствие в миф о сотворении, усугубленный навязчивой метафорой «Курманджа — мать киргизской нации». Такими же киномифами были «Рождения нации» Гриффита или «Октябрь» Сергея Эйзенштейна. В «Курманджа Датка» логично для своего жанра присутствует тема превосходства киргизской нации. Точно так же Гриффит постулирует превосходство белых европейцев, а Эйзенштейн рабочего класса. Но так как они экранизируют большую Историю, то прошлое идентифицируется как пережиток, который следует уничтожить, а носителями прошлого в названных фильмах предстают коренное население Северной Америки и буржуазные классы царской России. Здесь также превосходство киргизов определяется не в сравнении, например, с русскими, а в сравнении с состоянием отсутствия единой нации как таковой. Именно поэтому сюжет поставлен в патетичную рамку, где вначале ставится проблема — «раздробленность», — а в финале появляется титр о наличии независимого государства Кыргызстан. Так, фильм примиряет современный Кыргызстан с его национальной Историей, прерванной большим Советским нарративом. Само слово «история» звучит в фильме в самом конце, когда один из фотографов, делающий портрет героини, говорит «Мы сохраним эту великую женщину для истории и сами попадем в нее, благодаря ей». И если фотография действительно сохранило нам изображение Курманджан Датка, то этот фильм заново придумал ее.
Появление таких фильмов и их востребованность у аудитории (фильм стал лидером кыргызского проката) — симптом кризиса национальной идеи, достойный для культурологического анализа. «Национализм расцветает там, где народ испытывает кризис идентификации, порождаемый обычно комплексом исторической неполноценности. На мой взгляд, это только старт, только начало поворота, траекторию которого предвидеть не берусь. Но вектор очевиден: бывшие советские республики, а ныне независимые страны возьмут реванш и вернут свое прошлое, отнятое идеократией и подмененное фантомом "социалистического первородства"» — отмечает в рецензии на фильм Елена Стишова.
По поводу победы фильма на фестивале меньше всего вопросов к жюри. Глава отборочной комиссии фестиваля киновед Сергей Лаврентьев на пресс-конференции перед началом смотра определил жюри как «добротный советский состав». Они-то как раз и могли увидеть в фильме знакомые и близкие душе соцреалистическеи коды. Поэтому остается вопрос только отборщикам: что делает фильм, созданный для сугубо внутреннего потребления, в конкурсе претендующего на какой-либо вес международного кинофестиваля?
Комментарии (0)