Бабушка, которой Иосиф Бродский писал романтические письма, и дед — основатель театра в Петрограде: семья Федора Гамалея имеет самое прямое отношение к Петербургу, а биографии его родственников стоило бы экранизировать. Среди них — создатель отечественной микробиологии Николай Федорович Гамалея (это в институте его имени создали вакцину «Спутник V»!), фрейлина императрицы Екатерины II, директор Императорской публичной библиотеки и сооснователь Санкт-Петербургского философского общества, художник-мирискусник. А еще астрономы, геологи-первооткрыватели и театроведы! Тем временем Федор — актер, модель, экс-ЗОЖ-блогер и в прошлом капитан бегового клуба — продолжает творческую линию: дебютировав в сиквеле культовых «Гардемаринов» Светланы Дружининой, он строит карьеру в кино.
Как прапрапрадедушка Федора совершил революцию в эпидемиологии и победил в России чуму, холеру и тиф
Напомню, как мы познакомились. На вечеринке в Доме Радио я от удивления спросила: «Извините, вы такой красивый, а как вас зовут?» — «Федор Гамалея». «Звучит как институт!» — «Так и есть, Николай Федорович — мой прапрапрадед». На секундочку, имя Николая Гамалея носит Центральный институт эпидемиологии и микробиологии в Москве, создавший вакцину от ковида. На тебя не давит величие фамилии?
Я знал, что будет этот вопрос.
Я догадывалась, что не буду оригинальна.
Истории про моих родственников звучат как легенды. И не только о прапрапрадедушке. Но осознание того, что все они были реальными людьми, то придавало мне сил, то наоборот. В детстве я легендарности предков отчета особо не отдавал, но когда мама приходила со мной к врачам, те спрашивали, имеем ли мы какое-то отношение к Николаю Федоровичу. Услышав ответ, они даже привставали и говорили, какая честь для них соприкоснуться с потомками Гамалея, основавшего русскую микробиологию.
Требую подробностей про этого великого человека!
Николай Федорович родился в Одессе в 1859 году. Учился сначала в Новороссийском университете, а затем закончил Петербургскую военную академию. Одним из первых в Российской империи он начал развивать отечественную бактериологию, и в 1885 году на конкурсной основе его избрали для командировки в Париж к Луи Пастеру (химику и микробиологу, открывшему пастеризацию, изобретателю вакцин от холеры и бешенства. — Прим. ред.). Там Николай Федорович изучал бешенство и даже привез с собой укушенного мужика из Смоленска, потому что французский ученый отказывался давать разрешение на создание прививочных станций в других странах. По мнению Пастера, новый метод мог бы быть неправильно применен, а потому дискредитирован. Но Николаю Федоровичу все-таки удалось переубедить ученого и открыть в Одессе вторую в мире после Парижа станцию прививок от бешенства. Первые экспериментальные прививки от холеры, чумы, тифа и даже туберкулеза Гамалея ставил себе и супруге, что было признано врачебным сообществом как абсолютный героизм.
Николай Федорович ведь потом еще вернулся в Петербург?
Да, в 1912 году прапрапрадед переехал в Петербург руководить оспопрививательным институтом, а в 1918 году по его инициативе сначала в Петрограде, а потом и по всей стране декретом Ленина была проведена первая всеобщая вакцинация — что было действительно революционно. Это Николай Федорович научил всех мыть руки: внедрение в рабоче-крестьянские массы знания о том, что эпидемии напрямую связаны с гигиеной, — заслуга его мощной просветительской деятельности. По сути, как гигиенист, Гамалея стал одним из основателей системы здравоохранения СССР. Репрессии не коснулись Николая Федоровича в том числе потому, что власть уважала его решение не покидать страну, хотя для этого были все возможности и высокое положение в мировой науке. В 1930-м прапрапрадедушку перевели в Москву для работы в Центральном бактериологическом институте — сегодня этот Национальный исследовательский центр эпидемиологии и микробиологии носит его имя. К тому же Николай Федорович обладал очень редким званием почетного академика Академии наук СССР, к нему были представлены всего три человека, одним из которых был Иосиф Сталин. Конечно, когда я слышал такие истории, то чувствовал необходимость соответствовать, иногда — свою особость. Но это был не снобизм мальчика из московской привилегированной семьи. Мы со старшим братом Даниилом росли в скромной трехкомнатной квартире в Пресненском районе.
Скромная трехкомнатная квартира в центре Москвы... Какой уж тут снобизм!
Ну, я имею в виду, что серебряная ложка во рту с инициалами у меня, конечно, была настоящая, в буквальном смысле. Мне подарил ее крестный Борис Трофимов (один из основателей московской Высшей академической школы графического дизайна, соавтор пиктограмм к Олимпиаде-1980. — Прим. ред.). Но вот то, что многие понимают под этой фразой, к моей семье не относилось. Серьезно, квартира была небольшой и первые четыре года мы жили там впятером: бабушка Генриетта Николаевна, с которой я по утрам делал гимнастику, папа, мама и брат. В 1990-х было непростое время для всех, помню, мы даже сдавали комнаты знакомым иностранцам, что имело и свои бонусы в виде модной одежды и заграничных вкусностей. А вот детство нашего отца, Василия Александровича Радлова, прошло в двухэтажной квартире на Таганке, где был продуктовый лифт, на котором поднимали блюда из кухни в столовую. Но я об этом только рассказы слышал.
Ты упомянул про особость — о чем это для тебя?
Я ощущал ее так, что за моей спиной всегда есть надежные фигуры или ангел-хранитель. Возможно, так я понимал силу своего рода. Когда осознаешь, что проблема кажется сложной только в данный момент времени и из этой точки восприятия, но все обязательно разрешится наилучшим для меня образом. Это доверие пространству я хотел бы передать и своим детям, их у меня к 34 годам двое: Лаврентий и Лиза, им уже четырнадцать и одиннадцать лет. Конечно, я не сразу к этому пришел. Были у меня и знатные качели: то я верил, что делаю все лучше всех, даже если результат был посредственный, то мне казалось, что я безнадежен — особенно когда бюст прапрапрадеда смотрел на меня с полки. В юности я был тем еще максималистом. Наблюдаю сейчас такой же максимализм у Лаврентия и думаю: быть тинейджером — очень непросто! Иногда я советуюсь с мамой, и она такая: «Да-да-да, а ты себя вспомни!»
И что же ты вспоминаешь?
Что характер и у меня был, прямо скажем, не подарок. Помню, как бабушка Генриетта Николаевна как бы невзначай познакомила меня с деканом ВГИКа, когда мне нужно было поступать в институт. Вся моя семья так или иначе вращалась в актерской среде. Бабушка в свое время даже помогала режиссеру Михаилу Ароновичу Литовчину создавать ГИТР — Гуманитарный институт телевидения и радиовещания, а потом работала в Музее кино. Мама, Ксения Юльевна, мечтала стать актрисой, но закончила факультет театроведения и была в ГИТРе проректором по творчеству. При этом я тогда был абсолютно убежден, что режиссер — не профессия, и поступил в Плехановскую академию на маркетолога. Уже в процессе понял, что учусь там, где мне вообще не интересно, но из принципа факультет окончил. Теперь, снимаясь в кино, я понимаю, как бы мне пригодилось вгиковское образование. Но тогда меня было не переубедить: если уж решил, что буду маркетологом, значит, доведу дело до диплома. Тут вспоминается семейная история про нашу фамилию, которая не склоняется. За год до смерти Николая Федоровича, ему тогда было 89 лет, с трибуны какого-то совета его чествовали за заслуги и вещали: «...академика Гамалею... Благодарны Гамалее...» — и так далее. Он сидел-сидел, а потом тихонечко сказал: «Спасибо большое. Вы знаете, я уже, конечно, не мужчина, но вот женщиной точно никогда не буду». Ну вот и я в свои 19 лет решил по-своему воплотить в жизнь этот принцип.
Из модельного бизнеса в киноиндустрию: не так легко, как кажется
Сейчас режиссеры часто говорят, что снимать непрофессиональных актеров интереснее, к ним не пристало амплуа, и от этого они более пластичные.
Я учился на актерских курсах, где, кроме меня (на тот момент с одной ролью и несколькими эпизодами в портфолио), остальные сорок человек с профобразованием уже либо служили в театрах, либо активно снимались в кино. Честно, мне было страшновато выходить с ними на сцену. Но я вышел. То, что пугает, может стать ресурсом.
Что дает вуз актеру? Возможность получить все инструменты, которые существуют, и взять те, которые подходят именно тебе. Мне же приходится самому искать их буквально на ощупь. Я десять лет работал моделью, но там совсем другой подход. Я обожал съемки и максимально ответственно к ним относился. Достаточно хорошо изучил и себя, и особенности процесса: мы могли сделать отличную съемку буквально за полчаса. Мне было важно не только хорошо выглядеть, но и нести определенную энергию — для меня это нераздельные вещи. Я видел в этом особый смысл — отдавать людям свой свет, и трудился над тем, чтобы его генерировать в себе. Или отражать, если быть точнее. В кино, конечно, все по-другому.
Почему? Кино требует больше ресурса?
Кино — это практически всегда долгий процесс и часто неэкологичный по отношению к себе, своему физическому и ментальному здоровью. Съемочный день закончился, а ты как подключился к своему персонажу, так с ним и остался. С опытом я стал понемногу закрываться, потому что тяжело чувствовать то, что тебе не нужно, все время эмпатировать.
Мне рассказывали, как Олег Табаков, стоя в слезах на сцене, мог отвернуться от зала, хитро подмигнуть своим коллегам и, повернувшись обратно, продолжить рыдать. Высший пилотаж, когда ты умеешь так управлять собой. Мне это пока кажется недостижимым, но очень интересным. Ведь самое крутое, когда недостижимое в итоге становится твоим инструментом. Поначалу мне приходилось максимально погружаться в своего героя, дорисовывать из себя: почувствовать, как герой сопряжен со мной, с моим детством, с моей жизнью. Поиск, сбор разных деталей — и непонятно, что из этого сработает. Это дико изматывало не только меня, но и моих близких.
Моя жена — стилист, креативный директор и создательница агентства визуальной коммуникации Sputnik Supervision Василиса Гамалея-Гусарова — как-то заметила: «Федя, ты понимаешь, что я два месяца прожила не с тобой, а с капитаном де Ломбарди?» (герой фильма Светланы Дружининой «Гардемарины 1787. Мир». — Прим. ред.). А мне-то казалось, что я в порядке. Я не мог себя объективно оценить.
И где реальность давала сбой?
Мне казалось, что я на пробах все сделал классно, а мне: «Спасибо, до свидания». Или наоборот. Как-то я так себя извел, что даже позвонил своему агенту: «Слушай, я не справляюсь с ролью, надо уходить из проекта», — был уверен, что играл отвратительно. Он мне перезвонил: «Федор, ты что, режиссер очень похвалил тебя сегодня». Наверное, это потому, что я и к себе, да и к другим супертребователен. Помню, как работал с начинающей режиссеркой, и она в конце смены говорит: «Не очень, но сняли!» Я удивился: «Пока вы не скажете, что сняли то, что хотели увидеть, мы отсюда не должны уходить». Это мое понимание профессии. Когда мы с братом вели блог о спорте GoBro, а потом создали беговой клуб, для которого делали видеоконтент — ролики и документалки. Картинка была у меня в голове заранее. Если коллеги не сразу в нее попадали, значит, я неправильно объяснил, но раз уж мы собрались, то нужно добивать до хорошего результата. Бывает, что режиссеры идут на компромиссы, потому что вылетание из графика влечет за собой огромные расходы, а в итоге получается посредственное кино.
Атаманы, масоны, геологи-первооткрыватели и бабушка — покорительница Эльбруса и дедушки Юлика: разбираемся в материнской линии
Что в вашей семье передается по наследству?
Наверное, умение держать лицо и чувствовать стержень, что бы ни происходило. Жизненные пути моих предков были тернистыми. После революции дворянские семьи Гамалея и Радловых (по отцу) потеряли состояния. Нас воспитывали в готовности всего лишиться — хоть в твоем роду и есть сколь угодно влиятельный родственник, система может в любой момент тебя перемолоть. Николай Федорович Гамалея уже в статусе академика написал письмо Сталину с просьбой вернуть из ссылки репрессированного внучатого зятя Цезаря: его любимая внучка Надя осталась в Петербурге одна с двумя детьми. Но он пропал без вести, и Николай Федорович усыновил своих правнуков. Двоих сыновей академика посадили, и он ничего не смог с этим сделать, хотя и бился. Одного из них, Федора, тоже ученого-микробиолога, должны были расстрелять, но в итоге высшую меру заменили на ссылку, запретив приближаться к Москве.
А в кого из родственников ты спортсмен?
Дедушку Юлика — Юлия Цезаревича Гамалея, геолога и поэта, — я не застал, он погиб в экспедиции в Хабаровском крае до моего рождения: решил пересечь горную реку с водопадом на лодке. В детстве я думал, что это абсолютный героизм. Бабушка с дедушкой познакомились на Эльбрусе — Генриетта была заядлой лыжницей и покоряла горные вершины, а в итоге покорила Юлика. В свои почти 90 лет она для меня пример стойкости, упорства и элегантности. Какое-то время они жили всей семьей на Кубе, моя мама была тогда совсем маленькой. Еще дедушка исследовал месторождения в Африке, в письмах он делился, что у него есть своя ручная обезьянка. Все детство мама страстно мечтала о собственной обезьянке! На шкафу у нас стояло чучело крокодила, которое он привез из поездки.
Дедушка был очень творческим человеком. Занимался резьбой — из кокосов и дерева выпиливал маски наподобие африканских, его инструменты у нас хранятся до сих пор. Писал и издавал стихи, а еще был одноклассником и близким другом режиссера Марка Захарова, иногда даже играл у него в театре. У Юлика была наследственная квартира в сталинке, в которой располагался бывший прадедушкин кабинет с комнатой для прислуги. И дедушка водил в нее Марка Анатольевича и другую шпану, потому что в квартире была ванна и можно было принять душ, что по тем временам было редкостью, все ходили мыться в бани. Дедушка был для меня героем, с которым я мечтал повстречаться.
Наверное, это непросто: мифический, а не реальный образ остается идеальным и недостижимым. То есть что бы ты ни делал, его не превзойти.
Да, когда твоего предка Пушкин упоминает в «Полтаве»:
И на протяжный слабый крик
Другим ответствовал — тем криком,
Которым он в весельи диком
Поля сраженья оглашал,
Когда с Забелой, с Гамалеем,
И — с ним... и с этим Кочубеем
Он в бранном пламени скакал,—
то поневоле спрашиваешь себя: «Федя, а ты-то кто?» Ну вот я на съемочках сегодня. Невольно можно начать сравнивать, но зачем? Известно, что один из Гамалея был атаманом и послом Богдана Хмельницкого в Турции. Я, кстати, стараюсь своих детей легендарностью не перегружать, как-то заземлять их на реальность. Стараюсь приучать их, особенно Лаврентия, умению действовать. Хочешь чего-то? Подумай, как этого достичь. Сын ныл, что мечтает играть в баскетбол. Я предложил ему самому разобраться, уточнить у друзей, где какая школа, и самому выбрать, в какую из них пойти. Он справился, и я им очень горжусь, да и он сам собой. Уже год отзанимался и даже выступал на соревнованиях.
Фамилия открывала тебе недоступные для других двери?
Нет. До изобретения в 2020-м вакцины против COVID-19 Институтом Гамалеи эту фамилию знали разве что совсем-совсем пожилые профессора, некоторые из них у Николая Федоровича учились. Студенты помнили его как преподавателя, у которого всегда можно было одолжить денег. Ну как одолжить — он никогда не просил вернуть долг. Такая щедрость тоже считается одним из семейных качеств. Один из моих прапрапрапрадедов, Семен Иванович Гамалея, был масоном, основателем московской ложи «Девкалион», другом и сподвижником Николая Новикова, журналиста, издателя и одной из крупнейших фигур эпохи Просвещения в России. Когда Семен Иванович — поэт и переводчик мистических и алхимических книг — вышел в отставку, ему было пожаловано 300 душ крепостных, от которых он отказался, заметив, что не знает, что делать с одной-единственной душой. Затем он и вовсе раздал свое состояние нищим, безвыездно поселившись в Авдотьине километрах в трехстах от Москвы, когда начались гонения на мартинистов (орден, чья доктрина в том числе описывает возвращение человека в божественное путем реинтеграции — духовного просветления, которое достигается сердечной молитвой. — Прим. ред.). Когда у него еще были слуги, один его обокрал и бежал. Но его поймали и привели к Семену Ивановичу, на что тот дал еще денег и велел отпустить. За все это его называли «божьим человеком».
У нас в семье культивировалось понятие чести и то, что сильный не будет подчинять слабых, а будет подавать им пример, который они запомнят на всю жизнь. Что-то вроде равенства: я приветствую это в себе и приветствую в тебе, мы одинаковые. Я ездил на могилу прапрадедушки в то село. Там сохранились церковь с масонскими знаками и старый флигель. По легенде, под ним находятся затопленные подземелья, где печатались и хранились книги на тему оккультизма.
Художник-мирискусник и автор журнала «Крокодил», прабабушка-астроном и бабушка, которой Иосиф Бродский писал письма, — линия отца и петербургские корни
Почему ты носишь фамилию по матери — Гамалея, а твой брат — Радлов, по отцу?
Родители так решили, чтобы не прерывать династию. Радловы — тоже очень интересный род. Моя прабабушка Лида родилась в Петербурге в семье художника и профессора Академии художеств Николая Эрнестовича Радлова. Его отец — сооснователь Санкт-Петербургского философского общества и директор Императорской публичной библиотеки — женился на дочери адмирала, двоюродной сестре художника-модерниста Михаила Врубеля Вере Александровне Давыдовой. Прапрадедушка Николай Эрнестович, талантливый иллюстратор, шаржист и карикатурист, много печатался, в том числе в альманахе мирискусников «Аполлон», а после революции — во многих советских журналах, например, в «Крокодиле». Его «Рассказы в картинках» на тексты детской писательницы Нины Гернет печатались миллионными тиражами.
Судьба родного брата прапрадедушки, режиссера, драматурга и теоретика театра Сергея Радлова, сложилась непросто. Он работал со Всеволодом Мейерхольдом, создал свой театр в Ленинграде, а во время блокады эвакуировался с женой в Пятигорск. Там они попали в оккупацию и с театром были отправлены в Берлин, где продолжали работать по профессии в лагерях для военнопленных. После возвращения в 1945-м в СССР их обвинили в измене Родине и сотрудничестве с оккупантами, лишили званий и сослали на десять лет в Рыбинск. Даже там они продолжали заниматься театром. После освобождения Сергей Эрнестович один уехал в Даугавпилс — жена умерла в лагере от сердечного приступа. В конце 1950-х они были реабилитированы как жертвы политических репрессий, и все приговоры были отменены. Через год после полной реабилитации мой двоюродный прапрадедушка скончался.
Прабабушка Лидия Николаевна Радлова окончила физмат ЛГУ и в 1940-х переехала из Ленинграда в Москву. Она была астрономом и популяризатором этой науки: со своим мужем Борисом Юрьевичем Левиным, космогонистом и исследователем комет, написала детскую книгу «Астрономия в картинках», которую проиллюстрировала ее дочь Елизавета. Книга до сих пор суперпопулярна, переиздается и переведена на многие языки. Бабушка Лиза — кладезь невероятных историй. Мы с братом Даниилом даже приезжали записывать на диктофон ее фантастические рассказы, они тянут на самостоятельный подкаст. Например, у бабушки хранится письмо от Иосифа Бродского, ей адресованное.
А что насчет родителей?
У папы Василия тоже интересный характер. Он окончил Московский автодорожный институт, работал в театре в техническом цеху да и много чем занимался. Когда они с мамой расстались, нас с братом воспитывал отчим — Александр Камовский, сын известного владивостокского художника. Вот ты спрашивала, в чем я чувствовал себя особенным. Дело в том, что нас научили свободно говорить то, что мы думаем. Сила человека проявляется в искренности, когда он все называет своими именами. Сейчас такое время, что многое требует некоего подтекста и фильтрования, мне это дается тяжело. Я замечаю, что у многих есть стоп-темы. А я с детства привык обсуждать с мамой абсолютно любые вопросы — от секса до философии. Мы каждые выходные отправлялись на долгие прогулки и разговаривали о самых сложных вещах. И сегодня мы можем вечером на кухне завести интересную и глубокую беседу. Мама в нас очень много вложила. От нас ничего не скрывали. Каждое лето мы проводили в Коктебеле, да-да, в месте, воспетом поэтами Волошиным, Белым, Мандельштамом, Цветаевой. Я до сих пор вспоминаю, как лежа в кровати слышал гул голосов из кухни. Для меня это символ уюта — все хорошо, родители где-то рядом. Тусовка была богемная, мы знали, что существуют сигареты и алкоголь, но это не демонизировалось. Из-за того что не было табу, нас вообще не интересовали запретные плоды, потому что они не были запретными. Нам прививали не столько толерантность, сколько адекватное отношение к реальности.
Как исцеляет осознание связи тела и духа
Ты слышал про психотерапевтические практики работы с родом? Думаю, если сделать семейную расстановку на твоих предков, будет взрыв мозга.
Я делал подобные ритуалы. Я и веганом был, и сыроедом, и глютен-фри, брал аскезы. Мне было интересно ставить на себе эксперименты, что и как работает для меня, как чистое восприятие влияет на события в жизни и уровень энергии. В этом я следовал принципам Николая Федоровича: если хочешь что-то протестировать, делай это на себе. Я был отлетевший по ЗОЖу и практикам. Спортом занимался по несколько часов в день с детства: баскетбол, плавание, скейтбординг, а потом начал регулярно травмироваться.
В 14 лет у меня были дичайшие боли в пояснице, вплоть до того, что я не мог разогнуться. Я с этим смириться не мог и стал заниматься реабилитацией, что постепенно привело меня к йоге. Через боль мне открывались новые методы работы с телом, а затем и с духом. Я осознал, что между ними существует прямая связь, и вспомнил о Семене Ивановиче, моем родственнике-масоне. Лет в 19 я купил книгу мистика и философа Якоба Бёме «Аврора, или Утренняя заря в восхождении» — ее когда-то переводил мой прапрапрапрадед — и пытался найти в ней какие-то ключи. Так я заинтересовался религиями, и эти искания привели меня к буддизму. Чудом попал на учение к тибетскому ламе Нубпе Ринпоче, получил от него посвящение и даже духовное имя.
Почему ты перестал вести блог? Ты ведь был коучем до того, как это превратилось в инфоцыганство.
Да, когда-то мне нравилось быть визионером, пробовать новое и рассказывать об этом людям в нашем с братом ЗОЖ-блоге GoBro. Мы выкладывали рецепты, тренировки, делились лайфхаками. Делали спецпроекты и коллаборации, работали ведущими на телевидении, стали капитанами бегового сообщества Adidas. Сейчас я продолжаю этим заниматься, но делаю это индивидуально, поменял формат. Помогаю людям находить контакт со своим телом, заниматься спортом, избавляться от боли. Но я не особенно об этом распространяюсь, просто передаю свой опыт тем, кому он действительно необходим.
Я вот убеждена, что красота — это род таланта. А что ты думаешь и чувствуешь?
Я всегда спрашивал с себя в два раза больше, понимал, что мне надо много работать, чтобы меня не определяли только через внешность. У меня были прямо комплексы на эту тему. Я помню, как в университете меня преподаватель гонял по всем билетам матанализа: красивый? Ну посмотрим, что ты там можешь. И как давай спрашивать по полной программе, лицо-то мое он запомнил на лекциях. Но это тогда. А в целом — красота открывает двери.
Текст: Ксения Гощицкая
Фото: Егор Шабанов, архивы пресс-служб
Ассистент стилиста: Елизавета Блохина
Стиль: Элла Савина
Визаж и волосы: Ксения Козьминых
Свет: Lobster studio
Комментарии (0)