ТОП-50: Рафаэль Хакимов

Для кого написаны эти книги?

Я думал, что это довольно тяжелое для чтения академическое издание, написанное сугубо научным языком, что по нему государственные органы будут ориентироваться в нашей истории, работать ученые, аспиранты, студенты (ведь там есть и приложения с источниками, хрониками прошлых лет). Но данные Национальной библиотеки показали, что их читает широкая публика, они даже более популярны, чем художественная литература.

На этом работа не останавливается?

Сейчас мы работаем над историей населенных пунктов Татарстана и татарских деревень России — и существующих, и исчезнувших. Идея об этом возникла очень естественно, потому что о селе пишут многие краеведы, в том числе любители, нам часто заказывают написать, к примеру, историю района, интересуются родословными.

Нам было интересно, как в деревнях сохраняется татарская культура, какую роль выполняет сегодня, почему умирает одно село, но живет соседнее. Чтобы изучить это собственными силами, не хватит и пяти подобных институтов. Поэтому мы разрабатываем методику, привлекая активистов, переделываем наш сайт, в октябре он превратится в инструмент для работы в режиме диалога, чтобы краеведы на местах искали то, что надо для науки. Порой они обращают внимание на мелочи, а важные для нас названия, гидронимы для них несущественны. Я думаю, пять томов для начала мы выпустим. А там посмотрим.

То есть с «Историей татар» исследования закончены?

Некоторые темы — сибирские татары, кряшены, нагайбаки — разрабатываются и далее. К примеру, том о Золотой орде мы готовим для издания в Европе с Оксфордским университетом, убираем кое-какие детали, при этом выпячивая мировую роль Орды.

Татары всегда были сильны своей открытостью, умением впитывать чужие знания. Но как уйти вперед, при этом сохраняя традиции?

Это проблема любого народа. Индейцы решали ее через резервацию, татары — люди открытые, и это ведет, в частности, к ассимиляции, которая ярче всего выражена в языке. Люди переходят на русский, но при этом идентичность сохраняют. Да, какие-то потери есть, потому что язык – носитель исторических ценностей, культура несет исторические навыки. Русский выводит их на более широкую арену. Изучая вопрос, мы выяснили, что человек сохраняет идентичность, пока помнит свое происхождение. И сейчас идет всплеск интереса к родословным, у нас даже появилась не совсем академическая нагрузка по их составлению. Но мы не можем игнорировать эту потребность, потому что появились шабашники, которые, по сути, подобными услугами торгуют на рынке и довольно грамотно работают. К тому же родословная, совмещенная с анализом ДНК, часто дает нам новый материал. Правда, пока мы пробуем эти методы в узком кругу, не афишируя, потому что в генетической сфере существует немало спекуляций, поскольку методологические подходы еще не выработаны.

Вы уроженец Старо-Татарской слободы. Что вас беспокоит в ее развитии сейчас?

Многое, ведь я также возглавляю республиканское отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. На моих глазах разрушали Казань, в Кремле мы ложились под бульдозеры. Однажды за ночь была сожжена улица Ханского периода - теперь там гаражи. Для слободы мы написали концепцию возрождения, но потом вмешалась и официальная власть, и религиозные деятели, которые брали здания как вакф (имущество, переданное на религиозные или благотворительные цели — прим. ред.), осовременивали их и продавали. В итоге мы имеем нынешнюю улицу Каюма Насыри. Поэтому мы перестали имамам передавать документы, пусть сами копаются в архивах и выясняют, что принадлежало мечетям. Слободскую жизнь уже не вернешь, это не реально. К тому же татары перед самой революцией стали скупать дома уже по всей Казани.  

Считаете ли вы себя летописцем последних десятилетий? Ведь вы, во многом, и творили местную историю.

Дневника, как мой коллега, профессор истории Индус Ризакович Тагиров, не веду. Но постоянно даю интервью, вероятно, это и есть мои летописи. Мемуары писать не тянет, хотя, возможно, пора. Пока у меня много работы. В седьмом томе мы попытались описать последние двадцать пять лет, не все удалось.

Верно, вам мешает вовлеченность в происходившие события?

Да, есть некие границы, ты не все еще можешь говорить до конца. При это я могу четко интерпретировать те или иные документы, что было написано между строк. Ведь нынешние ученые часто говорят — как же, здесь же стоит подпись Шаймиева! Но не все документы равноценны, кое-что имелось в виду между строк, зачастую проговоренное устно обретало больший вес, нежели прописаное на бумаге.

Отец ученого - классик татарской поэзии Сибгат Хаким. После окончания КГУ в начале семидесятых Хакимов работал старшим инженером проектного бюро Таттрансуправления. В 1991 году стал государственным советником по политическим вопросам при Минтимере Шаймиева (договор о разграничении полномочий Татарстана с Москвой набирался на его компьютере). Через пять лет возглавил Институт истории АН РТ.

Текст: Радиф Кашапов

Фото: Зоя Антонова

Голосовать за номинантов можно раз в сутки на сайте премии.
Дата окончания голосования - 11 декабря.