Фекла Толстая: «Хипстеры, дауншифтеры, циники, обольстительницы — все они есть у Чехова»

Почему вы стали продюсером проекта по Чехову?

В прошлом году мы сделали подобное с «Анной Карениной» вместе с музеем-усадьбой Ясная Поляна. Возникла идея повторить опыт с Чеховым. И мне не безразлично, как это будет сделано. Тогда проект родился очень неожиданно и просто. Есть у меня коллега в Ясной Поляне с говорящей фамилией, Юля Вронская. Она пришла ко мне в московский музей, где я работаю и предложила формат, когда люди читают книжку друг за другом, опробовать с «Анной Карениной». Я предложила, чтобы каждый читал по страничке в разных городах , и все это надо проводить в Интернете, чтобы весь мир принимал участие, а не только люди в одном зале, чтобы текст жил независимо от места чтения. Мне понравилось, как прошел этот проект. Вы видели?

Да. Не весь, конечно...

Ну, я человек циничный, телевизионный, говорила - ребята, минут семь-восемь будут смотреть максимум, хорошо, если осилят пару переключений. Но когда люди говорили потом, что слушали это часами, это не нам комплимент, а Льву Николаевич. Люди включали, слыша, что это новая форма подачи, быстро понимали технологию, но текст оказывался таким хорошим, что хотелось слушать дальше. Я сама тоже слушала часами, я ведь сидела в аппаратной, вышла только для того, чтобы прочитать один из последних отрывков.

На сайте проекта по Чехову есть тест на личность. Вы его проходили? Кем бы хотели быть?

Еще нет. Учитывая, что у меня театральное образование, можно спросить, кого бы я сыграла? Раневскую? Да, конечно. Уж интереснее, чем Нина Заречная. Хотя я надеюсь, что на Раневскую в жизни не похожа. Тут идея в том, что Чехов точен и пронзителен, он ставит такие диагнозы, как доктор, что его персонажи никуда не исчезают, их можно легко найти в современном мире. Нам, кстати, удалось привлечь к проекту Елену Гремину, замечательного драматурга, которая написала пьесу «Братья Че», она показала, как современные хипстеры, дауншифтеры, циники, обольстительницы, вечные студенты, барышни в розовых очках — все они есть у Чехова.

Чем вы занимаетесь в музее Толстого?

Интересными вещами. Музеи сейчас меняются. Из архивов и хранилищ они превращаться в места, открытые для публики. Волна перехода в них журналистов - не случайна. Такие места нуждаются в популяризаторах. К тому же в журналистике делать нечего, я занимаюсь исключительно журналистикой в сфере культуры. А в музее перед вами стоят очень амбициозные задачи: у вас есть экспонаты: фотографии, рукописи, первые издание, например, ручка писателя – из это нужно сделать захватывающую историю. Это нелегко. А как это сделать, когда у вас классический материал. «Война и мир» - разве это новость? Молодежная аудитория скажет: пожалуйста, не надо, нам она еще в школе надоела. Конечно, многое школа испортила, хотя и там есть великие учителя, но есть и бездумное насаждение классики. А когда ты становишься старше, что-то понимаешь в жизни и открываешь Антона Палыча или Льва Николаевича, то видишь, как там все замечательно описано, сколько там жизни.

И интересно мне это не только потому, что я принадлежу к семье Толстых. Я занимаюсь, по большей части, Интернетом. К примеру, мы оцифровали девяносто томов сочинений Толстого при помощи волонтеров. Отсканировали тексты, которые следовало вычитать. Вот кому это надо? Нам говорят, что молодежь хочет только развлекаться, пить пиво и жрать чипсы перед телевизором. Оказывается, нет, очень многие люди хотят делать что-то полезное и серьезное, они не боятся трудных заданий. У нас было академической издание, а мы, по сути, вышли на улицу и сказали: не хотите принять участие? Надо сверять буковки, три раза подряд, очень скучное занятие. И три тысячи человек набежало за десять дней, все сделали за две недели, а не пару лет, как мы распланировали. Секрет в том, что, когда сверяешь буковки, то еще и читаешь тексты. Так многие открыли для себя дневники, письма Толстого. И писали нам: «Если бы я прочел это двадцать лет назад, я бы построил жизнь по-другому».

А что касается выставок — какие у вас были проекты?

Сейчас сделана выставка по рукописям. К примеру, там есть небольшая история того, как Лев Николаевич задумал «Анну Каренину». Толстой в то время писал роман про эпоху Петра Первого. Его маленький сын Сережа, искал, что почитать, мама дала ему томик Пушкина. Книжка осталась на подоконнике в гостиной, Толстой взял ее, стал перечитывать, не смог оторваться, небольшой замысел Пушкина «Гости съезжались на дачу» послужила импульсом к написанию «Анны Карениной». Сначала Толстой по-своему «переписал» пушкинскую сцену, потом из нее как цветок в разные стороны раскрылся, расцвел роман. Интересно еще, что дочь Пушкина, Мария Гартунг послужила внешним прототипом Анны Карениной.

Другая история была про то, что в семидесятые годы позапрошлого века, без специального образования, не изучая, как создавать художественное произведение, Толстой делал то, чему сейчас учат режиссеров во ВГИКе. Сначала он написал «синопсис» - краткое содержание, потом стал работать над «режиссерским сценарием». Он искал «локации» и отправлял, к примеру, Левина, на выставку скота, то в зоосад. Делал кастинг, описывая, как выглядит Анна. Начинал плоско, с некрасивой, вульгарной женщины, которая постепенно становилась интереснее. Подбирал фамилии, искал названия роману: «Молодец-баба», «N. N.», «Два брака», «Две четы», «Анна Каренина»... Мы говорили недавно с Сергеем Александровичем Соловьевым, как замечательно кинематографична сцена скачек. У Ромма была статья о том, как Толстой пишет - раскадровками (и мы так же сделали выставку). Вот общее описание происходящего, а вот Вронский видит уши лошади — и это уже субъективная «камера»! А вот авторская «камера» показывает, как Каренин смотрит на Анну и видит, как она реагирует на то, что упал Вронский. Это современная режиссура!

И мы на выставке показывали, как Толстой пришел к фразам, которые, сейчас для нас хрестоматийны: «Все счастливые семьи…». Конечно, мы не можем говорить, что понимаем полностью, как работал Толстой. Но кое-что мы можем увидеть. И это меня завораживает.

Радиф Кашапов