Поэт, художник, ученый и философ отметил шестидесятилетний юбилей презентацией книги «Заметки казанца» и выставкой графики, арт-стекла и миниатюрной скульптуры в Доме-музее Василия Аксенова.
Вы уроженец Казани?
Нет, я родился на Дальнем Востоке – в военном городке поселка Гродеково Приморского края. Как только начались хрущевские сокращения в армии, отец демобилизовался, и мы переехали в Зеленодольск к дедушке. Мне было тогда около двух лет.
Почему после школы поступили на физфак университета, а не в художественное училище?
Мне нравилась физика– это работа для мозга. Когда на втором курсе началась специализация, я выбрал кафедру молекулярной физики. Параллельно научной на физфаке кипела культурная жизнь вокруг ММТ – Малого маразматического театра: писались тексты, устраивались представления, шоу, выпускалась стенгазета. Мне уже тогда был интересен стык между наукой и искусством.
Когда начали рисовать, заниматься творчеством?
С детства нравилось работать с металлом: мастерить маленькие сабельки из алюминия, солдатиков. В художественной школе я не обучался – ходил в музыкальную. На четвертый год стал прогуливать: шел с нотной папкой к болоту, дафний и головастиков разглядывать. Хотя сейчас, может быть, по-другому бы отнесся к возможности овладеть баяном. Музыку очень люблю. Тогда, увы, было не мое.
Откуда пристрастие к миниатюрности в вашем творчестве?
Может быть, с какими-то детскими фантазиями связано, сказочными героями – Мальчик-с-пальчик, Дюймовочка, Незнайка. В середине восьмидесятых, после восьми лет работы в Институте биологии ушел в НПО «Мединструмент», в лабораторию лазерных технологий, и мне пришло в голову использовать лазер при изготовлении миниатюр.
А как возникло увлечение арт-стеклом?
Я долгое время проработал в КХТИ, а в 2002 году устроился в одну из казанских фирм, при ней мастерская по изготовлению витражей. В прошлом году это направление деятельности свернули. Сейчас для меня стеклянные рыбки, бабочки и декоративные плакетки – важный, но, увы, пройденный этап.
«Звездочет», «Сон рыцаря», «Минотавр на катке»… Эти фигурки хочется рассматривать. Каждая в одном варианте, эксклюзивна?
Вариации делаю, когда скульптурка уходит к покупателю, а воплощенную тему хочется для себя оставить. Жалко расставаться, если недавно сделал.
Является ли для вас идеалом Левша, подковавший блоху?
С Левшой у меня сложные взаимоотношения. «Левша» – маленькая повесть, но в ней три пласта повествования: персонаж, рассказчик и сам автор, который смотрит на рассказчика не без иронии. Это, по сути, не гимн мастерству, а трагический рассказ о том, что иногда мы в упоении не видим очевидного, впадая в наивное самовосхваление. Рассказчик восхищается тем, что Левша подковал «аглицкую» блоху, не замечая, что она после этого перестала скакать. Пружинки механизма было сложнее сделать, чем подковки, которые вывели ее из строя. Повесть Лескова о псевдопатриотизме, который смешон и не смешон одновременно.
Сколько у вас было выставок?
Не считал. Первая состоялась в 1992 году в галерее «Инга» при Музее Горького. Леня Зоншайн и Сережа Иванов предложили мне сделать выставку. Я согласился: почему бы не поделиться тем, что придумал для себя, с людьми, которым это интересно. Выставлял я не только миниатюрки, также графику, стекло. В прошлом году в «Смене» на выставке «Чердак детства» – инсталляции и ассамбляжи из игрушек. В Доме Аксенова выставку «Полиномы» делал совместно с «Ретро-Америкой» Вадима Гершанова.
Мне близок абсурдизм. Нравится творчество Хармса, Введенского, раннего Заболоцкого, Беккета.
Тандем «Тухватуллин – Гершанов» очень плодотворен. Как вы познакомились?
Подружились в интернете, в Контакте. В постах Вадима я сразу увидел умного человека, с юмором, талантливого, увлеченного близкой мне миниатюрной литературной формой – палиндромами и омограммами. После виртуального состоялось и реальное знакомство с этим порядочным и светлым человеком.
Идея книги «Заметки казанца» принадлежала Вадиму?
Да, он издал книжку к моему юбилею в качестве сюрприза. Собрал заметки, которые я выкладывал в соцсетях, и напечатал «на коленке».
Изюминка книги – переводы Тукая. Что вас вдохновило на этот кропотливый труд?
Года три назад на Книжке, нашем блошином рынке, мне попался третий том Тукая 1930-го года издания, на латинской графике. Наиболее интересными показались дневниковые заметки. Ведь Габдуллу Тукая воспринимают как забронзовевшую статую, а тут передо мной возник живой человек – немножко неприкаянный, со своими заморочками. Показалось занятным – дай переведу. Татарский язык я знаю прилично. К тому же дневники Тукая, в отличие от его стихов, не перегружены архаизмами, там даже русские словечки встречаются. Слово «хулиган» - два раза.
В связи с шестидесятилетием не испытываете ли какое-то подобие психологического кризиса?
Желая польстить какому-нибудь не очень юному лицу, обычно вспоминают поговорку про старое вино, которое со временем становится все лучше. И почему-то никто не вспоминает о том, что ведь и урюк слаще абрикоса.
Рашид Тухватуллин – кандидат химических наук. В 1996 году он защитил диссертацию на тему «Межионные взаимодействия в неводных растворах карбоксилсодержащих полиэлектролитов». Научный труд потребовал от него физических методов, математического моделирования и занятий искусством: ученые совершают открытия так же непредсказуемо, как художники – с помощью интуиции. |
Галина Зайнуллина
Фото: Николай Чайка
Комментарии (1)