Блокадный портрет: Борис Николаев

Как для вас началась блокада?

Мне было шестнадцать лет. Постепенно наступал голод, отключалось электричество, все стекла в окнах вылетели при артобстрелах и бомбежках. Некоторые проемы были забиты фанерой, в других горели синие лампочки. Туалетов не было, темнота, холод. Никто из детей на положенные 125 граммов хлеба не выжил. Остались только те, чьи родители добывали еду на стороне. Жуткое ощущение — такова моя блокада. Наша квартира находилась в знаменитом доме Адамини на Мойке, 1. Окна выходили на храм Спаса на Крови и Михайловский сад. Еще мальчиком я любил рассматривать с третьего этажа его полукруглую ограду. А уже в первую блокадную зиму она была полностью закрыта штабелями трупов, как дровами. 26 ноября 1941 года здание было обстреляно, к счастью, никого в тот момент дома не было. За стеной моей комнаты образовался провал с грудой камней и балок.

Вы помните улыбки и смех в блокаду?

Нет.

Как вы попали на фронт?

Мою семью долго не отпускали в эвакуацию, потому что отец был главным бухгалтером ткацко-прядильной фабрики «Веретено». Туда же он устроил меня разнорабочим: учеником столяра, маляра и кровельщика. Еще я рыл окопы и участвовал в уборках города. Но в июле 1942 года нас отправили в Алтайский край, и на следующий год я ушел в ряды Красной армии. Впечатление от войны было непередаваемое, ужасное. При этом остались чудные воспоминания о людях, как достойно и спокойно они делали свое дело. Негодяев и трусов на фронте не было совсем. И даже немцы прекращали стрельбу, когда мы шли в баню на передовой. Сложно оценивать чужие решения, когда на верную смерть добровольно идет более миллиона соотечественников. Мы жили за идею, умирали за нее.

Как вы относитесь к вниманию общественности к блокаде? Не кажется ли вам показным всеобщий патриотизм?

Мне нужен этот патриотизм, и мне необходимо это внимание. Память прошлого, жестокость и ужасы, через которые мы прошли, не должны быть забыты. Страшное дело: когда я узнал, что начинается война, прыгал от радости. Мальчишкой был совсем. Если молодежь прочувствует хотя бы частицу того, что видели мы, они не захотят снова повторить это. Но и нельзя разжигать патриотизм до такой степени, чтобы новому поколению хотелось воевать. Надо культивировать отвращение к боевым действиям.

Каким было ваше возвращение с фронта в родной город?

После войны я служил еще три года, это было очень тяжело. Довольно скотское существование, когда не принадлежишь самому себе. Как теленок: обделался и стоишь. По возвращении домой сразу захотел пойти учиться. А чему учить фронтовика, который буквально прошел огонь, воду и медные трубы? Еще в мирное время я ходил на уроки живописи, позже эта склонность усилилась на контрасте с пережитыми ужасами. Поэтому я окончил Художественное училище имени Серова, а после Институт имени Репина, мастерскую Иосифа Серебряного.

Вы читали воспоминания о блокаде?

Я видел все своими глазами, мне не интересно. Так сложилось, что я очень мало читал после войны. Не до этого было, зато сейчас наверстываю. Что касается фильмов на эту тему, то я очень люблю «Белорусский вокзал» Андрея Смирнова. Эта картина — невероятно тонкая и настоящая. Именно такие люди и добились победы.

Вы пережили тяжелое время, но ваши холсты такие жизнеутверждающие и легкие.

Это естественный результат. Есть такой художник Иван Варичев, он воевал под Ленинградом. Несколько раз случалось, что после боя из всей дивизии он один оставался в живых. Впоследствии он не создал ни одного полотна о войне. И я не могу писать эту боль. Это касается всех, кто пережил тот ужас по-настоящему. До войны я не воспринимал Ленинград как-то особенно: город и город. А в окопах, в мечтах о мирной жизни, он стал явно проступать и прорисовываться в голове. Как голод обостряет вкус, так и ностальгия усиливает картины в памяти. Мокрый асфальт, прекрасные незнакомки, занавески на окнах, горят огни. Когда одна приятельница увидела мою работу «Невский», она сказала: «Боря, это не Ленинград, а твоя мечта». Но я продолжал рисовать поэтический образ, а не реальность. И это обостренное чувство города, Родины уже никуда не уходит. Как бы его передать внукам?

Скажите, как научиться радоваться мирному времени?

Это довольно сложно, я чувствую, как сейчас в стране все больше назревают очаги конфликтов. Редьярд Киплинг сказал: «Что опьяняет сильнее вина? Лошади, женщины, власть и война!». Пусть последняя будет только воспоминанием.

Текст: Кристина Березовская
Фото: Алексей Костромин