Анна Фрадкина

"Я взяла посмотреть прошлую “Собаку” и смутилась – все так умно, все рассуждают на темы искусства и т. д., я даже немного растерялась. Мне говорили, надо рассказать что-нибудь этакое про себя. Чтобы все сказали: “Вау!”". А вообще Анна Фрадкина была скромна, честна и любезно разрешила называть ее на "ты".

– У тебя интервью часто берут?
– В последнее время чаще, чем раньше. Но я ими не довольна. В этом, видимо, виноват мой характер. Все ведь можно сделать лучше.

– Сама когда-нибудь брала интервью?
– Да, но очень мало и еще до телевидения. Когда работала на радио, брала телефонные интервью. Но занималась этим недолго, потому что в какой-то момент меня посадили в эфир, и с тех пор я в нем и сижу – без-вы-ла-зно.

– Как на радио оказалась?
– Случайно. У меня вообще все случайно происходит.

– Все?!
– Очень много случайностей. В детстве не знала, кем хочу быть. Родители сказали мне: "Иди в технический вуз – стране всегда нужны инженеры". Это, учитывая, что у меня были явные гуманитарные наклонности.

– Картошку в студенчестве копала?
– Нет, я выкладывала плиткой какую-то больницу на Урале. Там одна операционная выложена моими руками.

– То есть ты не из Петербурга?
– Я приехала из Уфы. Кстати потом было очень приятно, когда в газетах стали писать: "истинная петербурженка", "петербургская манера подачи новостей", "интеллигентное петербургское лицо". Два раза даже выдвигали на премию "Люди нашего города" в одной номинации с Олейниковым, Стояновым... Премию не дали, но приятно, что Петербург считает тебя своей.

– У тебя много хороших друзей?
– Немного. Я ведь не училась здесь в школе, а хорошие друзья – это, как правило, друзья детства. К тому же я не всех сразу называю друзьями. Есть люди, которые, чуть познакомившись, уже называют тебя лучшим другом. Но я осторожна в таких определениях.

– В школе списывать давала?
– Я и сама списывала. Я была доброй девочкой и не любила тех, кто вредничает, жадничает и не помогает мне.

– А ты жадная?
– Нет. Абсолютно.

– Чем докажешь?
– Берите все! (Отдает свой телефон.)
И, кстати, в институте я списывала. Правда, там было сложнее. Там преподавал мой папа, и я списывать очень стеснялась. Сейчас очень завидую молодым людям, которые приходят к нам на практику, – они знают, чего хотят. Я в их возрасте об этом понятия не имела. К сожалению.

– Сейчас ты знаешь, чего хочешь?
– Да. Я работаю на телевидении, мне это нравится, я люблю новости.

– А чего не хочешь, ты знаешь?
– У меня растет дочь, ей 12 лет. Я не хочу, чтобы она оказалась в такой же неуверенности, как я когда-то. Я попытаюсь ей помочь.

– Когда ты видишь себя по телевизору, что думаешь?
– О, я не люблю себя смотреть! Никогда! А если и вижу, что "Фрадкина что-то говорит в телевизоре", непроизвольно начинаю шевелить губами и ловлю себя на том, что строю серьезные гримасы и переговариваю текст заново. Оцениваю, где хорошо, а где плохо.

– Работа еще не надоела?
– Нынешняя, пожалуй, нет. Но были времена, когда я ездила на работу в пол-четвертого утра. Эти два года практически выпали из жизни. После эфиров ты не думаешь ни о чем, кроме как поспать. Спишь днем, просыпаешься с дурной головой и тут же ложишься спать снова: ведь завтра на работу! Вот вы попробуйте в шесть утра выговорить какое-нибудь слово! Перерывы между выпусками были двадцать минут, и за это время приходилось выскакивать из студии и судорожно писать новости. Когда у меня начал садиться голос, врачи сказали, что даже шахтеры так не работают, и рекомендовали изменить график.

– Но ведь есть и оборотная сторона – узнаваемость…
– Иногда совершенно забываешь о том, что тебя могут узнать. У меня есть любопытное личное наблюдение. Тебя узнают чаще всего, когда ты оказываешься в каком-то окошке, у кассы, например. Видимо, к этому располагает формат телеэкрана. А однажды меня узнали юноши на автомобильной мойке и теперь, когда встречают, говорят: "Анна, а когда вы к нам мыться-то приедете? Приезжайте к нам мыться!"

– Что тебе в жизни помогает?
– Я знаю, что я сделаю больше, если разозлюсь, если сделаю что-то вопреки чьим-то словам "у тебя это не получится, тебе этого не дано". Вот тогда у меня появляется азарт и желание доказать, что мне это "ДАНО". Такая злость для меня – двигатель прогресса.