Журналисты часто задают Алисе Бруновне одни и те же вопросы. "Что толку в них? – с грустью спрашивает она. – Повторяться неловко, а твердить на одну и ту же тему одно и то же по многу раз – устала". Немудрено, актриса крайне занята: по-прежнему играет в АБДТ им. Г.А.Товстоногова, ожидает юбилей, да еще готовит моноспектакль-бенефис в театре им. Ленсовета. Так что встречу с ней, как это принято говорить, иначе, как удачей, не назовешь.
Мы повидались в репетиционном зале. На полу стулья, на них игрушки: большие мишки с носами, мячики, узорчатые коробочки, что то очень детское. Репетиция только окончилась. Алиса Бруновна отдыхает: плавно курит сигарету через мундштук, аккуратно укладывает пепел в пузатенькую карманную пепельницу. Она искренне просит, чтобы разговор не был долгим.
– Я недолюбливаю интервью, потому что, когда вижу печатный вариант, часто обнаруживаю всяческие перевирания. В какой-то степени это и моя вина: увы, не всегда я могу с ходу сформулировать мысль так, как надо бы. Если подобное случается, я расстраиваюсь и испытываю чувство досады.
– А если не задавать вам привычных вопросов, а предложить рассказать людям о том, что вам самой интересно, о чем бы вы поведали?
– Сейчас – ни о чем. Потому что я репетирую новую роль, меня всю занимает только одна тема, и в мою голову с трудом проникают даже самые элементарные бытовые вещи; нет там достаточного пространства для того, чтобы размышлять о чем-то еще, кроме роли.
– Над чем сейчас работаете?
– Вместе с режиссером Владиславом Пази я репетирую пьесу Шмидта "Оскар и Розовая Дама". (Последние двадцать лет Алиса Бруновна не играла в Театре им. Ленсовета, а ведь в свое время Фрейндлих была ведущей актрисой этой сцены. Возвращение связано с бенефисом.) Поскольку это монопьеса и все роли – мои, я нахожусь сейчас в ужасном цейтноте. Фабула такова: пожилая медицинская сиделка вспоминает свое общение с десятилетним мальчиком, тяжело больным лейкемией. Она вспоминает его последние дни: ей удалось превратить их в целую жизнь. В результате он ушел, прожив благодаря ей жизнь, а она в ответ получила от него своего рода награду.
– Смущаясь, думал над тем, как поосторожней и тактичней спросить вас о праздновании вашего юбилея…
– Я лично не собиралась его праздновать, поскольку мне хотелось это миновать. И вовсе не потому, что я стесняюсь той цифры, а потому, что считаю – не нужно зрителю долбить: учтите, учтите, учтите, у меня юбилей, мне исполнилось столько-то лет. Именно ради зрителя и не хотела. Я желала ограничиться лишь банкетом, но Большой драматический театр счел необходимым отметить дату на сцене. Они сами сейчас что-то сочиняют, быть может, я немножко сыграю, быть может, вокруг моей фигуры возникнут какие-то импровизированные разговоры и поздравления. Надеюсь, они будут шуточными, потому как не хочу, чтобы все превратилось в серьезную оперу, ведь иногда юбилеи удается сделать и весело, и смешно. В силу того, что я сейчас сплошь занята премьерой, в подготовке праздника участия не принимаю.
– Сократ сказал, что актеры – это люди не в своем уме: они плачут на сцене, когда в их жизни все в порядке, или наоборот – могут веселиться, когда на то нет никаких причин. Как в этом смысле вы относитесь к актерскому делу?
– Актер не может быть совсем "не в своем уме", у него должно хватить своего ума плюс ума режиссерского, для того чтобы вычитать автора и не делать спектакль вопреки тому, что автор хотел сказать. Поэтому с режиссером актер должен находиться во взаимопонимании. Значит, ему все- таки необходимо думать самому. А что касается того, что актер радуется, когда у него беда, и печалится во дни радости, так в этом-то и есть, в общем, суть нашей профессии – уметь владеть своими эмоциями и направлять их в актерское русло.
– Вы не устали быть актрисой?
– Да нет, конечно, не устала. Я больше утомилась от той "пенки", которая есть на моем "вареве". Многочисленные интервью, приглашения на какие-то тусовки, на коих нужно присутствовать и кого-то поздравлять, – это и есть пена, которая и утомляет, и мешает актеру быть в том самом "не своем уме", в каком ему провозгласил пребывать Сократ.
– Я прочел, что в детстве вы мечтали быть астрономом, затем дирижером…
– Это были маленькие "чумки". Я планировала быть даже адвокатом, не обязательно юристом, а именно адвокатом: мне хотелось наводить порядок.
– Что вспоминаете о тех днях?
– Специально – ничего. Такое, конечно, бывает, но каждый раз в связи с чем-нибудь. Сейчас, например, когда приходится прикасаться к роли Оскара, мне поневоле должны быть ближе облик и психология мальчика, чем сиделки-старушки. Дело в том, что мальчик возникает в ее воспоминаниях, это такой опосредованный ребенок. Но психология все же детская, и письма, по которым выстроена пьеса, основаны на детском восприятии взрослых вещей. Поэтому мне, конечно, приходится погружаться в собственные воспоминания. Кроме всего, я вспоминаю детство своей дочки и внуков, мне необходимо внутреннее общение с ними, для того чтобы "поймать" этого мальчика.
Комментарии (0)