ТОП 50: Шамиль Идиатуллин

Закономерно будет задать следующий вопрос — вы с какого комплекса?

Сначала с 17-го, на проспекте Мира, у Райисполкома, потом жил в 45-м, ближе к лесу. В Челны я переехал в три года. Папу перевели из Ульяновска на «КамАЗ», он перевез меня, старшего брата и маму.

Книга рассказывает о 1983 годе. Каким вы были тогда?

Я чуть младше главного героя, учился в физико-математической школе. Книжный мальчик, не ботан, с длинным языком, за который мне попадало, умненький, кудрявенький, в разбитых очочках. В конторские дела я особо не совался – так, нескольких неопасных вылазок, ну и неизбежное общение с теми, кто совался. Вся эта жизнь, подминающая все под себя, то, принято называть челнинскими, конторскими делами, моталками, махачи комплекс на комплекс, сложились чуть позднее.

Когда начали писать роман?

После первого большого текста. За пять лет я написал «Татарский удар», увидел, что у меня получается, решил попробовать что-то другое, а значит, про детство. Появился пролог, который почти в неизменном виде вошел в итоговый текст. Потом я остыл, поняв, что будет длинно, сменил жанр, в журнале «Знамя» появилась повесть «Эра водолея», политико-сатирический триллер с мистико-фантастическим уклоном. Вернулся к «Брежневу», но потом снова отвлекся: взялся за «СССР™», «Убыра», «Варшавский договор», второго «Убыра», написал детскую книгу «Это просто игра». В итоге перестал отрицать, что я писатель, понял, что надо закрывать гештальт, поспрашивал в сети о книгах, посвященных началу 80-х, понял, что их, действительно, было мало: Маканин, Борис Васильев, Астафьев, ранний Сорокин – но они писали совсем не про то. Меня интересовала жизнь с точки зрения пацанов, которые потом определили девяностые, наша пост-советская эпоха, к тому же в нулевые параллели с той эпохой начали просто пугать: цены на нефть падают, США вводят санкции, к границам подтягивают ракеты и танки, войска входят в малоизвестную мусульманскую страну, сбивается азиатский Boeing, объявляется борьба с коррупцией. Все повторяется. Поход по граблям - вещь прикольная. Но хорошо бы помнить, что они уже были. Вообще, я писать не люблю, ни саму процедуру, ни то, сколько это отнимает времени, ни добытые микроденьги, но долг взял меня за кадык и загривок, я стал добивать текст, возникло несколько сюжетных линий, потому что мне не хотелось, чтобы это было похоже на рассказ пацана, как в «Убыре». У бета-ридеров я спрашивал: не похоже ли это в производственной части на «СССР™», в криминальной - на «Варшавский договор»? Мне из вежливости врали, что не похоже.

Что у вас общего с главным героем Артуром Вафиным? Он единственный ребенок в смешанной семье, крупный, красивый. Он не любит читать, он очень наивен. Никак не я. Пара моих друзей выступили прообразами героев, также, как мои друзья, родственники, но я тщательно все перемешивал. Додумана география, некоторые события происходили чуть позже или раньше, но за исключением пары трагических вещей, все было на самом деле. Меня раздражает, когда в книгах герои включат режим полубога и анализируют происходящее с нашей точки зрения, поэтому я избегал современного взгляда, мои персонажи реалистичны, они понимают и умеют лишь то, что могли в начале 80-х.

Это был особенный город, спальный район, разнесенный на огромное пространство, привязанный к мегапроизводству мирового уровня. «КамАЗ» - совершенно уникальная вещь. Никто не верил, что можно в одном месте отстроить завод закрытого цикла. Если бы его строили десятью годами позже, времени и денег бы не хватило: нефть подешевела, пошли бы санкции. А в 70-е мы могли позволить себе такие затраты, иностранных специалистов. В книге рассказывается: когда заливали фундамент литейного завода, он чуть сдвинулся. Это пойменные воды на бывшем лугу, был шанс, что вода подточит фундамент. В итоге бетон объемом в три квартала взрывали на морозе и заливали заново. Потому КамАЗ пережил многое, хоть и работает не в плановой мощности.
Строила его новая, разномастная порода людей - молодежь, алиментщики, авантюристы и так далее. Главный герой и его окружение - романтики, которые на голом месте пытаются наладить жизнь. В Челнах в конце 80-х жизнь кипела активнее, чем в Казани: политклуб имени Бухарина, народные театры, секции, студии, у школ - договора с московскими вузами. Это даже не субкультура, а надкультура, которая переплеталась с тем же гопничеством. Это был молодой город. После него трудно было в любом другом. В Казани я впервые увидел, что стариков, инвалидов, татуированных может быть много, тяжело привыкал, что дома могут быть старше пятнадцати лет и ниже пяти этажей, улицы - узкими и кривыми. Мне важно было знать, откуда человек, удивляло, что можно не отвечать на базар

Что бы вы рекомендовали посмотреть в Челнах?

Плохо представляю: я там за пятнадцать лет был один раз, ездил к дэу эни. Наверняка надо показать промплощадку. А в городе – не все знают, что, скажем, была идея обойтись вообще без перекрестков: везде строили эстакады, многоуровневые развязки, многие, понятно, не были доведены до конца. Надо показать знаменитую высотку «Тюбетейку». Челны — город не душный, он пронизан ветрами. Нормальный степной город. Помните, был фильм «Коней на переправе не меняют»? Машина там называлась «Степная». Сам бы я хотел найти арку в доме-сороконожке у кинотеатра «Батыр», где я дожидался ветра, вставал под углом сорок пять градусов - и ветер меня держал. Интересно, выдержит ли сейчас.

Представьте астролябию, которую придумали, докрутили, довели до совершенства пять тысяч арабских гениев: ее чеканили, украшали лазуритом, придумывали сакральные формулы — и тут появляются компьютеры, астролябия не нужна, но ее приятно держать в руках. Челны строились под одну эпоху, а оказались в другой. То, что они выжили, свидетельствует о запасе прочности. У меня нет ностальгии, нет какой-либо ненависти к прошлому. Это часть меня. Стыдиться Челнам точно нечего.