Они научили нас жить. Они научили нас думать, чувствовать, меняться. Они нас сделали – в смысле воспитали. Красивые женщины, которых мы уважаем. Дивы, которым мы признаемся в любви.
Лучший в городе колумнист, критик с двадцатипятилетним стажем и писатель (за четыре года – пять успешных книг), Татьяна Москвина себя дивой не считает. Почему, она рассказала телеведущему Иннокентию Иванову.
Образ дивы со временем менялся?
Женщин сделали другими. Они просто взяли и откликнулись на запросы, которые таковы: надо быть холодной, расчетливой, корыстной, честолюбивой, безжалостной, привлекательной и ощущающей в этой привлекательности капитал. Раньше запрос был на один тип – дивы были горячие, страстные, талантливые, умирающие от любви. Сегодня нужны другие – искусственные, будто инопланетные, очень красиво нарисованные, но при этом бездушные. Возьмем самую знаменитую послевоенную певицу Эдит Пиаф и Мадонну. Перед нами катастрофическая разница. Пиаф собирала миллионные аудитории, ее обожали. И Мадонна собирает миллионные залы, и ее обожают. Пиаф, которая пела своим нутром, – маленькая, некрасивая и потрясающая. И Мадонна, которая вся сделана, меняющая облики и стили, с некрасивым голосом, негибким и ничего не выражающим. Обе дивы, но разница – гигантская.
Сегодняшнее время подходит для див?
Я не знаю, насколько сегодня люди вообще могут отличить талант от бездарности и плохое от хорошего. Сбиты прицелы, утрачено обоняние, а ведь нужно различать талант и его отсутствие.
Почему женщины стали так много писать?
Потому что писем больше не пишут. Каждая женщина может быть писательницей, ведь раньше женщины писали замечательные письма, в которых себя выражали. Теперь мы их не пишем, но потребность писать осталась.
Можно ли по тексту определить, кто его написал – мужчина или женщина?
По заурядному тексту определить можно. В заурядном женском тексте видны его отличительные черты: отсутствие композиции, внимание к мелочам, которые мужчина не заметил бы, оценка, высказанная еще до писания, из которого и так все было бы понятно. А вот по незаурядному тексту половую принадлежность автора не определишь.
Влияет ли на качество литературных текстов эпоха, время или страна?
Влияет развитие письменной культуры. В России всегда была сильная словесность. У нас и средний писатель пишет неплохо: четкая композиция, яркие характеры. Писатель ведь не художник, который может повесить тряпочку на веревочку, написать название «Крик», и все. Литераторы же до сих пор должны все выдумывать из своих небольших голов. Они работают по традиции, и кардинальной ломки представлений о литературе в России не происходит.
Что легче писать – критику или художественную литературу?
Критику я пишу быстро, как заяц барабанит. Я ведь делаю это уже двадцать пять лет – пойди найди такого человека, который так давно пишет и которого все это время читают. Здесь все разработано и понятно. А художественную литературу писать трудно, потому что для меня это некий химический процесс – извлечение из себя разных элементов, а потом их соединение. Уходит много сил и времени. Из читателя в писатели трудно перейти: доктор Чехов заругает.
Важно ли для вас понимание, что ваши книги читают?
Первая книга у меня вышла в 2003 году, совсем недавно. Эти четыре года я формирую своего читателя путем медленной дистилляции. Сейчас мой читатель прирастает. Мне важно знать, кто он и что он есть. У меня несколько десятков тысяч горячих и активных читателей, которые сами прочтут и будут с криками другим подсовывать. Что касается более громкого успеха – быть у всех на устах, – то посмотрим, и это может получиться. Но для этого все равно нужен свой читатель. Я не хочу быть лидером продаж, которого через год забудут. Кто помнит бестселлеры пятилетней давности?
Вы когда-нибудь писали в стол?
Сегодня в этом нет смысла, у меня все покупают. А раньше писала. Писатель – он ведь дважды рожденный: рожденный в теле и рожденный в слове. Родившись в слове, он не может не писать. Пусть отрывки, огрызки, незаконченные произведения – все, что угодно, лишь бы писать.
Чьи тексты вам сегодня интересны безоговорочно?
Я всегда покупаю Людмилу Петрушевскую. Кстати, она не получила ни одной премии, и это свидетельствует в ее пользу. Владимира Маканина покупаю – сегодня, конечно, он уже не тот, каким был, а был он великолепен. Покупаю Владимира Шарова, это чрезвычайно интересный, фантасмагорический писатель. В России есть десять–пятнадцать писателей, которых можно почитать.
Писатель – это профессия?
Не писатель, а литератор, мастер словесности. По классификации фининспектора 1920-х годов – кустарь-одиночка без мотора, облагаемый налогом. Я делаю коврики – у меня покупают. Просто я делаю коврики из слов.
Три факта
* Автор книг «Похвала плохому шоколаду», «Смерть это все мужчины», пьес «Хорошая жизнь и прекрасная смерть господина Д.» и «Падеде»
* Снялась в фильме Алексея Учителя «Мания Жизели» о балерине Ольге Спесивцевой
* Вела теле- и радиопрограммы «Арт-экспресс», «Спешите видеть», «Особое мнение»
Комментарии (0)