ТОП 50. Игорь Вдовин

В какой момент вы заинтересовались серьезной музыкой?

Все происходило достаточно плавно. У меня, к сожалению, были пробелы в музыкальном образовании, в свое время я бросил училище имени Мусоргского. Но я всегда занимался самообразованием, давно любил классику, и меня с юности захватил мир симфоний Шостаковича, Прокофьева и Чарльза Айвза. Потом я попал в кино благодаря Земфире, которая познакомила меня с Ренатой Литвиновой, — первым фильмом, к которому я написал музыку, был «Богиня: как я полюбила». Киномузыка стала бесценным опытом, дала возможность работать с камерным составом, оркестром, позволила набить руку. И в какой-то момент электронный звук стал мне менее интересен, чем звук рояля или струнной группы.

Какова, по-вашему, роль академической музыки в мире?

Я абсолютно не понимаю, почему люди ходят на концерты. Либо потому, что их привлекает разрекламированный исполнитель, либо для того, чтобы вкусить прекрасного и изящного? Современная реальность даже в мире музыки зыбка, она строится маркетологами, происходит подмена понятий, подделка зачастую выдается за нечто сакральное. В такой ситуации обычному слушателю очень легко потерять ориентир. Однако мне кажется, что сегодня академическая музыка — это тот мир, в котором можно услышать честную эмоцию, и тот островок, где нет разрушающего шоу-бизнеса.

А почему современный человек приходит к классике? Может, это возрастное желание покоя?

Не факт, что в классике есть спокойствие. И это далеко не тихая гавань, а разносторонняя вселенная со своими переживаниями и небесными радостями. Мне кажется, нужно учиться слушать, больше читать об этом: чем выше внутренняя культура, тем интереснее восприятие. Я очень жалею, что не застал времена, когда события культурной жизни — премьеры сочинений Шостаковича, Шнитке, Губайдуллиной — значили очень много. Сейчас термин «культурная жизнь» вызывает ассоциацию с некой подложной культурой, но я искренне надеюсь, что все вернется на круги своя.

Как отреагировали коллеги на выпуск альбома?

Я бы поостерегся называть свою работу академической музыкой. Это двадцать четыре прелюдии. Прелюдия — жанр пьесы, который сложился к XVII веку, некое приближение к инструментальной сюите. Можно сказать, что это вступление к мысли. Прелюдии есть у Баха, с течением времени, у Шопена и других романтиков, этот жанр обрел самостоятельное значение, а в ХХ веке к нему обращались многие композиторы.

Почему именно прелюдии, а не симфония?

Симфония пока отложена. Леонид Десятников, встреча с которым сильно повлияла на меня, дал мне правильный совет: «Пусть полежит пару лет, не замахивайся пока». И я понимаю, что он был прав. Хотя в этом цикле есть несколько тем из будущей симфонии, к которой я еще думаю вернуться.

Чисто технологически как вы пишете музыку?

Эту пластинку я практически всю писал без инструмента: что-то на слух, что-то с помощью нотного редактора Sibelius.

«Академическая музыка - это тот остров, где есть честная эмоция и нет разрушающего шоу-бизнеса»

А как это? Нажимаешь виртуальные клавиши и рисуются ноты?

Наоборот, рисуешь ноты, которые возникают у тебя в голове. Помог опять же совет Леонида Десятникова. Когда несколько лет назад я показал ему партитуру, он сказал, что в ней есть ошибки в оформлении материала. Это меня стимулировало к тому, чтобы проштудировать всю имеющуюся на русском языке литературу о музыкальной орфографии и корректном нотопечатании.

Что нужно композитору, чтобы организовать свой день?

Правильнее было бы сказать «организовать свою ночь», потому что у меня рабочее время именно ночь. Как пел Цой: «Я люблю ночь за то, что в ней меньше машин». Сочинительский процесс не всегда комфортный и удобный. Он не дает покоя, мучает, изматывает. О тяжести творческого процесса говорил еще Стравинский в «Диалогах» — кстати, эта книжка Роберта Крафта обязательна для прочтения.

То есть как будто к голове приставлены электроды и все время бьет током, а избавиться от этого никак нельзя, не воплотив?

Да, я, наверное, в каком-то смысле мазохист, потому что для меня это страшно упоительное состояние: работаю и больше ничего мне не надо.

Долго ли продолжалась работа над этим циклом?

Некоторые наброски были сделаны достаточно давно, но основная часть сочинена за три-четыре месяца. Материал разный: есть отсылки к романтикам, к итальянским клавесинистам, есть и полифония, и умеренно авангардные истории.

А как композитор Вдовин выбирал исполнителя для своих двадцати четырех прелюдий?

Были разные варианты, но в какой-то момент мне порекомендовали обратиться к пианистке Галине Сандовской. Мы с ней встретились, я дал ей эскизы, она посмотрела, сыграла, и я понял, что это будет она.

Что вас в ней так сразу убедило?

Много качеств: творческий, неформальный подход, интерпретация, максимально приближенная к той, какую я хотел, опять же техника прекрасная. Работа с Галиной для меня была полезной и в том смысле, что она указывала на не пианистические моменты, все же я не пианист.

Как вы можете прокомментировать свою эволюцию от первого вокалиста группы «Ленинград» через киномузыку к прелюдиям?

Я стараюсь об этом особо не думать, потому что можно увлечься и большую часть времени размышлять о собственной эволюции, а не о каких-то более важных вещах. Но мне кажется, что я двигаюсь в правильную сторону.

Голосовать за Игоря

Фото: Слава Филиппов

Текст: Олег Нестеров

Ассистента фотографа: Кирилл Пантелеев