Елизавета Боярская: «На карантине мы убедились, что люди умеют в онлайне и кино снимать, и спектакли ставить»

Елизавета, с чего началась и как развивалась ваша работа над спектаклем для Мобильного художественного театра?

Я давно с интересом и трепетом отношусь к судьбе Ольги Берггольц. Ее внутренние метания и переживания в отношении профессии, мужчин, власти меня сильно волновали. Ее противоречивость, ее непоколебимость и растерянность, сила и абсолютно детская незащищенность, целомудрие и бесстыжая раскованность. Все в одной женщине. У нее была невероятная женская и профессиональная судьба. Я всегда хотела сыграть ее в кино или театре. Так вышло, что мы познакомились с Мишей Зыгарем и я рассказала, что давно интересуюсь жизнью и творчеством поэтессы. А он ответил, что в МХТ прямо сейчас начинается работа над аудиоспектаклем о Берггольц. Мы решили работать вместе — идея была запущена, сценаристы писали историю, прокладывали маршрут. Был выбран путь, который можно назвать самым характерным, тяжелым и счастливым одновременно: дорога от дома Берггольц на Рубинштейна до Дома радио. В январе я полетела в Париж на гастроли — и прямо с чемоданом из аэропорта поехала в студию звукозаписи. Мы записали все за три часа! Миша был режиссером, помогал держать темпоритм, расставлять правильные акценты, сохранять динамику и нерв. Главный посыл спектакля можно раскрыть через его название — «Я жила». Берггольц действительно продолжала любить и жить несмотря на чудовищные, изматывающие, безжалостные обстоятельства блокады. Это подтверждение того, что, пока мы существуем, инстинкт самосохранения и желание жить будут сильнее любых обстоятельств.

А вы проходили маршрут спектакля?

Специально не проходила. Но мне и не надо, наверное, я этим маршрутом каждый день хожу домой из театра.

Спектакли МХТ — пример того, как стремительно в театральное искусство проникают современные технологии, рождаются новые форматы. Как вы к этому относитесь? Какое определение лично вы вкладываете в понятие театра?

Современные технологии в театре действительно на многое способны. На карантине мы все убедились, что люди умеют в онлайне и кино снимать, и спектакли ставить. Насчет МХТ мне вообще кажется, что это прекрасный жанр, который отчасти возрождает несправедливо забытый формат аудиоспектаклей. Но для меня театр — это зрители в зале и актеры на сцене. Я абсолютный консерватор в этом отношении, и слово «театр» для меня — это когда нет никаких сверхъестественных спец­эффектов, ничего не летает, ничего не взрывается. Есть только натянутая струна, обмен энергией, мыслями, чувствами, прямой диалог со зрителем.

Вы рассказывали, что на карантине посмотрели спектакль «Три сестры» немецкого режиссера Петера Штайна и очень впечатлились. Есть ли у вас еще какие-либо творческие открытия, которые вы успели получили за время изоляции?

Да, я посмотрела еще несколько концертов с замечательными дирижерами и пару спектаклей, в том числе российских. Но постановка Штайна стала для меня потрясением. Я была убеждена, что пленка не может передавать то, что ты чувствуешь, сидя в зале. А тут — неизгладимый шок, хотя, скорее всего, в жизни это еще более мощное впечатление. Ты смотришь и забываешь, что это «Три сестры», которые уже всем приелись. Ты думаешь, что на сцену сейчас выйдут три артистки и начнут говорить текст. Текст, который ты сама наизусть знаешь, потому что долгие годы его играешь. Но я смеялась и плакала во время просмотра, забыв о том, что идеально знаю пьесу. Я просто следила на экране не за актерами, а за людьми и была настолько обескуражена ощущениями — словно наблюдала за чьей-то реальной, а не театральной жизнью. Колоссальная режиссура, подробнейший разбор, но ничего этого не видно, люди просто живут на сцене. Безупречное и правдивое полотно.

«Братья Карамазовы» — спектакль Льва Додина, репетиции которого длятся уже более трех лет. В апреле должна была случиться премьера, но сорвалась. Можете, пожалуйста, рассказать, как устроена постановка и какое впечатление она производит конкретно на вас?

Это самые непростые репетиции в моей жизни. Хотя всегда кажется, что сложнее уже не бывает. Мы начали работать над спектаклем летом 2016 года. Прочитали роман, была длинная, подробная беседа, мы делились впечатлениями — что показалось главным, что из романа созвучно сегодняшнему дню, что взбудоражило. Затем мы делали множество этюдов — от самых «классических» интерпретаций сцен романа до самых фривольных — разговора по скайпу с Богом и т. д. Нам разрешали делать все, что максимально бы выражало наше понимание романа, наши чувства и восприятие, — в итоге мы натворили материала часов на 40 непрерывной игры. В 2018-м мы попробовали собрать, но не получилось, и мы вернулись к спектаклю только осенью 2019-го. Полгода очень плотно работали и пришли к премьере, но в планы вмешалась пандемия. В спектакле заложено колоссальное количество смыслов, тем, вопросов, на которые мы вместе со зрителем пытаемся отвечать и рассуждать. Думаю, что сюжет в нем занимает едва ли не последнее место, главный сюжет — это мысли наших героев, переплетающиеся друг с другом, мысли, которые касаются каждого, тревожат каждого, кто находится на сцене, — а на сцене все герои, от начала до конца действия. Условно говоря, когда Иван разговаривает с Алешей, я — Катерина Ивановна — вовлечена в их разговор не меньше, чем они сами, потому что все имеет прямое отношение и ко мне. В «Братьях Карамазовых» мы все ищем ответы одновременно.

Как вы себя чувствуете на изоляции, будучи более чем на два месяца оторванной от репетиций, съемок и спектаклей?

Я понимаю, что случившееся — огромное горе для мира и людей, но для меня карантин стал глотком свежего воздуха и счастьем. Я внутренне настраивалась так: «Лиза, потерпи еще две недели до премьеры, потом выдохнешь». Но жизнь внесла коррективы, и эта долгая пауза пошла на пользу и мне, и моей семье. Теперь я зарубила на носу, что надо обязательно разрешать целые дни посвящать себе или детям с мужем. Вроде я всегда это знала, но на практике доказала только сейчас. Хочу запомнить состояние гармонии и расслабления, запечатлеть его в голове, чтобы после возвращаться к нему.

Есть ли какое-нибудь хобби, которое у вас появилось за это время?

Я стала огородницей! Сажаю кусты и ягоды, пропалываю грядки, кошу траву. Для меня это суперзанятие, безумно увлекательное.

Вы огда-нибудь мысленно обращались к творчеству своих бабушек или дедушек, которые, как и вы, принадлежали к актерской профессии?

Анализом их творчества я не занималась, все они в свое время были ярчайшими звездами Ленинграда: мой дед, Сергей Боярский, и бабушка, его жена Екатерина Мелентьева, служили в театре им. Комиссаржевской. Блистательные и самобытные. Я только оглядываюсь, горжусь, храню память о них и считаю большой ответственностью и счастьем быть частью театральной династии. А мои родители, Михаил Боярский и Лариса Луппиан, скорее, больше зрители, чем советчики, но они всегда честно говорят мнение о моей работе, о спектакле, без прикрас. Но если вдруг иногда дают советы, я им очень благодарна.

Текст: Алина Исмаилова

Фото: Полина Набока

Стиль: Эльмира Тулебаева

Ассистент стилиста: Елизавета Кольмина

Портрет Елизаветы сделан онлайн на фамильной даче в Ленинградской области.

«Собака.ru»

благодарит за поддержку партнера премии 

«ТОП 50 Самые знаменитые люди Петербурга 2020»

ДЛТ

старейший универмаг Петербурга и главный department store города