Как 16-летний Иван Бессонов победил на классическом «Евровидении»?

Вы абсолютный чемпион среди молодых российских пианистов по количеству золотых медалей, завоеванных на международных музыкальных конкурсах. Чем «Евровидение» отличается от остальных соревнований, на которых вам довелось играть?

Когда выступаешь на нескольких конкурсах подряд, в какой-то момент начинает казаться, что все они похожи друг на друга. Но это еще и потому, что для меня по большому счету совершенно все равно, где и в каких обстоятельствах играть: оказываешься на сцене — и все, что тебя окружает, моментально становится не слишком существенным. Я стараюсь относиться к каждому без исключения концерту как к самому важному и самому ответственному — так, будто выходишь к публике в последний раз. Поэтому я бы не сказал, что выступление на «Евровидении» было чем-то особенным. Конечно, это не совсем традиционный конкурс, в нем все-таки очень силен элемент шоу, и это нужно было учитывать при подготовке. В «Евровидении» принимают участие исполнители на самых разных музыкальных инструментах — от скрипки и контрабаса до саксофона и ударных. Жюри приходится сравнивать несравнимое — так что главными критериями становятся артистизм, подача в зал, способность завоевать аудиторию.

В отличие от большинства конкурсов, достаточно жестко регламентирующих выбор программы, «Евровидение» в этом смысле предоставляет участникам карт-бланш. Как вы им воспользовались?

Быть свободным, как известно, очень сложно. Казалось бы, выбирай что хочешь, делая ставку на музыку, которая представит тебя в выигрышном свете. Но выбор произведений для программы — это целое искусство, особенно когда речь идет о конкурсе: нужно, чтобы у композиторов совпадали «группы крови», важно думать о том, как расходуются физические силы, стоит обязательно предусмотреть зону, где бы ты мог отдохнуть, не снижая при этом градуса внимания зрительного зала… В обсуждении программы для «Евровидения» принимал участие канал «Культура» — они вели трансляцию из Эдинбурга. Мы решили, что представитель России должен сделать акцент на русской музыке, так что в итоге соотношение отечественного и западного репертуара получилось примерно 50 на 50. Программа вышла одновременно и контрастной, и гармоничной — оказалось, скажем, что пьеса современного шотландского композитора Джеймса Макмиллана очень эффектно соседствует с музыкой Шопена и Чайковского.

Молодые пианисты проводят за роялем в среднем от шести до восьми часов в день. У вас никогда не возникало ощущения, что детство прошло мимо, как это часто случается у вундеркиндов?

Нет, совсем наоборот. С подобными проблемами чаще всего сталкиваются начинающие музыканты, которые растут единственными детьми в семье — вот им действительно приходится очень непросто. Мне в этом плане очень повезло: у меня два младших брата, они тоже занимаются музыкой, мы говорим на одном языке и растем в равных условиях. Мы всегда жили вместе, и, когда возникали перерывы в занятиях, могли поиграть друг с другом, не отходя далеко от инструмента.

При таком жестком графике очень трудно найти время для перезагрузки. Где вы находите ресурсы для развития?

Я стараюсь добывать энергию из всего, что меня окружает, — и это, поверьте, не общие слова. Если тебе интересен мир как единое целое, то простая прогулка по улице может превратиться в захватывающее приключение. Наблюдения за природой, птицами, тем, как между собой общаются люди, — это же все удивительно интересно. А простая, казалось бы, поездка в метро — знаете, сколько там всего подмечаешь!

Вы часто исполняете в конкурсных и концертных программах собственную музыку. У вас есть композиторские амбиции?

Профессия пианиста неизбежно связана с огромной тратой сил и постоянным напряжением, и чем-то в любом случае приходится жертвовать. Но музыка существует внутри меня постоянно, я ни секунды не провожу в тишине — она звучит где-то в глубине, даже когда я сплю. Причем это вовсе не те произведения, которые я играл сам или где-то слышал, — из ниоткуда рождается абсолютно новая музыка. Помню, как меня поразил этот феномен, когда я столкнулся с ним впервые: звуковой фон окружает тебя постоянно, что бы ты ни делал. Так что я сочиняю музыку всегда, но, если хотите, в фоновом режиме — найти время для того, чтобы зафиксировать ее на нотной бумаге, с каждым годом становится все труднее.

Ваша биография складывается из череды побед, взятых вершин, покоренных пьедесталов. Но карьера академического музыканта — это бег на длинную дистанцию. Какие цели вы ставите себе на вырост?

Взять цель, чтобы затем поставить новую, — из этого состоит вся наша жизнь. В этом есть что-то от спорта, и тут заключена главная опасность: важно следить за тем, чтобы не нарушить хрупкую грань, когда искусство остается искусством. В конкурсном формате это особенно сложно — порой нет времени ни на то, чтобы раствориться в музыке, ни на то, чтобы расслабиться. Конечно, любой музыкант мечтает сыграть в нью-йоркском Карнеги-холле. Но я бы хотел в принципе больше концертировать, а уж где, что, для кого и на чем — не так уж важно. Как говорил в подобных случаях великий русский пианист Святослав Рихтер, «нет плохих роялей, есть плохие пианисты».

Текст: Дмитрий Ренанский

Фото: Алексей Костромин