В «Севкабель Порту» выступила группа «Кино». Возвращение на большую сцену участников оригинального состава Юрия Каспаряна, Игоря Тихомирова и Александра Титова прошло с «большим экраном, красивым сценическим светом и полноценной драматургией». В кабельном цеху снимали специальный концерт, попасть на который могли две сотни слушателей, поддержавших проект через краудфандинг. Редактор «Собака.ru» Дарья Гладких оказалась среди них и рассказывает, как это было и почему Виктор Цой даже спустя 30 лет после своей смерти остается главным рупором перемен.
Я стою на съемках выступления группы «Кино» спустя 30 лет после смерти Виктора Цоя. На сцене — гитарист Юрий Каспарян и бас-гитаристы Игорь Тихомиров и Александр Титов. Последние будут сменять друг друга во время съемок. Это дань истории группы — свои места в «Кино» они занимали в разные годы ее существования. На барабанах Олег Шунцов, вторая гитара — за Дмитрием Кежватовым, продюсер проекта — сын Виктора Цоя Александр.
Пока слушатели собираются, а музыканты и съемочная группа готовятся, на фоне успеют полностью проиграть (и даже начать по второму кругу!) альбом Codes and Keys американской инди-рок группы Death Cab For Cutie.
Весь час с момента запуска зрителей (а их не больше 200 — это поддержавшие на платформе planeta.org съемки «Кино в Севкабеле») пытаюсь настроиться на правильное восприятие. Цой при жизни всегда шел вперед названия группы. Сейчас же меня ждет именно «Кино», а уже позади него — легендарный фронтмен. Мои размышления почти сразу подтвердит визуальное сопровождение: Цой на большом экране за спинами музыкантов. На тех песнях, к которым сохранились архивные концертные съемки, он будет подпевать собственной фонограмме.
Начинают с «Песни без слов» 1989 года, в которой «весь мир идет на меня войной». Зал еще не «раскачался», все слушают практически молча. Мне режет слух отреставрированный и предельно вычищенный голос Цоя. Чувство подмены проходит к шестой песне в лайн-апе — «Музыке волн» с альбома «Это не любовь» 1985 года. Наверное, перестаю инстинктивно ждать, когда источник голоса выйдет из-за кулис или сотрутся из памяти привычные шумы советской звукозаписывающей техники — те, что на оригинальных записях. Помогают и окружающие меня слушатели, которые поддерживают музыкантов уже не только аплодисментами, но и уверенно подпевают.
Рядом со мной стоит мужчина, на вид лет 40. Я замечаю его к песне «Бездельник» с альбома «45» 1982 года, дебютного. Он пытается перекричать музыку, ведя кому-то прямой эфир в соцсетях. «"Кино", живое "Кино", охренеть!» — кричит он в динамик смартфона. На большом экране позади музыкантов фотографии Виктора Цоя и его друзей, хроника жизни Ленинградского рок-клуба, запечатленная американской музой объединения Джоанной Стингрей. Уже под занавес съемок я замечу, что у мужчины в руках охапка цветов. Он держал их подмышкой, одновременно танцуя и прихлопывая в такт.
После смерти Йена Кертиса в 1980 году участники Joy Division объявили о распаде — коллектив сразу решил, что если один из них уйдет или будет не в состоянии выступать, то группы больше не будет. Спустя два месяца музыканты дали концерт без имени и явного лидера, впоследствии образовав собой новую группу New Order. После окончания съемок «Кино в Севкабеле» я решила узнать у знакомых музыкантов, как они относятся к такому ре-юниону без Цоя — и услышала в ответ именно эту историю. «Лучше бы как New Order».
С Цоем все немного сложнее. В менталитете россиян заложена предрасположенность к ностальгии, а сама страна переживает сейчас события, напоминающие о тех, что предшествовали лихим 1990-м. Песня «Перемен», вошедшая в альбом 1989 года «Последний герой», летом 2020-го стала саундтреком протестов в Беларуси. Зимой 2021 года ее можно услышать из машин, проезжающих мимо Гостиного двора на Невском проспекте — места по современным меркам протестного. Все подступи к главной улице Петербурга перекрыты оградительными сооружениями, и даже на съемки выступления группы «Кино» мне удалось выехать только после 18:00, когда по Невскому разрешают движение транспорта.
Несмотря на то, что сам Цой от политического содержания «Перемен» открещивался, современники утверждали — «в контексте эпохи» песня воспринималась аудиторией именно как требование социальных преобразований. То, что «перемен требуют наши сердца», в сознании слушателей было записано и без библиографов, все произошло само собой. «То что Цой и группа «Кино» были главными рок-звездами Советского Союза — это несомненный факт. Точно так же несомненный факт состоит и в том, что до сих пор группы более популярной, чем «Кино», и личности более популярной и авторитетной, чем Виктор Цой, в постсоветском пространстве нет», — говорит музыкальный критик Артемий Троицкий.
В творчестве Виктора Цоя чувствовалась честность и то, что он был «своим», из народа. Он работал в котельной под прозвищем «Камчатка» — в «темном подвале без окон, с тяжелым спертым воздухом». И, по воспоминаниям Джоанны Стингрей, с «неловкостью воспринимал свою нараставшую, как снежный ком, славу». Цой честно писал о том, что волновало его. Это нашло отклик у того самого народа, частью которого он являлся — в конце XX века, в начале XXI и даже спустя 30 лет после смерти. «Это не политическая история, а глобальная человеческая», — говорит Александр Цой о творчестве своего отца. Виктор Цой остается «своим», голосом народа и его рупором. Когда на бис отыграли «Маму-анархию», съемки объявили оконченными, а музыканты группы «Кино» ушли за кулисы, зрители не прекращают скандировать.
«Пе-ре-мен!».
Я слышу это, и что-то подсказывает мне, что Цой будет жить еще долго.
Фотографии предоставлены организаторами съемок «Кино в Севкабеле».
Комментарии (1)