Знакомьтесь, Марина Демещенко (polnalyubvi) - трендсеттер новой музыки в викторианском образе и с советским бэкграундом

У тебя достаточно необычные музыкальные пристрастия для девушки твоего возраста, причем, как ты говорила в других интервью, еще со школы. Ты росла на песнях Анны Герман, Владимира Высоцкого. Как так получилось, что твои музыкальные ориентиры еще в подростковом возрасте резко отличались от того, что слушали твои сверстники тогда? 

Вкус мне передался от моего отца, он очень любил эту старую школу. Я считаю, что в СССР была очень хорошая музыка, тогда делали с душой, а не чтобы заработать, как это в большинстве случаев происходит сейчас. Зарабатывать на музыке — это хорошо, ведь музыка - труд, который должен оплачиваться, но песня должна создаваться, чтобы что-то нести, а не быть просто источником монетизации.

Естественно, в своих предпочтениях я была не одинока, иначе у меня бы не было друзей. Есть такая поговорка — скажи мне, кто твои друзья, и я скажу, кто ты. Я могу ее перефразировать: скажи мне, что ты слушаешь, и я скажу, кто ты, что за человек. Мне было нормально, я понимала и принимала вкусы моих сверстников, но самое главное, что у меня были и единомышленники.

С музыкой понятно. А все это платья в викторианском стиле, когда ты поняла, что это твое?

Когда у меня был переходный возраст, золотые шестнадцать лет. У всех это переломный момент в жизни, и я тогда начала задумываться, кто я есть. Я начала смотреть на других людей, как они одеваются, анализировать, понимать, что мне нравится, смотреть старые модные журналы, вырезки, старые фотографии. Мне пишут комментарии иногда, что я родилась не в том веке. Возможно, я переродилась из XIX века, долго лежала на полочке моя душа (смеется). Каждый выбирает свой путь, конечно. Но без платьев я бы не была такой, какая я есть.

В пятнадцать лет ты была моделью, и говорила по этому поводу следующее: «Мне понравилось фотографироваться, тогда мне было пятнадцать, я скрывала свой возраст из-за стереотипах о подростках, особенно современных, общалась с людьми старше себя», — это про карьеру модели ты рассказывала. Зачем ты скрывала возраст и что это за стереотипы?

Я тогда была очень подвластна общественному мнению и мне было сложно смириться с тем, что в тот момент, когда я расскажу, сколько мне лет, все сразу подумают: «О, какая-то малолетка, с ней не о чем разговаривать», весь вот этот эйджизм, мне не нравится. Хотя были и люди, которые спокойно к этому относились. 

Сейчас мне уже двадцать, сейчас и другое понимание, и культурное воспитание - потому что сейчас я понимаю, что эйджизм — это плохо. Если эту мысль пропагандировать, то через какое-то время он совсем сойдет на нет, но не сразу, конечно же.

А в своей музыкальной карьере ты с эйджизмом сталкивалась?

Я постоянно сталкиваюсь с сексизмом (смеется), потому что я девочка и «ты не можешь написать эту песню», «ты не можешь придумать музыку», «да ты не можешь ничего сделать, ты же девочка», «тебе все пишут, тебе все делают, тебя одевают, тебя красят, у тебя есть продюсер». Да я всю жизнь, всегда буду своим продюсером, я не позволю никому вторгаться в мое творчество, это то сокровище, которое должно быть неприкосновенным, иначе это буду не я.

Хорошо, смотри, ты ориентируешься на музыку прошлого, с некоторым скепсисом говоришь о подростках, но твой главный хит, “Кометы”, выстрелил на TikTok, самой «подростковой» платформе.

TikTok — это отличная платформа для музыкантов, для творческих личностей, я поняла, что я буду там себя продвигать. Там есть и легкий контент, и контент реально со смыслом. То есть, я запариваюсь, последнее видео в своем TikTok я делала восемь часов. Это не просто кривляния, там разные переходы, мы делали море грима… 

Или другая песня «Девочка и море», которая тоже впервые была опубликована в TikTok — мы хотели, чтобы когда человек слушал песню, перед ним появлялся целый фильм. Потому что, когда я пишу песню, передо мной целая вселенная. Говорят вот, есть вселенная Ханса Циммера, вот я стремлюсь к тому же. 

Бывает же кинематографичная музыка, как у Земфиры, там же вообще целые миры, в которых ты существуешь — здесь ромашки, здесь итоги, это все разные настроения и разные условия существования, в которые она тебя погружает с головой и ты уже представляешь эту прогулку. «Итоги» — одна из моих любимых песен. Это вообще та артистка, которая запала мне в душу очень сильно, я слушаю все ее альбомы и знаю их наизусть, нет такой песни, которая бы мне не нравилась.

Когда ты писала «Кометы», ты понимала, что это будет большой хит?

Да, конечно. Помню, это была темная осенняя ночь, я включила красный свет, сидела за фортепиано и начала представлять того человека, которым я была… Вот я не умею свои песни объяснять не метафорами, чтобы было понятно (смеется), допустим, БГ редко объясняет смысл своих текстов, и это правильно. Суть в том, что я вспомнила, как когда-то мне было очень плохо, но я все равно смогла подняться и стать лучше, то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Эта песня как раз-таки о таком окутывающем чувстве осознания того, что ты можешь.

Поэтому она такая духоподъемная?

Да. За несколько дней до того, как родилась песня «Кометы», я написала еще одну песню, это ее такая старшая сестра. Не буду говорить, о чем она, слушатели найдут ее сами (смеется). Я собрала в этом альбоме много разных историй, почему он и называется «Сказки лесной нимфы». Они близки слушателям. потому что я пишу о себе, я обычный человек, я пишу о своей жизни. Я влюбляюсь, у меня бывает неразделенная любовь, боль, обиды, я взлетела, я потерпела поражение… Конечно, больше вдохновляют грустные события, это намного тяжелее. Но и светлые тоже, но меньше. Когда я счастлива я просто хочу наслаждаться этим чувством. И я в этом альбоме собрала разные. Там есть и безумие. Вот «Шапито» должен вообще привлечь много внимания, потому что он о нашей жизни. Ой, все, я не буду больше спойлерить (смеется).

Почему раньше в песнях было много метафор, а сейчас артисты все больше поют как есть — условная Гречка или Кирилл Бледный?

Раньше были не только метафоры, конечно же. Воспитывается так музыкальный вкус. Это же все с чего-то началось. Где-то в 2000-х. У нас начала иначе формироваться музыкальная индустрия, пришли новые жанры, эти знаменитые 90-е, эти знаменитые «Краски», радио «Ваня», Юрий Шатунов… В этом есть своя изюминка. А потом люди поняли, что это делать прибыльно, это «люди хавают», переводя на наш сленг, это как конвейер. Это шоу-бизнес, шоу, которое делает бизнес, как детали на заводе. Они все одинаковые. Кто-то понял: «Ага! Вот это формула успеха! Юрий Шатунов — буду делать так же» — и делает так же, но немного иначе. Возможно, у него нет таких шикарных текстов, музыки. Ну для кого-то же она шикарная? 

Если я даже начинаю говорить, что музыка должна быть разнообразной, за мной пойдут последователи. Так же пошли последователи этой музыки и все это упрощается. Аналогия из жизни — у нас придумали «умные дома», тебе ничего не нужно делать, все упрощается с каждым годом. Если раньше, чтобы приготовить себе еду, люди высекали себе огонь, то сейчас люди нажали кнопку и у них еда. Это хорошо, но музыка не должна упрощаться (смеется). Я вот прям заостряю внимание на том, что нет плохой музыки, есть дурной вкус конечно же, но и то, это понятия субъективные. Вся музыка имеет место быть, но у нас в России популярная музыка однообразная. Единицы типа ЛСП, Доры — тоже неплохо. Это что-то другое и это хорошо. 

А если поднажать и сказать этим большим людям, которые сидят сверху и говорят, что нам слушать, потому что современный слушатель не выбирает сам, он открывает чарт, включает радио и он настолько занят своей рутиной, работой, семьей, что отрешенному от музыки человеку некогда искать глубинные смыслы: он слушает то, что ему дают. Если бы у меня не было филологического образования и воспитанного самой собой вкуса, я бы тоже слушала такое. Это все грустно, это должно меняться и обогащаться. Мы живем в стране, у которой очень богатая культура прошлого — Золотой век, Серебряный век. Сейчас у нас нет моды на то, чтобы писать стихи, читать стихи, да у нас люди перестают читать книги. Золотой век прошел, а столько гениев было в России! Вот Пушкин дал русскому слову дышать, он придал ему значимость. Почему мы не можем придать русской музыке ту же самую значимость? Нет уже языковых барьеров, мы слушаем и английскую музыку, хотя некоторые ее вообще не понимают, не знают перевода, только поверхностно. Некоторые слушают немецкую музыку, китайскую, испанскую, k-pop…

K-Pop? Всем нравятся пляшущие человечки, на них приятно смотреть, нравится яркая картинка в клипах

Но главное, что это все не русская попса. Она качественно сделана. У них есть имидж. у них есть хорошее шоу. У нас не каждый артист может похвастаться хорошим шоу. За этим должны стоять большие деньги, но у нас есть эти деньги, чтобы сделать все хорошо. А у нас выходят, дай бог, если поют без фонограммы, и то плохо (не все, есть хорошие певцы — Полина Гагарина, голос хороший, Сюзанна… А чего так мало? На «Голубом огоньке» у нас одни и те же лица, они как будто законсервированы.

Это уже фундаментальные проблемы нашего шоу-бизнеса!

Так давайте это менять! Вот мы и привыкли, что с политикой мы сидели и молчали и боялись говорить, я вот не боюсь говорить: давайте поменяем в музыке само течение, сделаем его разнообразнее, пускай будет эта музыка чартов, у нее есть свой слушатель, но у нас тоже есть свой слушатель и он голодает. Мне очень сложно найти разнообразную музыку. Сейчас появились Spotify — у них хорошие подборки, но сложно найти какую-нибудь «Перемотку». Она хорошо известна в узких кругах, а мой друг, который хорошо разбирается в музыке, о ней вообще не знал! И ему понравилось. 

О ком еще из молодых музыкантов мы должны узнать?

Синекдоха Монток. Я сейчас открою плейлист свой, потому что там у меня просто кладбище хороших музыкантов (смеется). Я даже в сторис часто публиковала их песни. Ну, «The Retuses», но они хорошо известны, правда, не так как Jony

Он голосистый!

Да. Это хорошо, у него есть свой стиль, он нашел своего слушателя. У The Retuses вообще последний альбом выбил из меня слезы, я сидела и переслушивала его. 7 лет Миша Родионов молчал, они ничего не выпускали — и тут такой шикарный заезд. Тысячу человек они собирали в Москве? Это мало. Я желаю им лучшего. Если бы они были, например, за рубежом, пели бы на английском, их взял бы хороший лейбл и раскрутил бы, у них было бы больше слушателей. Потому что там это котируется, так почему у нас не котируется? У нас очень много людей слушают песни на английском, а на русском что, не найти? Я когда их спрашиваю об этом, они говорят, мол, слушаю тебя и все, остальное мне не нравится (это мои подписчики). А почему не нравится? Они не могут найти хорошую музыку, вот меня чудом нашли и все. Потому что зарубежная музыка хорошо спродюсирована, у нее хороший визуальный продакшн, она продвигается. Билли Айлиш — посмотрите! Она везде. Что нам мешает, грубо говоря, сделать кого-то таким же успешным?

Ты рассказала, что ты выросла в городе Великие Луки. Что это за город и как ты там провела детство?

Родилась я вообще в Анадыре, на Чукотке. Но из-за того, что у меня был слабый иммунитет меня мама отправила жить к бабушке в Великие Луки. В детстве ходила на большой теннис, на шахматы, спортивную гимнастику, у меня даже есть какой-никакой разряд и по шахматам, и по гимнастике. Я ходила в художественную школу, я ходила в музыкальную школу… Закончу этим, потому что остальные хобби были уже поверхностные. Вот в музыкальной школе я закончила семь классов скрипки, оркестровое отделение, и в 2013 году сразу после окончания переехала в Петербург.

Писать песни ты начала еще в школе? Насколько мешала учеба творчеству?

Да, еще тогда. Очень сильно мешала. Школа — это некоего типа конвейер, который стрижет всех под одну гребенку, который делает из тебя обычного человека, если ты не сопротивляешься. Я сопротивлялась, поэтому мне было тяжело. Были в школе и такие учителя, которые поддерживали меня, которые понимали, что химия, биология, математика мне не нужны, у меня своя дорога. Как-то учительница литературы на одном из последних занятий сказала: «Ребята, я не вижу от вас отдачи никакой. Вот Марина — она занимается своим делом, у нее есть цель и она к ней идет!». Она еще говорила про другую девочку, которая пишет стихи и все, и класс замер. 

А не проблема ли школы в том, что она занимается не развитием и направлением детей в какое-то правильное русло?

У нас устаревшая система образования, что в институтах, что в школах, что в детских садах, хотя в последних у тебя еще есть свобода. И я за то, чтобы у нас перестала существовать эта «совковость» в школах, чтобы учителя могли идти на открытый контакт, чтобы учитель не был чем-то недосягаемым, а чтобы он был твоим другом, чтобы ты мог подойти к учителю и сказать: «Знаете, Марьиванна, я вот песню сочинил». Если бы я так сказала. Ну и что? А другая Марьиванна сказала бы: «О, классно! А давай мы устроим какой-нибудь квартирник в школе!», чтобы в школе была жизнь, а не просто пришел-отсидел-ушел. Я ходила именно так, отсиживала, с такими мучениями… Я выдумывала себе разные миры в голове, пока сидела на математике (смеется), потому что предмет был мне абсолютно не интересен.

А не было конфликтов с родителями? Они не говорили тебе, что нужно учиться?

Говорили. Любой здравомыслящий родитель будет говорить, что нужно закончить школу, институт, а потом уже всем чем угодно заниматься. Но у меня тоже есть голова на плечах. Оценки не влияют на твой мозг и развитие. У Пушкина даже были двойки по математике — и зато какой человек. Он поднял русское слово. Правда, куда оно сейчас опустилось, я не понимаю, потому что от нашей великой культуры осталось одно название, мы ее совсем не продвигаем.

В сентябре вышел твой новый альбом “Сказки лесной нимфы”. Ты не чувствовала какого-то давления, когда писала его? Часто бывают такие «синдромы третьих-четвертых альбомов».

Нет. Я очень критична к себе. Я никогда себя не хвалю и всегда буду недовольна собой. У меня очень высокая планка, которой я никогда не достигну, нет предела совершенству. Я не боялась, у меня не было никакого прессинга. Только прессинг со стороны меня - сделать контент намного качественнее и лучше, смогла рассказать то, что я давно хотела. Я же взрослею и моя музыка тоже взрослеет. Вот олды — мои фаны так себя называют: «Я олд Марины» (смеется), я слушаю тебя с первого альбома, вижу, как ты меняешься. Это не значит, что другие альбомы после таких кинематографических песен как «Девочка и море» будут полностью эпическими. Какой будет год этот, таким будет и мой альбом, но он не будет хуже, я не дам себе просесть никогда. Если я почувствую, что что-то не так, я просто не буду писать эту песню, я не выпущу ее, если она не цепляет. Я сижу и думаю: «нет, это что-то не то». Я работала вместе с Ильей Шленкиным, он был моим со-продюсером. 

Я прихожу и говорю, такая вот песня. Мы делаем аранжировку. В этот же вечер я ее слушаю и понимаю, что мне не ёкает. На следующий день я прихожу и говорю: «Илья, стирай все, пишем заново!». Это другое, не то. 

Люди, которые мне помогают — без них я никуда. Тот же Илья, он так сильно мне помог, он как маяк, который всегда показывает тебе то, что ты можешь. Он светит тебе и ты понимаешь, что свет есть. Единомышленники - это самое главное в нашей профессии, один в поле не воин. Нет, воин, конечно (смеется), просто процент победы очень маленький.

Текст — Владимир Завьялов

Фото — Виктория Кузьмичева, Марина Демещенко