Долгожданные переиздания (от писем Владимира Набокова жене Вере до «Данцигской трилогии» лауреата Нобелевской премии Гюнтера Грасса), интеллектуальный фикшн о писателях прошлого и модернистские игрища — все это в подборке важных книг этой весны, которую специально для «Собака.ru» составил Артем Макоян, сотрудник петербургских «Подписных изданий». Там 29 февраля пройдет традиционная високосная распродажа (и онлайн с доставкой по России тоже!) со скидками от 30 до 70% — ловите момент!
Владимир Набоков «Письма к Вере» (16+)
«Годы гаснут, мой друг, и, когда удалятся совсем, никто не будет знать, что знаем ты да я».
Знакомство, зародившееся на эмигрантском балу и продленное взаимной симпатией — ее интересовали его «романтические обертоны», а он был очарован как поэт — переросло в едва ли не самую длительную и насыщенную историю любви на весь литературный мир. В ней находилось место обожанию и измене, заблуждениям и откровениям, красоте мгновения и мыслям о вечном.
Какая бы ни была эпоха в их судьбах (начинающие литераторы, сбегающие от страстей режима эмигранты или обремененные славой персоны), сохранялась одна константа: Владимир и Вера Набоковы постоянно обменивались письмами. Сейчас их можно рассматривать и как дополнительный комментарий к раскатам эпохи, и как необходимую реакцию на личные перемены, и даже как отдельный сюжет жизни человека, привыкшего эти самые сюжеты придумывать.
«Письма к Вере» похожи на эпистолярный роман, одинаково драматичный и реалистичный, внимательный к чувству и не отягощенный морализаторством. А множество иллюстраций и подробные комментарии еще больше придают живости образу известной пары. Вступительная статья принадлежит новозеландскому литературоведу Брайану Бойду, крупнейшему биографу Набокова.
Corpus
Колм Тойбин «Мастер» (18+)
Пытаться влезть в голову замкнутого одиночки — для любого автора дело неблагодарное, но интригующее. В этом, как правило, сочетаются непредсказуемость фантазии погружающегося, любопытство и верность факту вместе с ремесленническим мастерством и личным отношением к тому, чью жизнь дерзнешь поместить на страницы. А еще есть опасность штампа и пресловутого внутреннего голоса, о который рискует споткнуться повествование: тогда получится что-то вроде «Принца Модильяни» Анджело Лонгони или очередного «Венского гения Эгона Шиле».
Ирландский писатель Колм Тойбин избрал для литературного погружения фигуру не менее романтическую (по мировоззрению, а не по восприятию другими) — это существовавший меж миром живых и потусторонними пространствами писатель Генри Джеймс, оставивший после себя обширное наследие и столько же мифов, недомолвок и таинств. Тойбин называет Джеймса своим любимым автором. Он ценит в нем приверженность строгой форме при сюжетной фривольности — поэтому его «Мастер» стал биографическим романом, поделенным на одиннадцать глав и охватывающим период с 1895 по 1899 года (когда появились самые известные работы Джеймса). Но главный герой — скорее оммаж реально существовавшему писателю, нежели строгая реплика.
«Мастер» начинается с одного из самых тяжелых моментов жизни Джеймса — с провала его пьесы. Тойбин акцентирует внимание на подобных сценах, укрупняя их и углубляя реакцию персонажа, чтобы рассказать о том, кем для него является реальный Генри Джеймс — непререкаемым авторитетом и человеком тысячи фобий. Что ни скажи, а герой идеальный: как для мира девятнадцатого столетия, так и для романа века двадцать первого.
«Иностранка»
Алексей Смирнов фон Раух «Доска Дионисия» (16+)
Не перевелись еще пророки на земле русской. Роман в десяти клеймах (в иконописи это сюжетные элементы, которые обрамляют святой лик, а здесь — главы) посвящен поиску пропавшей иконы. Его написал Алексей Смирнов фон Раух, полумифическая фигура Второго русского авангарда, который и храмы реставрировал, и картины писал.
В «Доске Дионисия», написанной в 1976 году без перспективы на издание, сочетаются века и нравы, причем абсолютно иррационально: подобно тому, как фон Раух видел в византийской иконе и кубизм, и Мондриана, и Поллока, в этом доселе утерянном литературном документе застойной эпохи, отдающем лингвистической вакханалией, есть и прелести русского языка, и быт советского научного сотрудника, и подноготная скупки икон, и просто завлекательный искусствоведческий детектив. Автор переключается между этими регистрами очень изящно. Герой андеграундных выставок по всей Европе и приятель Юрия Мамлеева, Смирнов фон Раух прожил насыщенную творческую жизнь, в которой бывало разное, но осталось малое, как минимум, от литературного наследия: только посмертный сборник эссе «Полное и окончательное безобразие», а теперь и этот недавно найденный роман.
Individuum
Наталия Гинзбург «Семейный лексикон» (16+)
Время размывает — делает черты лиц расплывчатыми, движения неразличимыми, а события лишает смысла, оставляя нас разбираться с их неумолимыми последствиями. Неопрятный ход времени смешивает шаги, заставляя спотыкаться о ложное. Одним из последних прибежищ сохранения памяти становится язык, одновременно знакомый и один на всех, но для каждого сокровенный по-своему.
Наталия Гинзбург, одна из самых значимых итальянских писательниц XX века, вкрадчиво и деликатно подводит нас, читателей, к истории своей семьи, память о которой жива в словечках и фразочках — они становятся проводником к личному и прожитому, а за каждым выражением скрыта своя история. «Семейный лексикон» — это пронизывающая работа памяти и огромное, трепетное внимание к окружающему: к людям, родным и породнившимся, их привычкам и опоясывающим событиям. Про саму повествовательницу, Наталию, в романе найдется едва ли несколько строк (как и не будет обширных откровений о жизни в Италии при Муссолини), что действует отрезвляюще в наше эгоистичное время, хотя «Семейный лексикон» плоть от плоти и является воспоминанием Наталии — и никого кроме.
Разумеется, когда такой сокровенный текст выходит на другом языке и в иную эпоху, особое значение приобретает работа переводчика, которому нужно быть внимательным к каждому знаку, способному воспоминание исковеркать. Поэтому издательство «Подписные издания» выпускает классический перевод «Семейного лексикона» Генриха Смирнова в современной редакции итальяниста Марии Громыко и в сопровождении вступительной статьи Анны Ямпольской, переводчицы и преподавателя Литературного института им. Горького. Погружаемся трепетно.
«Подписные издания»
Гюнтер Грасс «Данцигская трилогия» (18+)
Парад переизданий продолжают произведения нобелевского лауреата Гюнтера Грасса, которого обсуждали, обсуждают и будут обсуждать. Иронично-гротескный стиль его романов оказывается прибежищем для извечного человеческого приключения, вины и отваги. Славу немецкому писателю составили тексты, объединенные по месту и времени действия в «Данцигскую трилогию» («Жестяной барбан», «Собачьи годы», «Кошки-мышки»), которую как раз и переиздала «Альпина. Проза».
Дебютный «Жестяной барабан» — о перипетиях жизни решившего не вырастать (от презрения к быту взрослых) Оскара Мацерата. Он наблюдает за судьбоносными для страны моментами как бы из-под тонкой вуали заблуждений, окутавшей с головой обычных людей, которые и повинны в главной трагедии XX века. «Собачьи годы» — самый символически насыщенный роман Грасса, где каждый эпизод может прочитываться с нескольких точек зрения и c разными интонациями. Это и самый изощренный текст в трилогии: «Собачьи годы» объединяют в себе нескольких рассказчиков, три временных периода, разные стилистики (тут и действие от первого лица, и роман в письмах). Но посыл один — времена меняются, а «собачность» лет остается. А это значит, дело не в отдельных людях и событиях. Повесть «Кошки-мышки» представляет собой воспоминания персонажа по имени Пиленц.
Все три книги составляют важнейшую страницу модернистской литературы. А говорится на этой странице о возможности слова и образа отражать реальность — изогнуто, вычурно, абсурдно.
«Альпина. Проза»
Морган Мейс «Пьяный Силен. О богах, козлах и трещинах в реальности» (18+)
Распущенность, отрицание культуры и вечное брожение в пьяных пара́х — самые бахвальские страницы философии и искусства принадлежат Силену, богу вина и разгула, наставнику Диониса и вдохновителю творцов. Через работу одного из таких («Пьяный Силен» Питера Пауля Рубенса) американский философ и арт-критик Морган Мейс выстраивает любопытный сказ о самом Силене, отпившем бренности жизни, его влиянии на искусство, а также об истоках пессимизма, исканиях Ницше, значении города Антверпена в истории живописи и многих других трещинах реальности, которые замечаются насмешливым вакхическим взором.
Individuum
Комментарии (0)