Как фотограф Сергей Берменьев покорил Голливуд

Большинство снимков, получивших Пулитцеровскую премию, транслируют печаль и боль как самые сильные эмоции — Ким Фук во время напалмовой атаки во Вьетнаме, смертельный выстрел в Ли Харви Освальда, войны, пожары, разрушения. А в ваших портретах спортсменов нет минора, но они обладают магнетической силой. Как это получилось?

Вот, вы сами сказали это слово — сила. Передо мной как раз стояла сверхзадача: отождествить получение олимпийских медалей с силой, гордостью. И все в одном взгляде. С момента их победы прошло меньше месяца, и в каждом горела частичка огня, уже не олимпийского, а их собственного, внутреннего. И не важно, получил ли человек «золото» или «бронзу», я уверяю, для тех, кто получил «бронзу», это было не менее важно, чем «золото».

Со спортсменами работать сложнее, чем с актерами и политиками?

Разве что дольше приходится высекать из них огонь. Отнюдь не все спортсмены каждый день работают с камерой. Но здесь дело было не только в уровне подготовленности к фотографированию, публичности. Среди чемпионов были люди, которые тренируются и живут в горах. Для них и метро-то в диковинку, а тут — фотография. Это был личный рывочек и для меня.

 
«Кто вспомнит через сто лет эту Ким Кардашьян?»

А как происходит «высечение огня»? Вы просили их показать какие-то эмоции?

Принять определенную позу? Ни в коем случае. В таком контакте нельзя говорить: «Посмотри серьезно, посмотри весело», – с ними нужно просто разговаривать. Некоторые не понимали, к чему, для чего, что за проект. Но они все личности, у каждого своя история, а траектория всех портретов единая, есть ощущение общей заряженности, потому что это история о чемпионстве. Посмотрим, пойдет ли она. Вот в Питере пошло, я лично видел, как реагирует народ на Садовой. Но это Питер, он особенный. Мне всегда здесь творилось легче, даже в самые голодные годы.

И как народ на Садовой?

Совершенно удивительно. Это ведь совершенно обычные, не ангажированные люди, которые не подходят к выставке с мерилом искусствоведа, они идут своей дорогой, транзитом через улицу, а вдруг раз — Аделина Сотникова. Они обходят тумбу, начинают читать, разглядывать портреты всех спортсменов. Вот девочка стоит и смотрит, она же не позирует никому и не симулирует интерес, в ней в эту самую минуту воспитывается воля к победе. При подготовке выставки многие мне говорили: «Ты опоздал. Игры в Сочи прошли, никому уже не надо, все забыли». Во-первых, это непростительно тупо забывать о победе. Что такое Олимпиада? Все заснули, а проснулись – Майдан. И все, это уже неинтересные вчерашние новости. Вон американцы побеждают, а потом четыре года до следующих соревнований чествуют чемпионов. Во-вторых, я сам убедился, что людям на самом деле это интересно. Слышал, как подростки говорят: «Клевые фотки». Как дедушка с бабушкой по незнанию ищут снимок Шараповой. У каждого свои впечатления, но никому не все равно. Я вижу, что это нужно людям, а не функционерам.

Вы есть в соцсетях. Общаетесь с поклонниками?

Изучаю. Соцсети стали хорошими нитками между людьми и мной, ткань появилась. Я же не всем могу каждому лично послать альбомы, пригласить на выставку. А в том же Инстаграме могу показать свои работы, провести исследование реакции.

И как исследование?

Интересно. Я недавно заметил комментарий в стиле: «Да ну, у него критиковать нельзя, сразу забанит». Интересно, что у людей складывается такое мнение.

А баните?

Если под портретом пишут: «А че у него недовольная морда?», – я даже обсуждать не буду, удалю комментарий и заблокирую пользователя. Я по первости ввязывался в полемику, а потом понял, что это не конструктивно. Благодаря соцсетям все ждали эту выставку, мы анонсировали ее, показывали кадры. Последнее время лучшим маркетинговым ходом считается держать все в секрете. Как будет выглядеть новый айфон? В каком секретном месте пройдет вечеринка? Какое-то ненужное нагнетание. Людей нужно готовить, людям нужно показывать. И вообще сейчас такое время, что может голову снести от неожиданной турбулентности. А мою выставку обсуждали, оставляли по сто, по двести комментариев. Когда-нибудь я разгадаю этот ребус Инстаграма: почему люди смотрят на голые задницы в трусах и не смотрят на Бродского. Поймите, я за песиков, за солнышко, за наряженных девушек но это не искусство. Сейчас ведь никто не вспоминает великих кокеток времен Пикассо, может, одну-две на весь мир. А у нас таких сегодня 300-600 процветает. Ну кто вспомнит через сто лет, кто такая Ким Кардашьян?

«Загадка Инстаграма: все смотрят на задницы в трусах, но не смотрят на фото Бродского»

Вы считаете себя этаким «русским в Голливуде»?

Нет, абсолютно. Я никак не интегрирован в Голливуд. Это просто место работы. «Русский в Голливуде» – это тот, кто пасется там, ждет, ищет. И перед таким Джек Николсон не снимет очки, а Мэрил Стрип не будет петь Синатру. А для меня они это делали. Джек Николсон вышел на Воробьевых горах в майке с портретом Ленина, подсобил асфальтоукладчикам, сел с незнакомыми девочками попить пива.

Девочки были в шоке?

Ну да. Хотя не все узнают Николсона, уже народилось и выросло поколение кибернетического сознания. Мне встречались люди, которые между Николсоном, Де Ниро и Аль Пачино просили уточнить, кто из них кто. И наших великих актеров, да и писателей уже не помнят, в том время как тот же Аль Пачино каждую нашу с ним встречу спрашивает о Юрии Соломине, а о том, что Виталий Соломин умер, он знал и просил меня передать Юрию соболезнования. А с Тарантино была вообще чудная история. Квентин попросил снять его на кладбище у могилы Пастернака, так как считает себя реинкарнацией Бориса Леонидовича. Сидел у надгробия, плакал, пил водку и закусывал соленым огурцом. В каждом портрете есть целая история. Чтобы сделать хороший кадр, нужно наполнить человека. А бывает наоборот. Бродский вот пришел переполненным. С ним слишком длинная история, с моим раздражением, с его. Когда он сам начал читать свои стихи на морозе, мне показалось это каким-то нытьем. Даже не понравился мне сначала. А потом раскрылся в кадре. Ведь главное в фотографии – взгляд, пропитанный самой сутью человека.

Текст: Кристина Шибаева