Дело Елены Баснер: три версии

Известного искусствоведа, консультанта шведского аукционного дома Bukowskis обвиняют в мошенничестве: по версии следствия, Баснер, находящаяся в данный момент под домашним арестом, причастна к продаже коллекционеру Васильеву поддельной картины Бориса Григорьева. Однако большинство ее коллег уверены в невиновности Баснер. Мы отметили три основные версии этой запутанной истории.

Версия первая. Афера

Напомним версию, многократно изложенную в прессе Васильевым: почти пять лет назад он, известный арт-дилер и обладатель внушительной коллекции русского искусства начала XX века, купил у издателя и искусствоведа Леонида Шумакова картину Бориса Григорьева «В ресторане» за 7,5 миллионов рублей. Провенанс картины, представленный покупателю, был таков: раньше она будто бы находилась в коллекции генерала Тимофеева, в которую, в свою очередь, попала из знаменитого собрания Александра Бурцева, опубликовавшего репродукцию картины ровно сто лет назад в своем альбоме «Мой журнал для немногих». Через год с лишним, перед тем как отдать произведение на выставку, новый владелец, по его словам, внезапно выяснил, что еще до сделки эксперты Художественного научно-реставрационного центра имени Грабаря обнаружили на полотне «пигменты более позднего происхождения» и признали, что имеют дело с подделкой крайне высокого качества. А в 2011-м году в Русском музее случилась персональная выставка Григорьева: в каталоге к ней была опубликована репродукция картины «В парижском кафе», разительно похожая на приобретение Васильева. Дальше в васильевской версии появляется эксперт мирового уровня, в числе прочего ведущая специалистка по позднему Малевичу и создательница Музея истории петербургского авангарда Елена Баснер. После возбуждения уголовного дела по заявлению Васильева, Шумаков заявил, что выступил в сделке посредником, а картину получил именно от нее. Следствие, тянувшееся почти три года и в какой-то момент прекращенное по причине истечения искового срока давности, неожиданно возобновилось по прямому указанию начальника Следственного комитета РФ Бастрыкина. После ареста Баснер версия Васильева, объявляющего себя жертвой «организованной преступной группы», широко тиражировалась СМИ. Апофеозом стала передача публицистки Юлии Латыниной на радио «Эхо Москвы» и ее же последующая статья в «Новой газете»: журналистка, если резюмировать ее пространные рассуждения, утверждала, что речь идет ни больше ни меньше как о целой «музейной мафии», попутно упрекая либеральную интеллигенцию, вставшую на защиту находившейся на тот момент в СИЗО Баснер, в неразборчивости, когда дело касается «своих».

Андрей Васильев, арт-дилер, коллекционер русской авангардной живописи: Елена говорит, что есть в Русском Музее поддельная картина, но она мне продала настоящую. Меня устроит любой исход, в котором выяснят истину. Дело зашло так далеко, что всех должен устраивать именно такой исход. Елене Баснер желаю скорейшего завершения дела и встречи со мной на открытом суде.

Версия вторая. Ошибка

Основным «козырем» истца, призванным доказать наличие у Елены Баснер преступного умысла, является тот факт, что она якобы прекрасно знала о том, что в запасниках РМ хранится та самая, будто бы подлинная картина Бориса Григорьева, попавшая в музей из другой обширной коллекции — Бориса Окунева: обвиняемая, мол, 30 лет назад собственноручно ее описывала — отсюда сторонники Васильева делают далеко идущие выводы, согласно которым изготовление фальшивых копий якобы происходит непосредственно в музее. Коллеги Баснер при этом уточняют, что искусствовед писала вводную статью к каталогу и, поскольку занималась только живописью, не занималась изучением и описанием картины «В парижском кафе», которая, будучи написанной темперой на картоне, числилась за отделом рисунка. Работа эта, к слову никогда не выставлялась, а по предположению некоторых сведущих, и вовсе может являться авторской версией той картины, которая явилась яблоком раздора.

Лев Лурье, историк, педагог: Надеюсь, что дело Елены Баснер не закончится для нее реальным сроком заключения. В любом случае, я думаю, что подсудимая будет не одна. Если следствию удастся доказать, что имело место реальное мошенничество, то я уверен, что Баснер не является его творцом. Я уверен, что Васильев купил дважды поддельную картину. Директор Эрмитажа Пиотровский был совершенно прав, сказав, что арест Елены — это «плевок всей интеллигенции России». Интеллигентную женщину не стоит сажать в тюрьму и избирать ей такую меру пресечения в виде изоляции. Я знаю Лену и хотел бы узнать, чтобы для нее все закончилось благополучно. Интересно узнать, кто и где изготовил фальшивую картину.

Версия третья. Месть или заказ

Версия «заказа» связана с изобретенным (совместно с другим экспертом по русскому авангарду Андреем Крусановым) и активно продвигаемым Баснер радиоуглеродным методом определения поддельных живописных полотен, причем написанных маслом и после 1945 года. Суть в том, что сразу же после Хиросимы и первых ядерных испытаний в 40-х в природе стали появляться новые изотопы цезий-137 и стронций-90. Как написал в своем Facebook журналист Александр Тимофеевский, эти вещества «накапливались и в растениях, в том числе во льне. Натуральное льняное масло используется как связующее вещество в масляных красках. В работах, написанных до 1945 года, таких изотопов нет и быть не может. Это сразу отсекает огромное число фальшивок, в том числе и тех, что узаконил рынок. Многие важные коллекции могут трагически поредеть, рынок – обвалиться. Понятно, что такое не прощают никогда». Советник председателя правления «Роснано» Михаил Слободинский выразился еще более определенно: «Дикая угроза рынку фальшивок. Огромному рынку. Криминальному. Лена после патента стала опасаться за себя и семью. Не зря». Другая конспирологическая версия, гораздо более туманная, состоит в том, что мы наблюдаем подготовительный этап некоей хитроумной атаки на Русский Музей вообще и на его нынешнее руководство в частности. Даже если вообразить, что эта версия имеет под собой реальную почву, о причинах и целях такой впечатляющей многоходовки пока остается только гадать.

Ирина Карасик, искусствовед, ведущий научный сотрудник Отдела новейших течений Государственного Русского Музея: В предъявленное обвинение не верю. И имею для этого все основания. Знаю Елену Вениаминовну давно и хорошо: большую часть жизни и почти весь путь в профессии мы прошли вместе. Версия Васильева для меня неубедительна – одни слова. Наличие «умысла» (продвижение Еленой Баснер заведомой подделки, снабженной придуманным провенансом, равно как и участие ее в какой-то преступной цепочке, в каком-то мошенническом сговоре) не подкреплено аргументами. Ссылка на то, что она намеренно скрыла знание об аналогичной (но не идентичной) композиции из ГРМ, происходящей из окуневского собрания, ничем не подтверждена. Более того, сведения о ее работе с коллекцией в процессе подготовки выставки 1986 года либо не точны, либо сознательно искажаются. Апелляция к сканам или фотографиям журнала Бурцева, где воспроизведена работа, близкая к васильевской, сделанным в 2007 году, смехотворна и ни о каких преступных целях свидетельствовать не может. Человеку, занимающемуся исследовательской и экспертной деятельностью, необходимо знать источники и иметь их под рукой, поэтому он, по возможности, формирует электронную базу каталогов и журналов. Что касается передачи Юлии Латыниной, а затем ее статьи в «Новой газете», то они тенденциозны, свидетельствуют о не слишком хорошем знании предмета и не имеют никакого отношения к объективной журналистике. Не хочу полемизировать с ней, отмечу только, что никто из выступивших в поддержку Баснер - напомню: она в это время находилась в СИЗО - не аргументировал свою позицию тем, что она дочь известного композитора (эту карту издевательски разыгрывала «желтая» пресса и сама Юлия Латынина) и не ограничивался констатацией того, что она титулованный эксперт. Известные историки искусства (среди них: А.Д. Сарабьянов, Н.В. Сиповская, А.В. Толстой, Е.А. Бобринская, Т.В. Горячева, И.А. Вакар, Н.А. Гурьянова, А.С. Шатских, Л.Г. Ковнацкая, Шарлотта Дуглас, Кристина Лоддер и др.) развернуто писали о ее профессиональных и человеческих качествах. Под петицией в интернете было собрано не 1000, как пишет Латынина, а 2400 подписей. Очевиден в этой ситуации наезд на Русский музей как институцию. Естественно, искусствоведческое сообщество продолжит работать и на искусствоведении как науке это никак не отразится. Но то, что сейчас к нашей деятельности, к нашей профессии, особенно к музейщикам, стягивается негативное внимание общества, ни к чему хорошему не приведет. В прессе уже появляются безумные сочинения о хранителях, скупающих дешевый антиквариат и заменяющих им распроданные из фондов подлинные вещи.