Основатель и бессменный лидер группы "ДДТ" вот уже почти двадцать лет живет в городе, который однажды сам и назвал "Черный пес Петербург". Он - классик отечественного рока, артист и поэт, музыкант и художник, а еще - хороший и добрый человек. Из всех наград более всего ценит полученную в Пушкинском лицее Царскосельскую премию. Самый близкий и родной для него человек - мама, Фаня Акрамовна, которой он посвящает свои песни и свои концерты.
– Юра, почему, когда тебе пришлось уезжать из Уфы под натиском КГБ, ты выбрал Ленинград, а не Москву? Ведь в столице у «ДДТ» к тому времени уже были успешные выступления...
– Москва принимает всех, и каждый человек может найти себе место. Питер жестче. Как говорил Костя Кузьминский, это вертикаль классицизма. Питер с трудом принимает иногородних, пришлых. Это субкультура со своей иерархией ценностей. Здесь тяжелее добиться какого-нибудь признания. Зато здесь – если принимают тяжело и сурово, зато любят по-настоящему.
– Ты приехал из провинции в начале 80-х и с работой, наверняка, были проблемы...
– Поначалу устроился грузчиком в кафе «Молочное» на Невском проспекте. Никто из нашего поколения не чурался такой работы – грузчиком, сторожем, дворником, истопником – благородные ведь профессии.
– Ты можешь вспомнить, когда твоя трудовая книжка перекочевала в театр «ДДТ»?
– Это было где-то году в 89-м. А первый свой гонорар за выступление я получил значительно раньше. Это было тридцать рублей за концерт. Получив эти сумасшедшие деньги в свои мозолистые руки, мы тут же их на всякий случай пропили.
– Были гонимые нищие рокеры в Петербурге, а потом стали богатыми и знаменитыми... Деньги отравили российский рок?
– Не деньги. Наверное, мы слишком много и долго праздновали эту победу свободы. И когда, я помню, наступил 91-й год, то наступило страшное похмелье в стране. И наше, кстати, тоже. Мы решили заниматься искусством. Для нас с ребятами этот холодный душ пришелся кстати. Тогда-то и появился первый концептуальный альбом «ДДТ» «Черный пес Петербург». Произошло, по сути, второе рождение группы.
– Легенды гласят, что Юрий Шевчук при встрече в ленинградском кафе «Сайгон» заявил пьющему кофе Борису Гребенщикову, что он – его черная карма...
– БГ был весь в белом тулупе, а я в черном. Потому так и сказал. Он уже тогда был мэтр и классик.
– С той поры твои отношения с классиком изменились?
– То единение, которое было в 80-е годы, прошло. Вообще, я считаю, что союзы художников – это нонсенс. Когда возникает угроза свободе, то они хороши, потому что художники объединяются и все вместе лезут на баррикады под пули. Когда опасность уходит, исчезает, то каждый опять возвращается в свою собственную нору, на свою творческую кухню...
– На свою табуретку...
– Да, на ту самую табуретку, на которой в молодости сочинял песни.
– Ты и сейчас сочиняешь на табуретке?
– Зачем? У нашей группы теперь есть своя студия. Иногда беру гитару и уезжаю за город, в деревню. Там тоже хорошо сочиняется. Вот в новом альбоме «Единочество» я пытаюсь осуществить «cмычку города и деревни». Хотя и в городе мне нравится бродить по улицам. Я всегда таскаю с собой диктофон, на который пытаюсь записывать то, что возникает в городской суете, во время прогулок.
– В какую погоду тебе лучше гуляется и сочиняется?
– Да мне как-то безразлично. Из времени года люблю белые ночи. А так как живу на Васильевском, то обязательно во время прогулок дохожу до Невы. А насчет погоды... Конечно, лучше, чтобы светило солнце, а дождь не лил за воротник.
– Поклонницы тебя не поджидают в подъезде дома, где ты живешь?
– Наши поклонники вроде вменяемые, нормальные люди, к эксцессам не склонные. Раньше на стенах подъезда было много надписей, приходилось за свой счет стены красить. Нынче их стало поменьше. Вниманием я не обделен, и если люди со мною на улице здороваются, то я им отвечаю приветствием, хотя лично и не знаком.
– Ты кому-нибудь можешь не подать руки?
– Я человек добрый и незлобивый, но прямой. Если мне кто-то не нравится, то я с ним не буду вступать в дискуссии и споры. Только пусть и он ко мне с претензиями не пристает.
– У тебя есть враги?
– А у кого их нет? Хотя слово «враги» для них слишком сильное. Скорее завистники. Если же дело примет принципиальный оборот, то здесь я могу и забыть о правилах хорошего тона. Со своими идеологическими противниками я боролся и буду бороться.
– И кто они?
– Их много, но имя им одно – «попса».
– Ты занимаешься рок-музыкой более двух десятков лет. Тебя не тянет написать книгу мемуаров?
– Cейчас мне просто катастрофически некогда. Пока сочиняются песни, стихи и музыка, то книги писать я не могу. А вспоминать мне еще рановато. Вроде не старик еще.
– Зато классик…
– Да ладно. Сейчас бронзоветь начну, прямо на глазах. А мне еще с ребятами новый альбом записывать. И концерты петь. Вживую.
Комментарии (0)