Как выглядела блокада Ленинграда глазами обычной школьницы? Что видел и чувствовал ребенок, глядя на жизнь города в условиях осады из окна своей комнаты? И как эти воспоминания сказывались на дальнейшей жизни? Публикуем сочинение матери историка и исследовательницы Петербурга Анны Сухоруковой, Софьи Петровны. Этот текст был написан вскоре после завершения блокады и его не принял учитель, написав, что в нем не видно «борьбы, приведшей к победе».
Домашнее сочинение
«Мертвый город»
Пустынные широкие улицы большого города кажутся тесными от покрывающего их снега, который лежит большими, отливающими синевой, сугробами. Тихо, пустынно. Не слышно звона трамваев, гудков автомобилей, даже чириканья воробьев. Когда-то шумный и веселый город превратился в ледяную пустыню, где одно только солнце, равнодушное ко всему, совершает свой неизменный путь по небосклону.
На всем лежит печать зверского, бессмысленного разрушения: трамвай лежит на боку, уставившись пустыми глазницами выбитых окон в голубое, безоблачное небо, дома насквозь пробитые бомбами, стены которых грозят каждую минуту обрушиться, оборванные провода, мертвые деревья. Все безжизненно, пусто и холодно.
Но вот, эта картина разрухи и запустения немного оживляется: из-за поворота показываются сани, в которые запряглись два человека, закутанные так, что похожи на больших, неуклюжих кукол. Они бредут молча, машинально переставляя ноги, тупо глядя перед собой и тяжело таща сани. Громкий хрип саней нарушает тишину, да легкие облачка пара тают в воздухе.
На санях лежит человек, как две капли воды похожий на идущих и отличающийся от них только тем, что совершенно неподвижен, да тем, что изо рта у него не вьется тонкая струйка пара и не белеет в воздухе.
Медленно идут люди, медленно ползут за ними сани по рыхлому снегу. Вдруг сани наскакивают на камень, накреняются, и труп скатывается в снег. Но люди в своем голодном отупении, не замечают облегчения саней и идут, идут вперед по снегу, ослепительно сверкающему под холодными лучами солнца, а мертвец остался лежать позади одиноким холмиком.
И так идут они вперед, не замечая ни времени, ни расстояния, пока не свалятся от голода и усталости, ничего не чувствуя, медленно умирая. Покроет их белым саваном снег, как покрыл уже их товарища и как покрывает сейчас развалины домов, остовы трамваев и машин, одиноко стоящие деревья и сотни таких же мертвецов, лежащих там, где их застала смерть.
А снег все падает и падает, засыпая еле теплящуюся жизнь города. Пусто… холодно…
Резолюция учителя красным карандашом: «Не заметила скрытой жизни, борьбы, приведшей к победе»
Софья Сухорукова
Жительница блокадного Ленинграда:
«Честно говоря, уже точно не могу вспомнить, когда было написано сочинение: в 1944 году, а, может быть, и позже. На литературе мы писали много сочинений, здесь, видимо, было задание написать воспоминания о блокаде.
Я писала о том, что видела зимой 1941–42 года. Тогда мы с мамой и тетей жили на Очаковской улице, недалеко от Смольного и от Охтинского кладбища. В то время я не выходила из дома, в Ленинграде боялись отпускать детей одних на улицу, поэтому я часто сидела у окна.
Подобная картина, когда люди, у которых еще остались какие-то силы, везли покойников на кладбище, были довольно частыми, можно сказать, обыденная картина. Там же, сидя у окна, я видела бомбардировку дома на углу Суворовского и Кавалергардской — это было жуткое впечатление. Но еще страшнее были слухи, которые до нас доходили, что в этом здании был госпиталь и раненые выпрыгивали из окна, чтобы спастись от пожара. Совсем недавно внук привез меня к этому зданию, и я увидела мемориальную табличку, где рассказывалось об этой трагедии. Значит, это были не слухи.
В годы блокады в нашей семье умерло 4 человека. Мамина сестра, Нина Владимировна Чемерзина, умерла 23 декабря 1941-го, а моя мама, Мария Владимировна Копытовская (урожденная Чемерзина) — 25 октября 1942 года. Незадолго до этого я пошла во второй класс. После этого меня взял к себе отец, у которого к тому моменту была другая семья. Я жила с ними на Лесном проспекте и ходила в школу номер 104, где и было написано сочинение.
Рядом со школой был студенческий городок, который сильно пострадал от бомбежек. После войны его восстанавливали пленные немцы. Мои одноклассницы с ними иногда болтали и даже иногда отдавали им свои завтраки, мне, признаться, такое в голову бы не пришло.
Помню, что за сочинение мне в итоге так и не поставили отметку, просто поставили «Смотрено». Очевидно, сочли этот текст чем-то неправильным, это я сейчас понимаю. А тогда было просто обидно. Но переписывать все же не заставили, оно было не таким важным.
В итоге я окончила школу с золотой медалью, поступила в университет на химический факультет и всю жизнь проработала в институте синтетического каучука. Вышла замуж, родила двух дочек.
Не так давно приезжала к своему старому дому на Очаковской, мне захотелось походить по тем местам. Даже нашла то окно, из которого увидела все то, о чем писала. Сейчас там все перестроено, в нашей квартире потом устроили какой-то магазин. Но окно мне свое удалось все же вычислить, конечно, нахлынули воспоминания о старой жизни, о семье, о том, что я там видела».
Комментарии (0)