У меня есть клиент, который регулярно приходит и устраивает спектакль. Заказывает по меню крем-суп из гороха, мяты и прошутто, но просит приготовить его без прошутто, мяты и сливок. Как только официантка докладывает мне об этом, я сразу догадываюсь, кто это, вылетаю с кухни, ставлю перед ним пакет гороха и говорю: «Иди домой ешь сырой горох». Но это наша с ним игра, которая длится уже годы, и мы друг на друга не обижаемся. После того как я написала на сайте EatBetter.ru колонку о ресторане Probka Арама Мнацаканова, владелец Stroganoff Steak House Леонид Гарбар и компания рестораторов собрали целый круглый стол, на котором поминалось мое имя и обсуждалось, имеют ли право коллеги судить проекты друг друга. При этом никто не обратил внимания, что наряду с критикой нового заведения на проспекте Добролюбова я буквально пропела оду старой «Пробке» на улице Белинского. Передо мной стоит дилемма. С одной стороны, кто лучше меня знает, как должно быть? Я тот человек, который во всем этом варится: готовит, покупает продукты, строит ресторан, нанимает персонал. Я понимаю, о чем пишу, лучше любого ресторанного критика. С другой стороны, оттого что у меня маленький ресторан, у людей может возникнуть ощущение, что я завидую. Это не так, у меня нет амбиций, мне нравится то, чем я занимаюсь, — просто высказываюсь. Но критиковать надо уметь.

Вот как учил на кафедре театроведения в Театральной академии Лев Иосифович Гительман: начинать нужно за здравие, весь негатив, если он есть, ставить посередине текста, а заканчивать вновь за здравие. Вы приходите в театр, садитесь и понимаете, что свет хороший, звук ничего, а вот костюмы неудачные. Одна актриса шикарная, а две провальные. Пьеса не самая лучшая, но режиссеру удалось рассказать ее компактно, всего за два часа. Запишите все положительные моменты и косяки и расставьте их в таком порядке, чтобы закончить текст жизнеутверждающе. Попытайтесь найти хоть что-то хорошее: замечательно выполненные программки, удобные кресла — вы встали в конце, а спина не болит. Через такую призму легче смотреть на жизнь, и этой методики я придерживаюсь всегда, к каждому минусу стараясь найти два-три плюса. Например, сообщаю, что в ресторане мне «принесли ломаную корзинку с очень вкусным хлебом», то есть даю понять, что в заведении разруха, но все же люди делают свое дело хорошо.

Обычно я вступаю в диалог с кем-то только в тех случаях, когда знаю предмет. Так, я не читала произведений Светланы Алексиевич и потому, когда многие закричали, что Нобелевскую премию по литературе ей присудили только за позицию «Рашка — говняшка», предпочла промолчать. Зачем говорить о чем-то, в чем ты некомпетентен? В случае с горельефом Мефистофеля, сбитым с дома архитектора Лишневского на Лахтинской, я не стала сразу обвинять в этом вандализме РПЦ. Всегда найдется кучка фанатиков, которым никто не давал такой установки, но которые считают, что на них лежит некая миссия. На мой взгляд, городские власти должны восстановить этот горельеф, да еще и весь дом отремонтировать. Однако я не говорила, кто прав, кто виноват, — ситуация явно странная, всей правды мы не узнаем.

Меня удивляет Андрей Макаревич, которому хочется сказать: «Послушайте, у вас огромная толпа поклонников, и вполне возможно, часть из них не думала, что Россия оккупировала территорию Украины, до того как вы им об этом сказали». Я не считаю, что ему нужно молчать или говорить неправду, но не стоит делать резких заявлений, когда у тебя такой вес. Или вот писатель Людмила Улицкая, которая от имени всех россиян и моего в частности «прощается с Европой», имея при этом второе гражданство. А тем нашим бывшим соотечественникам, которые отправились на ПМЖ за границу и уже оттуда продолжают поливать грязью родину, я всегда говорю: «Вы странные люди, уехали и увезли с собой все то дерьмо, которое хотели бросить, да так до сих пор в нем и живете. Берите пример с Михаила Барышникова: человек оставил здесь все вполне обоснованные претензии, которые у него были к этой стране, в жизни не сказал о России дурного слова — стал американцем и сохраняет свое лицо». Так же часть провинциалов, в свое время направлявшихся в Москву, к лакшери-жизни, не доехала до нее и осела в Петербурге, где стагнировала. Прижиться здесь они не смогли, но город склоняют направо и налево. Как говорится, девушка уехала из Орла, но Орел живет в ней.

Не надо никого провоцировать и выпускать чернила каракатицы, особенно в ситуации, когда ничего от этого не изменится: пиши или не пиши ты, что Путин — вор, а Порошенко — пьяница, результат один. Я считаю, что в соцсетях ругаются люди, которые ничего собой не представляют и для них резкие выпады — единственный способ привлечь внимание к собственной персоне. Отписываюсь в «Фейсбуке» от них и от тех, кто использует мат: очень круто унизить человека можно не переходя на личности и не прибегая к ненормативной лексике.

Меня редко кто может срезать, хотя бывали случаи, которые запомнились на всю жизнь. Лет в шестнадцать я подошла к компании девушек повзрослее, с которыми хотела познакомиться, и сказала им чудовищную фразу: «Привет, я Катя. Я очень сладкая». И одна из них интеллигентно меня умыла: «Сладкая? Ну, главное, чтобы не приторная». А году в 1996-м я училась в школе журналистики Сергея Шолохова, к нам в гости пришел Дмитрий Нагиев, которому я задала наглый вопрос: «А вот вы и на радио, и на телевидении, и в театрах. Это у вас такая погоня за деньгами или жажда славы?». Никогда не забуду его ответ: «Во-первых, не за деньгАми, а за дЕньгами. А во-вторых, я буду грызть землю, есть говно до тех пор, пока у меня не появится своя программа на Первом канале». Можно как угодно относиться к нему сегодняшнему, но он вызывает у меня уважение: пацан сказал — пацан сделал.

Вообще, спокойствие приходит с возрастом. Еще лет десять назад я легко вступала в любые склоки, возможно, также в силу национального темперамента. Теперь же стараюсь закрыть рот на замок и высказываюсь только в том случае, если уж совсем не могу молчать.