-
НЕВZORROВ
Александр Невзоров вспоминает о том, как придумал себе образ неподкупного репортера, диагностирует беспробудную тупость ширнармасс и объясняет, почему у канала Lifenews нет шансов добиться успеха в Петербурге.
-
Александр Невзоров вспоминает о том, как придумал себе образ неподкупного репортера, диагностирует беспробудную тупость ширнармасс и объясняет, почему у канала Lifenews нет шансов добиться успеха в Петербурге.
-
Телеканал «100ТВ» закрылся, а на его месте появился петербургский вариант скандального LifeNews, специализирующегося на желтом, жареном и перченом. Надо ли новым владельцам как-то учитывать петербургскую специфику или ее не существует, информационные технологии и законы менеджмента везде одинаковы?
В известном смысле — да, существует. Но вы ведь вкладываете особое значение в понятие «петербургский». Начни мы подсчитывать этих самых «настоящих петербуржцев»— если наберется пятьсот человек, считайте это большой удачей. Они до некоторой степени имеют влияние еще на пятьсот тысяч. Их великолепный снобизм не смертелен, но довольно заразен, и многие пытаются его исповедовать, хотя не у многих получается. Как бы то ни было, сомневаюсь, что они смогут повлиять на общие зрительские настроения. Этот проект провалится не потому, что здесь другая публика, а потому, что окошечко, в котором унылая бабка выдавала рейтинги, закрыто и бабка со своими авоськами с кочанами мороженой капусты давно ушла домой.
Это, простите, кто?
Это аллегория общественного интереса к чему бы то ни было. За последние десять-пятнадцать лет все каналы разобрали рейтинговое пространство полностью, до конца. Рейтинг ведь штука материальная. Вот вазочка с конфетами: допустим, я решу, что мне нужно восемнадцать конфет, десять возьмете вы, потом прибежит наш оператор Коля и подгребет оставшееся — и конфет в вазочке не останется. Сейчас свободного рейтинга, на котором бы кто-то не сидел и который бы кто-нибудь уже не приватизировал, в стране нет. Большие каналы круглосуточно мастерски удалбывают зрителя при помощи невыносимого для нормального человека конгломерата из яркости, пропаганды, маразма и всего остального. Чтобы изготовить эту штуку, нужны большие мощности. Реальную атомную бомбу, даже грязную, из 238-го урана, невозможно сделать в придорожной мастерской кустарным способом. Точно так же высокосортное, сразу бьющее по мозгам эфирное пойло маленькая самодеятельная компания сварить не в состоянии. Тут новой версии «100ТВ» ничего не светит. Она так и останется каналом, количество зрителей которого четко обозначено в его названии. Правда, в лучшие времена оно доходило аж до ста четырех— знаю из уст самого Олега Руднова (предыдущий владелец «100ТВ». — Прим. ред.), это были последние слова, которые он прошептал перед смертью.
Но вы же одно время появлялись на этом канале в качестве комментатора.
Мне платили, вот я и появлялся. Я наемник и за деньги могу появиться где угодно. У меня нет ни стыда ни совести. Но Руднову тогда трудно было получить на меня разрешение.
Неужели даже на таких факультативных каналах есть стоплисты?
Каждый владелец канала обязательно трясет перед чиновником какими-нибудь циферками, а чиновник, который не понимает в циферках, соглашается: мол, да, есть рейтинг. Они же сами ездили в инстанции и напрашивались на ограничения, репрессии, чтобы быть в тренде, как большие. Вообще, «Сотка» была очень хорошей штукой для разворовывания, собственно, для этого и придумывалась. Поначалу они жутко шиковали, устроили себе суперапартаменты, покупали очень дорогие камеры. Но постепенно все стало глохнуть и наконец дошло до своего нынешнего нормального, естественного состояния. Притом этот Габрелянов (владелец LifeNews.— Прим. ред.) очень способный к такому бизнесу человек, у него, с моей точки зрения, масса достоинств. Он в должной степени безжалостен, беспринципен, хамоват, умеет ходить по головам и по трупам. Это, кстати, тоже большое искусство. Проблема, повторю, в том, что нет рейтинга, который этот канал мог бы приватизировать. А если рейтинг выращивать, как Карлсон собирался выращивать дерево из вишневой косточки, застрявшей в волосах у прохожего, — ну вбухают туда миллионы и миллиарды и успеют дорастить до ста восьми зрителей, прежде чем все загнется. Здесь те же самые арифметика и механика, на которые они сами ссылаются, говоря, что законы функционирования СМИ едины. Именно эти законы являются для них отверстой могилой, и другого пути, кроме как на ее дно, у них, увы, нет, несмотря на всю мою личную симпатию к Габрелянову как к безнравственному, жестокому, хитрому и удачливому проходимцу.
СМИ такого сорта либо охотятся за сенсациями, либо эти сенсации создают, сочиняют, поскольку вымыслу потребитель, как правило, верит больше, чем правде. Какая стратегия более правильная?
Правду и вымысел надо очень умело смешивать. К сожалению, действительность (как и история) всегда немножко не такая, как хотелось бы: недостаточно драматична, недостаточно эффектна. И требуются большие мастера, чтобы она имела телевизионный успех. Есть множество предельно желтых изданий, типа газеты «СПИД-инфо», которые сделали своим хлебом бесстыдство и примитивную фиксацию всякой ерунды вроде заглядывания под юбку так называемым звездам. Но мы видим, что они не имеют такого уж широкого хождения и ни на что не могут повлиять. Дело в том, что вся эта репортерщина, все это юбкоподглядывание— до определенного уровня. Как максимум они увидят, что у Кобзона под париком. Их возможности подглядывать ограничены снизу и сверху. Снизу потому, что их там сразу просто убьют. А наверх их не пустят. В результате эта якобы отмороженная «желтуха» обречена играть в среднем регистре: всякие пузочесы, артисты, гитаристы, мотоциклисты и тому подобное. Здесь не произойдет никакого жанрового открытия, здесь неможет быть никакого прорыва по той простой причине, что правила утверждены не ими.
То есть Уотергейт, когда журналисты нарыли такое, что привело к отставке президента, у нас невозможен?
Нет. Ничего эдакого нарыть нельзя. Было бы можно — поверьте, никто бы не рисковал, создавая такие каналы. Эти вещи просчитываются, и в подобные игры никто играть не будет. Прежде всего не будет в них играть верный кремлевский питбуль Габрелянов, бойцовая собака с большим опытом загрызания, но в своем регистре.
Можно ли говорить об общественной пользе или, наоборот, вреде журналистской работы?
Этот философический вопрос абсолютно не по адресу. Для меня общественная польза нечто настолько же непонятное, как, например, хрустальная сфера Коперника. Ничья польза, кроме моей собственной, меня никогда не беспокоила и не волновала.
-
Правда, что в программе «600секунд» вы бросали монету: хвалить какое-то событие или ругать?
Нет, потому что все тогда делалось в очень большой спешке. Чтобы придавать сюжету ту или другую полярность, нужен чей-то интеллект и время подумать. А его не было. Но да, мы постоянно шалили, мы ведь живые люди. Вообще же самая большая трагедия «600 секунд» — идиотский имидж неподкупного репортера, который я зачем-то по мальчишеской глупости себе создал. Но он оказался настолько убедительным, что ко мне даже никто не обращался с попытками подкупа. Только теперь понимаю, насколько это было ужасно.
А если бы обратился, преуспел бы?
Безусловно. Но я к тому времени уже сжег за собой все мосты и на том берегу, за сожженными мостами, сидел и горько плакал. К сожалению, из-за моей мерзкой репутации в «600 секундах» отсутствовала хорошая, здоровая коррупционная составляющая.
В «600 секундах» существовали какие-либо ограничения: в выборе тем, подаче материала, способах добывания информации?
Нет, это как раз была проверка мира на отсутствие границ. Любую информацию мы воспринимали как команду к немедленному действию. Нашу работу пытались так или иначе упаковывать в представления о так называемой морали, которые у меня тогда, как и сейчас, отсутствовали. На самом деле я и не прикидывался никогда хорошим. Я всегда честно говорил, что меня меньше всего волнует общественное благо. «600 секунд» были поиском реальных приключений, которые мы легко и в большом количестве находили на свою голову в ленинградских джунглях. Доходило до смешного и глупого: никаких запретов не было даже там, где они диктовались здравыми соображениями.
Вашу программу пронизывала тотальная ирония.
Это вообще свойство команчей, они тем и отличались. Но не соглашусь насчет тотальности. Пару лет назад я пересмотрел наш сюжет— кажется, он назывался «Ветеран». Это абсолютнейшая глупость. Мы буквально рыдаем над каким-то безногим, обезображенным человеком, лишенным элементарных удобств, и забываем, что этот ветеран и ему подобные получили именно то, за что дрались. Самое страшное, что тут нет никакого парадокса. Они сражались за то, чтобы жить обмотанными колючей проволокой, не иметь ни грамма свободы и правды, не понимать, что существует другой мир, другая реальность. Но тогда такие простые вещи мне еще были непонятны.
Можно вывести формулу успеха «600секунд» или это уникальное сочетание обстоятельств, повторить которое нельзя?
Так называемая роль личности в истории или в культуре мне представляется не то чтобы незначительной, а вообще никакой. Любое событие всегда соткано из тысячи различных факторов, и если один из них не сработает, явление будет несколько другим. Совершенно не важно, какие имя и фамилия это все олицетворяют, находятся во главе. В «600 секундах» сложились все факторы, которые должны были сложиться. Не было бы Невзорова — значит, на его месте оказался бы кто-то другой и программа называлась бы иначе. Но все равно осталась бы резонансной, потому что в ней существовала потребность. Время разогревало информацию до такого состояния, когда она воспринималась абсолютно некритически не только потребителями, но и ее изготовителями. Причем эта информация, особенно видео, была достаточно труднодоступна — в отсутствие камер в телефонах, как и самих телефонов. Измените один из этих факторов — и вы уже не получите «600 секунд». Как всегда, все сделано из обстоятельств и детерминировано средой.
Со времен «600секунд» на телевидении произошел невероятный технический прогресс. Легкость, с которой сейчас можно подслушать, подглядеть и передать информацию, помогает или, наоборот, расхолаживает мозги?
Чтобы делать это все убедительно, чтобы заставить полученный материал трансмутировать во что-то действительно мощно бьющее по аудитории, нужны настоящие авантюристы. Они сейчас не рождаются. А без них, какие бы ни были железочки, камерки и микрофончики, новости, сделанные мелкими мальчиками, останутся мелкими новостями.
Вы согласны с Фрейдом…
Нет.
Вы согласны с мнением, что по-настоящему людей интересуют только смерть и секс?
Конечно, нет. Если бы рефлексы Homo sapiens замыкались только на этих двух понятиях, очень многие явления, существующие в реальности, остались бы без объяснения. Разберемся с сексом. Откуда взялась лирическая поэзия? Она взялась от того, что у человека редуцировался вомероназальный орган, так называемый сошник, с помощью которого самец по запаху может определить желание и готовность самки к спариванию. Эта способность в живом мире существует не только у бабочек, птиц и оленей, но даже у некоторых видов обезьян. А у человека она исчезла, и он остался в недоумении. Теперь ему приходится много говорить про «любовь», писать лирические стихи, дарить цветы и вообще терять время. Если бы секс действительно был всесилен, как пишет австрийский фантазер Фрейд в своих забавных брошюрах, мы смогли бы за определенное время нормальным эволюционным путем вернуть себе этот орган. Но ведь этого не произошло. И вообще секс отошел в ведение условных рефлексов, то есть конструируемых, вырабатываемых в той или иной культуре. Вам же отнюдь не кажутся сексуальными изуродованные ступни китаянок, а какие-нибудь китайцы, увидев их, начинали во все стороны брызгать спермой.
Получается, есть человек и женщина?
Я секционировал такое количество мужских и женских мозгов, что уж меня-то невозможно заподозрить в сексизме. Никакого различия между этими существами нет. Просто дамам нужен некий патент на идиотизм, поэтому они придумали слово «женщина» и будто бы она чем-то отличается от «мужчины». Да, есть множество отработанных эволюцией биологических ловушек, потрясающих по силе и красоте, вроде венериной мухоловки, и вагина среди них самая совершенная, в которую попадается поколение за поколением. При абсолютной абсурдности института брака преодолеть притяжение этой ловушки довольно сложно. Но тут нет ничего даже близкого к фрейдизму. Что касается смерти — действительно, это сильная тема, вокруг нее завернуты все религии, практически вся культура. Человек всегда искал убежища от смерти (в том же христианстве, на чем и основан его успех), состязался с ней и хотел у нее выиграть. Но в мировой истории было очень много людей, демонстрировавших блистательное презрение к смерти. Причем презрение пролонгированное, ставшее фактором мировоззрения, как, например, в Лакедемоне (древнегреческая Спарта. — Прим. ред.) или у викингов. И вообще, надо пару раз побывать на войне, это сильно притупляет ощущение смерти— и чужой, и собственной. Когда видишь, с какой легкостью все превращается в трупы, во всякие размазанные кусочки-кишочки, то где-то на вторую-третью неделю уже и собственная жизнь не кажется ценностью. К тому же не забывайте, что эволюция придумала нас смертными. Мы должны освободить место для следующих поколений, чтобы в них произошли существенные или незаметные, но изменения. Примиренность с фактом смерти изначально заложена в нервной системе млекопитающих.
Почему же людям так интересно, кто с кем потрахался и кого нашли мертвым?
Если вы говорите о так называемом народе, это ведь некий набор существ, принципиально остановившихся в своем развитии. Беспробудно и беспредельно тупых. Ограничивших свое познание и интерес к миру. Нейроны их головного мозга ищут самые простые, примитивные раздражители, потому что для сложного возбуждения нейронов необходимо выстраивать дополнительные ассоциативные цепочки, набираться какой-то информации, производить какой-то труд. Это им уже не по силам.
То есть желтые новости — ответ на запрос человеческой глупости?
Да. Но люди имеют на это право. Когда я произношу слово «дурак», я ведь ничего обидного не подразумеваю. Дурак — состояние добровольное. Мы все рождаемся абсолютными идиотами. Дементниками, слабоумными. Tabula rasa. Любой дурак может исправиться за пять лет и пятьсот книжек.
Нет врожденных способностей?
Нет. Моцарт был замечательным композитором по той же причине, по которой, если на поле вырастет сорок тысяч морковок, одна из них будет самой большой и сочной. До тех пор, пока не будет выращена другая. Это линейное возрастание общего уровня так называемой культуры. Мы могли бы говорить о способностях, о гениальности, если бы Моцарт появился во времена позднего неолита, при помощи подручных кремневых инструментов создал клавесинчик и что-то на нем исполнил. Как и в науке нет никаких гениев, но в науке это все признают. Макс Планк справедливо сравнивал себя с золотоискателем, который напоролся на удивительно крупную жилу золотой породы. Но если бы не он, это сделал бы его товарищ, который шел в шахте рядом. Мозг — как мальчик в китайском цирке: его можно выдрессировать на все что угодно.