Антиквар из Симферополя Дмитрий Харьковский о том, что сейчас в цене

Расскажите, откуда эта страсть к искусству?

Мама была старшим научным сотрудником Николаевского музея судостроения и флота. Я там вырос, насквозь пропитался этим. Вроде все было предопределено. Но знаю многих людей, которые стали хорошими антикварами совершенно случайно, будучи безгранично далекими от искусства. Такое было время — рухнула страна, сменилась общественно-экономическая формация. Профессора на рынках турецкие свитера продавали. И в тоже время появились новые возможности, быстрые большие деньги, на сцену вышли новые герои.

А как начиналась ваша коллекция?

У меня несколько направлений коллекционирования, все они начинались по-разному. К примеру, буддийская скульптура: собирал я ее до сегодняшнего бума по относительно копеечным ценам, понимая, что нельзя пройти мимо этого, настолько она завораживала. Конечно, русская икона. Живопись, наша крымская школа. Мне повезло, начинал сразу с мэтров — Федора Захарова, Валентины Цветковой, Петра Столяренко. В начале 90-х их можно было очень доступно приобрести. Хорошая работа Захарова стоила, как пара итальянских туфель. Уже тогда я понимал, что так не бывает или бывает, но недолго. Мне лет двадцать было. Были деньги — я приходил прямо в выставочный зал Союза художников и покупал работы.

А сейчас они стоят тысячи, для такого увлечения нужен огромный стартовый капитал?

Это распространенное мнение, но, как ни странно, для этого деньги не нужны. Ну или не в таком, как принято думать, количестве. Нужно лишь бешеное желание, энтузиазм, то, что сжигает тебя изнутри.

Антикварное дело — это, по сути, инвестиции?

Конечно, причем самые лучшие. Это истинное счастье, когда ты приобретаешь то, что любишь, от чего тебя трясет. Люди тысячелетиями искали эквивалент искусству и не нашли ничего лучше золота. Отношения между продавцом и покупателем — это всегда поединок. И у тебя нет гарантии в нем что-то выиграть.

Какую картину вам бы хотелось заполучить в свою коллекцию?

Трудно сказать. Тяготею к киммерийской школе: Волошин, Барсамов. Или Мамчич. Его либо полюбишь сразу, либо долго будешь не понимать. У него сильное графическое начало.

Каждый предмет вашей коллекции наверняка хранит ауру предыдущего владельца. Вы суеверны в этом смысле?

Нет, я к этому достаточно просто отношусь, я бы с ума сошел, если бы думал об этом. Да, я суеверный. Это свойственно антикварам. Но суеверия относительно моей одежды будут волновать меня больше, чем суеверия о прежних владельцах предметов. То есть вот, бывает у вас счастливая рубашка, и вам в ней везет, а насчет несчастливых вещей… Меня это волнует меньше. Но если аура беспокоит нестерпимо, есть народные методы очищения: огонь, бегущая вода.

В мире антиквариата есть такое понятие, как мода?

Да, и она меняется. Почему я мог покупать Захарова? Современная живопись тогда была не в моде, никто ее всерьез не собирал. А советский фарфор? Помню времена, когда он никому не нужен был и даром. Я знал лишь одного собирателя из Днепропетровска, он заставил фарфором весь дом, статуэтки стояли прямо на полу трехкомнатной квартиры, все принимали его за сумасшедшего. Сейчас каждая фигурка ленинградского фарфорового завода — это коллекционная вещь. И таких примеров сотни.

Кто ваши покупатели? Бывает, что заходят люди просто с улицы?

В основном ко мне идут целенаправленно, за каким-то конкретным предметом. То есть люди, которые увлекаются собирательством, просят что-то достать. К примеру, в живописи есть ряд имен, за которыми идет настоящая охота. Чтобы их добыть, одних денег недостаточно, нужно учитывать множество условий и условностей.

А из-за границы привезти что-то особенное сложно?

Предметами из Европы уже никого не удивишь, сейчас вещи первой востребованности — это вещи наши, русские, еще лучше — крымские. Ведь Крым никогда не был провинцией, это очень самодостаточный субъект, некая модель мира в миниатюре. Тут свои коллекционеры и собиратели, свои школы живописи, свой антикварный мир.

Увлечение стариной — что это? Желание вернуться к истокам? 

Сейчас вопросы поиска жизненных ценностей актуализируются в обществе. Мы же «не хлебом единым» живы. Сейчас, конечно, трудные времена. Если не сказать, смутные. Настоящую живопись нам заменил тиражный постер, настоящую мебель — прессованные опилки. И все это называют модным, трендовым. Это самый грандиозный блеф за последнюю тысячу лет. Нам подменили ценности. То, чем люди гордились и что берегли, обозвали старой рухлядью. Я, например, не могу смириться, что книгу печатали пятьсот лет, а забыли в один день. Взгляните на современные интерьеры — в большинстве нет книг. Даже место для них не предусмотрено. Вместо мебели — чередующиеся плоскости плит, имитирующих дерево. Пластмассовый мир победил. Тем не менее я убежден, победа эта временная. И мы еще обязательно вернемся к истинным ценностям.

Текст: Дарья Осадчая
Фото: Катрин Хаванова