Интерьер. Сергей Бобовников

Коллекционер антиквариата Сергей Бобовников живет в квартире, где идеологическое искусство и вещи конца XIX — начала XX века служат до тех пор, пока не найдут покупателей.

Сборщик мебели

Моя профессия — коллекционист. Это слово я придумал сам. В отличие от коллекционеров я занимаюсь пополнением не только своих, но и чужих коллекций. Отыскивая необходимый провенанс и выясняя происхождение вещей, я не пользуюсь компьютером, работаю только с оригинальными источниками — мой архив насчитывает более трехсот альбомов. Антиквариат, прежде чем попасть к коллекционеру, претерпевает значительные разрушения. Моя работа предполагает не только нахождение, но и восстановление предмета. Я родился в Курске, где во времена моего детства дома сносили целыми районами. На чердаках оставалось огромное количество ненужных вещей. Когда я рассматривал старые журналы или фотографии, узнавал много такого, о чем мне не могли рассказать в школе. Постепенно я увлекся изучением истории, начал обмениваться вещами. Чтото мне приносили, что-то я находил сам. Позже окончил реставрационное ПТУ No 61 в Петербурге, работал в Янтарной комнате, в храме Спаса на Крови. Оказавшись в мире неодноразовых вещей, я пришел к выводу, что подлинники — лучше, да и прибыльнее. Они позволяют получить деньги, которыми можно оперировать для приобретения новых артефактов.
Мне никогда не бывает жаль расставаться с предметами, потому что я обязательно найду что-нибудь еще. На сегодня то, чем я занимаюсь, неисчерпаемо. Я нахожу много. Источниками служат как антик варные магазины и аукционы по всему миру, так и помойки во дворах Петербурга. Важно объяснить себе и другим, зачем то, что я нашел, нужно приобрести и почему именно у меня. Если правильно выставить вещь и найти легенду ее происхождения, то клиенты обязательно появятся. Не нужно рассчитывать на немедленное обогащение: как поиск, так и продажа — процесс страшно длительный.

Я всегда готов к тому, что некоторые вещи не будут проданы, и стараюсь приспособить их у себя дома. В этой квартире — комфортабельная обстановка для обычной жизни. Коктейль из предметов конца XIX — начала XX века периодически варьируется: вещи переставляются или уходят в чужие коллекции. Есть и новодел под старину. Например, дубовые полы и кафельная кухня, стилизованная под 1920–1930-е годы, когда дизайн транслировал ощущение надежности и люди во всем мире думали, что будут жить спокойно и без войн. Это была эпоха неодноразовых вещей. Вследствие революций и недопроизводства товаров их использовали подолгу, до последнего, стирали практически в пыль. Помните, у наших мам долгое время была привычка сушить пакеты? В то время люди ничего не выбрасывали: из телефонной трубки могли соорудить радио, прикрепив к микрофону громкоговоритель, оторванный с соседской будки. Именно эта неодноразовость и интересует меня и моих покупателей. Никому пока не интересно приобретать набор пластиковых бутылок. Я также не смогу продать коллекцию современных приемников. Перенасыщение современного рынка такое, что вылавливать на нем предметы, достойные внимания, крайне трудно.

Страна советов

Я люблю абсолютно любое искусство, от императорского до советики. В какой-то степени нам повезло, что мы семьдесят лет жили при коммунизме. Ситуация была уникальной: на художника давили, он не имел свободы, но чтобы получить кусок хлеба, должен был чем-то порадовать власть. Из всех произведений искусства ликвидны два-три процента, а один процент — шедевры. Этот процент я и ищу. У меня есть нежилая квартира на Петроградской стороне, в которой представлено агитационное искусство советских времен. Там я уединяюсь и работаю с архивами. Подобная надстройка приятна не всем. Жить в квартире, сотворенной из идеологических излишеств, многие находят неудобным. Большинство людей предпочитают ограниченность, комфорт и уют. В этой квартире процент идеологии уменьшился после того, как было продано значительное количество вещей, но мои аппетиты не умаляются. Для меня идеологии никогда не будет много, хотя еще двадцать лет назад я не подозревал, что буду заниматься советикой. Я никакой не сталинист, не испытываю любви ни к режиму, ни к его лидерам. Для меня предметы этой эпохи скорее курьезные, чем серьезные. Мне пришлось их полюбить, иначе у меня не получалось бы на них зарабатывать. лавное, что должно быть у коллекциониста, — это любопытство. Многие вещи выбрасываются, а находят и продают их люди вроде меня только потому, что те, кто от них избавился, были нелюбопытны. Люди скорее выкинут старое, чем отреставрируют, скорее разобьют, чем склеят. Археология — это «поиск помойки». Не зря всегда существовали ломбарды: некоторые понимали, что вещи секонд-хенд — это прибыльно. Моя работа — пробуждать в людях любопытство, желание знать, как жили в другие времена. Долгое время музеи даже не интересовались тем, чем я занимаюсь для частного бизнеса уже давно, — например, поиском лаков. Лакированные объекты считались сувенирами для иностранцев, чем-то вроде хохломы. На самом же деле эти расписные бытовые вещи имеют идеологический налет, а занимаются ими немногие коллекционеры. Я не любитель накопительства и ничего не прячу, а, напротив, приглашаю людей в гости, рассказываю, показываю, делюсь. Меня не интересует мир современных вещей, я не вижу, на что в нем обратить внимание. Современные дизайнеры — поклонники минимализма, в котором практически нет деталей. Кого мы вырастим в минималистском мире? Нелюбопытных людей. Человеку нужно объяснять, как все работало в прошлом, чтобы он интересовался, как это будет работать дальше.