«"Мумий Тролль" разделил отечественную музыку на "до" и "после"»: Илье Лагутенко 50 лет

Попытка начать разговор о юбиляре приводит в замешательство, потому что есть несколько путей: окунуться в личные воспоминания (с альбомом «Морская» я детально ознакомился в 2007-м, когда мне было пятнадцать), привести мизансцену из жизни героя (но лучшие из подобных ситуаций уже описаны в книге Кушнира «Правда о мумиях и троллях», а более поздние еще не стали историей) или же пойти по пути актуальных политических аналогий (мол, запись «Морской» на лондонской студии так и осталась лучшей спецоперацией русских в Великобритании). Любой из вариантов выглядит беспроигрышным — но согласитесь, все это как-то плоско и очевидно для биографии человека, который всю жизнь конкурировал с Гребенщиковым за звание русского Боуи.

Понятно, что никакого соревнования на самом деле нет — просто летописцам культуры всегда требуется камертон для сверки. Другое дело, что сравнение с Боуи на первый взгляд идеально подходит, потому что Лагутенко, как и покойный великий британец — это прежде всего метод: оглядываться по сторонам, но не назад; быть не только про sound, но и про vision; идти на шаг впереди.

С последним пунктом уроженец портового города Владивостока проблем не испытывал — трансокеанская доставка новых трендов позволяла местной сцене отрываться по времени на мили, что уж там о шаге. Но распорядиться преимуществом при минимуме технических средств и максимальной удаленности от центра было сложно: без успеха «Мумий Тролля» в 1990-х о здешних группах могли не узнать, возможно, даже через десять лет. Были в городе вполне состоявшиеся команды вроде «Туманного стона», были курьезные «Депеши» — но почему именно Лагутенко смог вырасти в явление, довести свои песни не только до ума (чего часто бывает недостаточно: вероятность, что со своей дорогостоящей «Морской» Илья и продюсер Бурлаков прогорят, была довольно высока), но и до слушателя?

Лагутенко собрал группу еще в 1983, после чего служил на флоте, работал в корпорациях Китая и Англии, имел удачу стать очевидцем бритпопа – и все для того, чтобы триумфально вернуться в музыку спустя почти 15 лет и выпустить альбомы, составленные из пронзительных и точных цитат. Да, именно цитат, не фраз: феномен «Мумий Тролля» периода «Морской» и «Икры» состоял скорее в умении переварить и озвучить, чем придумать и сгенерировать. Все эти фонетические изгибы, смысловые искажения не были сами по себе чем-то новым — по сути, Илья Игоревич лишь продолжил начатое альбомами «Птица» АукцЫона и «Опиум» Агаты Кристи высвобождение упрямой лингвистики из оков велеречивого русского рока. Однако именно «Мумий Тролль» сумел возвести себя в статус самодостаточного образца, по которому можно еще и сверяться, нулевой точки, в которой родилась новая российская музыка — за тридевять земель, из сияющей пустоты мира и грязи родины, в голове человека, пребывающего повсюду и нигде.

Разговоры о влиянии «МТ» на музыкальную сцену страны обычно на «Икре» с «Морской» и заканчиваются, что вроде бы выглядит справедливо. Годом позже Лагутенко запустил лейбл, который никого не прославил, зато благодаря нему стала известной Земфира. Потом не смог прижиться запущенный музыкантом вирус «рокапопса» — символом чего стала продюсерская неудача Лагутенко с группой «Сегодня ночью» — а еще вышла пластинка «Точно ртуть алоэ». Третий (фактически шестой, считая владивостокские записи и сборник «Шамора») альбом так и не был понят. В таких случаях Илья Игоревич любит повторять, что, как всегда, опередил время лет на десять — но для того, чтобы догнать «Ртуть алоэ», потребуется все-таки куда больше. «Мумий Тролль» прозорливо пытался сменить моду на евродэнс модой на классический поп-рок, но промахнулся: следом никто не пошел. Между тем сами песни были отличные: группа NRKTK, сделавшая в 2011-м кавер на «Карнавала нет» в стиле рейв, наглядно показала, что от перемены формы их содержание скорее выиграло бы.

Вслед за музыкой менялся и миф вокруг Лагутенко, хотя точнее было бы сказать, что он создавал его сам. Его интервью бывают так предсказуемы и одномерны, что затея поговорить с ним по душам с каждым годом все больше обречена на провал: даже Сергей Владимирович Шнуров откровеннее. У лидера «Мумий Тролля» много серьезных дел: от экологических проектов до рок-фестиваля; он исполняет мечты, свои и чужие. В этой насыщенной жизни уже мало места открытию — но возможность не исключена. Если потребуется записать свой Blackstar, как Боуи, или прозреть, как БГ, он сумеет. Один пример уже есть: сравнительно недавний электронный альбом «Дерзости» сайд-проекта КЕТА. Песни на нем взрослые, созерцательные, совершенно непохожие на предсказуемость поздних пластинок или на ту лихую словесную эквилибристику, которую он выдавал в «Медведице» и единственной, пожалуй, от начала до конца интересной записи «МТ» в нулевых «Слияние и поглощение». История не окончена — но даже законченность образа героя без возможности дополнений не означала бы что-то плохое.

Считается (и это мнение укрепил сделанный в 2011-м трибьют журнала «Афиша» с участием молодых инди-музыкантов), что ту аранжировочную дерзость, которая, к чести Ильи Игоревича, переполняла все альбомы его группы от самых ранних до «Восьмерки» (2008), еще можно воспринять, но из попытки достоверно перепеть эти песни ничего толкового не выйдет. Если наблюдение верно, оно красноречиво указывает на уникальность, неповторимость исходного материала — а главное, открывает перед нами важный вывод. До того, как обрести свое нынешнее название, группа «Мумий Тролль» именовалась «Шок». Это слово из трех букв исчерпывающе описывает влияние, которое оказал на всех Лагутенко. А главным его вкладом в отечественную музыку можно считать реакцию слушателей в диапазоне от «что, так можно было?» до понимания: да, нужно было именно так.

Текст: Антон Абалихин (https://t.me/pm_mag)