Манижа: «Мама вместо колыбельных пела мне песни Виктора Цоя»

Превратив свой инстаграм в концертный зал, певица Манижа Сангин стала кумиром миллениалов. В феврале она выпустила дебютный альбом Manuscript, сразу вошедший в топ русского Apple Music, в мае собрала «Ледовый», а осенью обещает выпустить новую пластинку. С сестрой по разуму поговорил лидер группы Tesla Boy Антон Севидов.

Есть такая книга «Режим гения» — о том, как по-разному работают творческие люди. А как устроен твой обычный день?

Я жуткий раздолбай и живу по вдохновению. Как ребенок: если неохота что-то делать, то не буду. Мое расписание больше зависит от событий, а не от меня. Но если описывать идеальный день, то в нем обязательно присутствует музыка. Я просыпаюсь, в комнате много солнца, дальше вкусный плотный завтрак и после — репетиция с музыкантами.

Музыкой занимаешься с детства?

С восьми лет. Все члены семьи так или иначе музыкально воспитывали меня. Мама вместо колыбельных пела песни Виктора Цоя — это единственное, подо что я засыпала. А потом она купила мне проигрыватель с коллекцией дисков Нины Симон — я не понимала ни слова, но слушала. Бабушка настояла, чтобы я занималась вокалом, открыла для меня мир этнической музыки, которая меня тронула. Сестра познакомила с Radiohead, и это сильно на меня повлияло. Даже детские игры у меня были соответствующие. В одной я повторяла голоса, которые мне нравились, — чаще это было мужское пение. Очень старалась, но петь было неудобно и низко по тесситуре. Во второй игре я имитировала голосом разные инструменты.

Как ты поддерживаешь вокальную форму?

В последнее время я чувствую нехватку новых знаний, поэтому стала брать занятия у Василисы, это бэк-вокалистка в моем коллективе. Она мне преподает, полтора-два часа просто надо мной издевается: я стою в планке, толкаю стены и прыгаю, когда пою. У нас с ней настоящая голливудская школа, vocal coach такой.

Меня поразила одна вещь в тебе на сцене. Ты не только пропеваешь, но и играешь свои песни — они выглядят как актерские этюды. Образ, тело и лицо взаимодействуют со звуком. Это осознанная работа или все рождается естественно?

Ты первый человек, который это говорит. Здесь нет ничего спродюсированного или продуманного. Я пою о том, что действительно происходит в моей жизни, доверяю чувства нотам, бумаге. Каждый раз, когда выходишь на сцену и поешь, ты испытываешь эти чувства заново. Мастерство заключается в том, чтобы проживать их на сцене постоянно, но у меня не всегда получается. Но случаются моменты, когда отключаешься от всего и оказываешься в другом мире. И эта секунда помогает вновь пережить песню, уже не через свою боль, а через боль тех, кто находится в зале. Недавно болтали с Дэвидом Брауном (лидер группы Brazzaville. — Прим. ред.), и он сказал: «Хватит думать, как ты звучишь на сцене. Представь, сколько людей в зале, и у каждого свои заботы. Но они пришли сюда, чтобы этот вечер помог им немного забыть о проблемах. Твоя задача не думать о том, как ты стоишь и что делаешь, почему сыграли так криво, а думать только о людях в зале. Сегодня твоя задача — немного изменить их жизнь».

Ты как-то говорила, что музыкант является ретранслятором, через который что-то проходит. И тебе становится легче…

На какое-то время.

Вспоминаю историю, когда к Тому Уэйтсу пришла мелодия за рулем. И он возмутился: «У меня с собой даже блокнота нет, я занят! Хочешь, отдай эту мелодию Элтону Джону!» Иногда полезно понимать, что ты ретранслятор.

Это очень сложно, потому что с каждым оборотом своей музыкальной жизни ты становишься заложником своих чувств. Каждый раз, когда что-то испытываешь, нуждаешься в выхлопе. Раньше я не была таким человеком.

У тебя 240 тысяч подписчиков в инстаграме, и понятно почему: ведешь ты его крайне небанально. Расскажи, например, как тебе удалось снять на обычный айфон феерический клип «Люстра»?

Мы использовали еще и робот Kuka в этой съемке, и совместить их оказалось очень непростой задачей — снимали в торговом центре Mega, потому что нигде больше не оказалось подходящего пространства. И это сложнее, чем съемка на профессиональную камеру: на постпродакшн ушло очень много времени. Пришлось работать над каждым кадром, чтобы люди потом сказали: «О боже, я не верю, что это снято на айфон!»

Если бы была машина времени, с кем из людей, которых уже нет, ты бы хотела оказаться вместе?

Первой приходит в голову Дженис Джоплин, певица «голубоглазого соула». Я много думаю о ней, о ее жизни. Да и те годы, 1960-е, — беззаботные какие-то. Еще хотелось бы поработать в команде Алехандро Ходоровски, во времена расцвета сюрреализма в кинематографе, когда у людей не было возможности делать спецэффекты на компьютере и все создавалось собственными руками. Прекрасно было бы оказаться рядом с Чарли Чаплином, для любого творческого человека его мысль — источник вдохновения.

В мае у тебя прошел сольный концерт в Ледовом дворце. Волновалась перед ним?

Никогда в жизни так ни к чему не готовилась, как к этому концерту. Все-таки выступление в Ледовом — это не просто новый зритель, но и новая ступень в творчестве. У нас была огромная команда: помимо музыкантов, еще более сорока человек из двух продакшн-компаний — Matreshka concerts и MS-production, — которые занимались строительством сцены и задали масштаб мероприятию. И все они до последнего момента, пока не закончился второй бис, переживали на одной волне со мной и на всякий случай готовили нашатырный спирт и матрацы за сценой. А мама потом сказала: «Мое сердце сжималось от каждой ноты». Сейчас готовим большой концерт в Москве. Внимание, спойлер: он пройдет на воде и это будет очень красиво.

МЕСТО СЪЕМКИ Китайский дворец Ораниенбаум Единственный подлинный пригородный дворцово-парковый ансамбль Петербурга, сохранившийся во время войны, передан в ведение ГМЗ «Петергоф» и проходит сейчас масштабную реставрацию. В Китайском дворце, построенном в 1762–1768 годах Антонио Ринальди для Екатерины II в редком для России стиле рококо и надстроенном вторым этажом и расширенном по проекту Андрея Штакеншнейдера и Людвига Бонштедта в 1852–1853 годах, она почти полностью завершена. 12 уникальных панно для Стеклярусного кабинета, считающегося шедевром интерьерного дизайна, в 2010 году были отреставрированы в Эрмитаже.

Фото: Евгения Мурашова