Девятнадцатилетний внук композитора получает экономическое образование в Москве, обожает футбол и планирует вернуться к занятиям музыкой, а его жена собирается поступать в консерваторию.
Максим, портреты вашего деда висят во всех музыкальных школах рядом с изображениями Баха и Чайковского. А вы внимание к себе чувствуете?
Максим: Да, при знакомстве люди первым делом интересуются степенью моего родства с Дмитрием Дмитриевичем, начинают сразу говорить о музыке. Происходят и забавные истории. Например, пишут в соцсетях: «Скажите, вы правда внук?» Я отвечаю: «Правда!» А мне: «Тогда ответьте, что сказал ваш отец, когда его вместе с остальной семьей перевозили из Ленинграда в Куйбышев…» Устраивают мне проверку. Я отвечаю просто: «Извините, но подозреваю, что вы знаете намного больше, чем я». (Улыбается.)
А сталкивались с негативным отношением?
Максим: Конечно, но скорее не я, а мой отец. Шостаковича в СССР гнобили, в 1936 году в газете «Правда» вышла статья «Сумбур вместо музыки», разгромившая его оперу «Леди Макбет Мценского уезда», а в 1948 году деда и вовсе обвинили в формализме, буржуазном декадентстве и пресмыкательстве перед Западом, признали профнепригодным, лишили звания профессора Московской и Ленинградской консерваторий и уволили из них, фактически лишив средств к существованию. Тогда даже друзья Дмитрия Дмитриевича, завидев его, от страха переходили на другую сторону улицы. Папа рассказывал, что маленьким залезал на дерево с рогаткой и пулял по всем, кто, начитавшись газет, выкрикивал гадости в адрес деда. А потом, когда отец уехал из страны, его самого называли предателем родины. Но тогда он покидал не родину, а «совок». До сих пор в Интернете, уже через много лет после его возвращения в Петербург, можно прочесть комментарии из серии «На детях гениев природа отдыхает» или «Максим Шостакович — бездарь». А ведь он во всем мире признан выдающимся дирижером, руководил крупнейшими оркестрами — от Лондонского филармонического до Чикагского, был главным дирижером в Новом Орлеане, выступал с величайшими исполнителями в Карнеги-холле и Линкольн-центре в Нью-Йорке, в Альберт-холле в Лондоне, в Сиднейской опере и лучших залах многих других городов. Но такие люди всегда были и будут, к сожалению.
Вам бы хотелось, чтобы внимания к личности самого Шостаковича, к его творчеству было больше? Понимаете, как «распиарить» музыку деда среди ваших сверстников?
Максим: Среди многих хипстеров Дмитрий Дмитриевич и так популярен, не поверите — из-за очков в роговой оправе! Есть даже целые группы, в которых их обсуждают, спрашивают, где такие можно купить. Забавно, но ведь многие из них благодаря этим очкам узнали о Шостаковиче, а может, и послушали его музыку. Видел людей с татуировкой DSCH — традиционной подписью деда. В Петербурге и Павловске существуют православные школы Шостаковичей, которые основаны моими родителями, где детей учат музыке и разносторонне воспитывают.
Вы получили музыкальное образование?
Максим: В пять лет меня, конечно же, повели в музыкальную школу. Десять лет я учился фортепиано и, быть может, иногда чувствовал, что на каком-то генном уровне мне передалось знание, как надо играть то или иное произведение. Часто слушал, как играл папа, ходил на репетиции и концерты. Но затем поступил в Школу имени Горчакова в Павловске (это современная версия Царскосельского лицея для мальчиков с проживанием в школе), и там был такой напряженный график, что регулярные занятия музыкой я прекратил. Семь лет в лицее — это сложно! Первые две недели я рыдал и умолял родителей забрать меня оттуда. Потом привык. Расписание спартанское, начиная с подъема в семь утра и ежедневной зарядки в любую погоду. Но при этом и поездки по всей стране и за границу, и интересные проекты. Мне нравилось, что нам подарили ощущение интеллектуальной свободы, дали мужское воспитание и благодаря широкой программе образования наши лицеисты могут поддержать разговор на любую тему: искусство, основы физики или политики — мы о чем угодно поговорить можем.
Но с особой радостью вы говорите о футболе? Ваша страница в соцсети пестрит видео, фотографиями футболистов.
Максим: О да! В детстве я мечтал стать футболистом. Уверен, что эта дикая любовь к футболу во мне от деда. Потому что Дмитрий Дмитриевич был ярым футбольным фанатом: он ходил на все матчи «Зенита» и вел учет забитых голов в специальном «гроссбухе». Потом его статистику признали образцовой, а сам он получил судейский разряд и мог судить любительские матчи. Он даже написал балет «Золотой век» на футбольную тему, а однажды, пока жены не было дома, пригласил к себе на торжественный обед футболистов любимой команды и играл им свою музыку. Известны анекдоты по поводу его походов на стадион. Например, будто бы однажды после матча к Шостаковичу подошли два не очень трезвых болельщика, предложили быть третьим и спросили: «Ты кто по профессии?» Дед ответил: «Композитор». Мужики обиделись: «Ладно, не хочешь — не говори». (Смеется.) Я с детства бегал с мячом, физрук даже посоветовал отдать меня в детскую команду «Зенита», но мама испугалась, что мне переломают ноги. Теперь играю лишь в нашей университетской лиге, в команде Высшей школы экономики.
Как вы познакомились с вашей женой Ксенией?
Максим: Во время одного из моих приездов в Москву общая подруга заинтриговала меня, сказав, что представит меня девушке пианистке. После той встречи с Ксенией я стал ездить из Петербурга в Москву чаще, и как-то все завертелось. Ксюша оказалась не просто пианисткой, а умной и красивой девушкой, в которую я влюбился с первого взгляда.
Ксения: Недавно Максим мне признался, что не смог бы встречаться с девушкой, которая не слушает классическую музыку.
Ксения, а как история знакомства выглядит с вашей стороны?
Ксения: Подруга несколько раз говорила, что хочет познакомить меня с внуком Шостаковича, но я стеснялась, ведь творчество и биография Дмитрия Дмитриевича для меня очень значимы. Его внук рисовался в воображении таким важным, а оказался простым, милым парнем: пришел на свидание в зеленой шапке и красной куртке.
Вхождение в эту семью повлияло на вашу жизнь?
Ксения: После того как я стала Ксенией Шостакович, педагоги училища при Московской консерватории, где я учусь на третьем курсе, стали задавать мне для исполнения больше сочинений Дмитрия Дмитриевича. До встречи с Максимом у меня уже было любимое произведение Шостаковича — «Казнь Степана Разина», но после я стала слушать и незнакомые до того симфонии, и мне даже показалось, что стала лучше понимать и исполнять его сочинения. Мы ходили на концерт Максима Дмитриевича в Петербурге, где я впервые услышала Восьмую и Девятую симфонии, и это было грандиозно. На нашей свадьбе сыграла с папой Максима в четыре руки.
Какие темы вас объединяют кроме музыки?
Максим, Ксения (хором): Просмотр ужастиков. (Смеются.)
Максим, кем будете, когда окончите ВШЭ?
Максим: Стану специалистом по мировой экономике. Следующим летом буду проходить стажировку по авторским правам во Франции. Хочется разобраться во всех сложностях экономического и правового мира, сейчас без этого никуда. В семье у нас все люди творческие, хоть кто-то должен в этом понимать.
Ксения, как вы видите свою карьеру?
Ксения: Прежде всего я хочу научиться хорошо играть, это цель моей жизни. Стать известным пианистом не так легко, сейчас конкуренция большая, поэтому хочется просто достичь высокого уровня. В следующем году буду поступать в консерваторию. Еще я немного связана с театром, мне бы хотелось попробовать себя в режиссуре музыкального театра. Но как бы ни сложилось, знаю точно: моя профессия будет связана с музыкой.
Максим, ваша старшая сестра Мария тоже ведь связана с театром и музыкой?
Максим: Да, Маша по специальности звукорежиссер и сейчас стажируется в Мариинском театре. Она чувствует себя в театральной среде очень хорошо, ей нравится осознание того, что от ее «проводочков» зависит, как пойдет звук спектакля. У нее растет пятилетний сын Сережа — мой племянник, очень умненький и талантливый. Сама сестра много общается с ребятами, которые делают современную музыку, они вместе записывают треки. Раньше она играла в андеграундных клубах как диджей. В детстве Маша хотела стать балериной, но балетный мир жесток, и при поступлении в Вагановское училище ей сказали твердое нет. Зато любовь к танцам ей пригодилась: в прошлом году она блистала на балу дебютанток журнала Tatler и танцевала лучше всех.
Когда собираетесь все вместе за семейным столом?
Максим: У нас два главных праздника: Рождество и Пасха. Встречаемся в Павловске, где мы наконец достроили дом — семейную усадьбу. Кроме того что приезжает вся семья, в том числе мой старший брат Митя, первый сын отца, со своими женой и детьми, мама зовет на этот праздник местных ребятишек. Они вместе делают печенье, лепят разные поделки, а потом происходит центральное событие: мы переодеваемся в волхвов и совершаем «шествие» к маленькому Христу. Очень любим эти праздники.
На таких семейных вечерах не возникает разговоров: «Что же ты, сынок, не продолжил музыкальную династию?»
Максим: Таких разговоров нет. Но я сам хотел бы вернуть все назад — в музыкальное детство. И думаю, что после первого, экономического образования буду получать второе, музыкальное. Мне очень нравится играть на фортепиано. Вот технику сейчас постараюсь в порядок привести за полгода. Мне усидчивости, правда, не хватает, но это все отговорки. Если захочу, то точно смогу!
Текст: Марта Агеева
Фото: Егор Васильев
Стиль: Гоша Карцев
Визаж и прически: Ирина Гришина
На Ксении: Платье и сапоги Chanel (Chanel)
На Максиме: костюм, футболка и кроссовки Dior Homme (Dior)
Комментарии (1)