Мистический триллер про вечную зиму и вещие сны? В этом фильма точно должна быть Александра Ребенок! Мы знакомы со «Школы», и кажется, эта актриса в каждой своей роли поет песнь льда и пламени. В новейшем сериале «Сны Алисы» Александра творит очень странные дела: затерянный северный городок, из которого никто никогда не мог выбраться, рядом — секретный объект, и школьница, которая расследует убийство с помощью сверхъестественного дара. Критики в Каннах и на Berlinаle Series Market уже оценили как исключительно перспективный этот проект от команды 1-2-3 Production (хиты «Эпидемия», «Перевал Дятлова», «Колл-центр»), так что мы точно знаем, что вы будете делать 7 декабря. Премьера на Premier!
Мистический триллер «Сны Алисы» и при чем здесь нечто иное?
Мы на «ты»?
Наверное, да.
Видел твое давнее интервью, где ты в процессе разговора сама предложила журналисту перейти на «ты». Легко сближаешься с людьми?
Зависит от ситуации. Изначально я со всеми на «вы», но если понимаю, что это преграда, а нам работать вместе или, как сейчас, дать интервью и быть в таком доверительном общении, — это ускоряет процесс. Но с режиссерами я всегда на «вы». Даже Богомолов для меня — Константин Юрьевич и никак иначе. Мне важна дистанция.
Категорично! Почему?
Я стараюсь с режиссерами не сближаться во время работы — никакой дружбы, совместных ужинов, приглашений в гости. У меня был неудачный опыт такой дружбы. С тех пор мне кажется, что отношения режиссера и актера — это химия. Режиссер выбирает актера по типажу, внешности, а дальше все время хочет разгадать формулу твоей природы, чтобы уметь ею управлять. Твоя задача — максимально запутать следы. Чем больше актер позволяет пересечь свои границы, раскрыться, тем хуже для него. Тем менее интересен он становится. Это как отношения мужчины и женщины: сначала химически интересно, а потом проходит три года и уже все приелось. Все секреты раскрыты.
Почему ты не думаешь, что, лучше узнав актера лично, режиссер поймет, на что тот способен?
Для этого у меня есть роли — пусть именно они и удивляют. И мне приятно, когда режиссер, с которым я работала, вдруг видит какую‑то другую мою роль и говорит: «Надо же, я тебя с этой стороны не видел, не знал, что и это в тебе есть».
Театр или кино?
В МХТ им. Чехова я служу уже одиннадцатый год. Там — примерно десять спектаклей в месяц. Еще у меня есть Театр на Малой Бронной, там три спектакля. И это — мой якорь в профессии, это дом и семья. А кино — это роман, курортный. Встретились — шампанское, фейерверк, приключения, спонтанность и непосредственность. Театр — навсегда, это то, что ты оберегаешь. Но романы никто не запрещал.
Расскажи про роман с сериалом «Сны Алисы».
Мне очень нравятся режиссер «Снов» Андрей Джунковский и еще один его нашумевший сериал «Лучше, чем люди» — это футуристический триллер с Паулиной Андреевой и Кириллом Кяро. И понравилось, что «Сны Алисы» — триллер, у меня уже был опыт работы в этом жанре — «Невеста» Святослава Подгаевского. В триллере зритель не должен жалеть тебя в кадре — ему должно быть за тебя страшно! И вот это надо актерски «протянуть». Если у Подгаевского я была реальным человеком, в которого вселилось нечто иное, то в «Снах Алисы» я, может, и стараюсь быть человеком, но нечто иное во мне уже есть.
Когда главную героиню в сериале зовут Алисой (в сериале ее исполняет Алина Гвасалия. — Прим. ред.), это как‑то связано с «Алисой в Стране чудес»?
Я себя в детстве называла Алисой! Это было мое любимое имя: я часто слушала пластинку — музыкальную сказку на стихи Высоцкого по мотивам Льюиса Кэрролла. Я ее до сих пор наизусть помню! Мой папа — математик, как и Кэрролл, и он тоже эту сказку всегда любил. В общем, с «Алисой» связано много приятных воспоминаний.
И да, в сериале главная героиня Алиса живет в двух мирах, уходит из реальности в мир сновидений — и это как будто Зазеркалье. Еще там четко выписаны два мира — детей и взрослых: вечный конфликт, порождающий множество травм и патологий, показан через мистический сюжет.
Сейчас на тему отношений отцов и детей много снимают — «Сны Алисы», «Трудные подростки», «Контакт», «Цикады».
Вечная тема, «Гамлет» — это ведь тоже о любви отца и сына. Такой сериал, как «Сны Алисы» — всегда повод для детей и родителей поговорить. Я ведь снималась в сериале «Школа» Валерии Гай Германики, и когда он вышел, став сенсацией, не раз слышала от родителей, учителей благодарности за то, что «Школа» стала поводом для беседы. Люди признавались, что даже не предполагали, о чем именно могут тревожиться их дети. Хорошо, что есть такое кино. В пубертате тебе кажется, что все переживаемое тобой — эксклюзивно. Ты страдаешь так, как никто на планете. Твои неприятности межгалактические, родители, динозавры ничего не понимают. И никто не может тебе помочь. А кино показывает, что у всех так было, что каждого бросало из абсолютного счастья в лютый депрессняк. И из этой ситуации непременно есть выход.
Меня в годы пубертата, например, очень сильно колбасило, но сериалов не было, а книги читать мне было тогда неинтересно.
Что тебя спасало?
Моей опорой стал детский музыкальный театр Галины Вишневской: когда при нем открыли колледж, я ушла из обычной школы. Еще девять лет я училась в художке. Конечно, меня все это бесило — краски, сольфеджио, — но, думаю, возможность знакомиться несколько раз в неделю с шедеврами давала силы принимать верные решения в некоторых ситуациях. На все это можно было опереться подсознательно и не утонуть в 1990‑х.
Что‑то хорошее было в те годы?
Ну что, первая любовь — это прекрасно. Но закончилось все грустно — для меня точно. Плюс я застала период открытия всех этих клубов, рейвов. Купила себе «гриндерсы» в магазине «Бульдог» на Арбате. Ходила на вечеринки Тимура Мамедова: тогда клуб «Птюч» уже закрылся, но появился Aerodance.
Что общего у Богомолова и Данелии и при чем здесь лыжи
Что, кроме «Снов Алисы», ждать с тобой в ближайшее время?
«1993» Велединского уже вышел, у меня небольшая роль, но в целом классное кино получилось. Вышла «Первая любовь» Проскуриной, альманах «Я люблю тебя, Россия» в работе, у нас будет новелла с Димой Куличковым, снятая в Астрахани и очень смешная. В Театре на Малой Бронной вышел спектакль «Дачники на Бали…». Еще на ВДНХ идет выставка-форум «Россия»: там есть павильон, посвященный 150 деятелям культуры. Было отобрано 150 человек — до апреля идти будет. И вот прямо сейчас выходит «Кеша должен умереть». Режиссер — Богомолов, он же сыграл главную роль.
Ваше сотрудничество с Богомоловым можно назвать многосерийным!
Удивительным образом Константин Юрьевич любит работать со своими актерами, постоянной командой. Встретив человека однажды и поняв, что вы смотрите в одну сторону, он идет с такими людьми по жизни. Как это было в первом сезоне «Содержанок», который режиссировал именно Богомолов, так и сейчас в «Кеше»: даже эпизод с одной репликой играют «его» артисты, у которых в спектаклях Театра на Малой Бронной — главные роли. В итоге там все на месте. Мы ведь хорошо сыграны между собой, нам не надо искать общий язык. Также мы знаем Константина как режиссера, его требования, то есть не тратим время на сближение и понимание. Я очень хорошо в этом смысле теперь понимаю и Рязанова, и Данелию, многих режиссеров, которые снимали один и тот же состав актеров.
В чем еще плюс: Богомолов знает тебя и никогда не заставит делать так же, как было в прошлый раз. Например, после «Содержанок» у меня был огромный поток похожих ролей, вот таких же дамочек: именно этот типаж был интересен некоторым режиссерам, и они хотели его повторить. Константин, наоборот, как только видит, что ты на те же лыжи встаешь, сделает все, чтобы сдвинуть тебя в сторону, показать такой, какой ты, возможно, сама себя не знала.
Что с сериалом «Анна К.», снятым с Netflix, когда мы его увидим?
Я думала, ты мне скажешь. Масштабная история: Федорович, Никишов, Меркулова и Чупов — режиссеры, каждый снимал по серии. Актерский пул сумасшедший. Рассказать о нем больше не могу, запретили. Там вообще все было строго. Например, была целая встреча в Zoom, на которой рассказывали про многорасовость на площадке: говорили, что люди участвуют разные, нужно быть лояльными друг к другу. Была целая инструкция, какие селфи можно выкладывать со съемок. В гриме, прическе и обыкновенной одежде нельзя. Можно фото с другим актером, но только в «разгриме» и своей одежде. Это на самом деле хорошо, правильно.
А что в этом хорошего?
Это лучше, чем когда ты делаешь видео с площадки, а тебе потом продюсеры пишут: «Срочно уберите!» Хорошо, уберу, но почему вы сразу не предупредили?
Таинственность идет на пользу проекту?
Конечно, и зрителю ужасно интересно. «Мастер и Маргарита» тоже в такой таинственности снимается, кроме постера мы ничего не видели. Но ужасно же интересно увидеть, как там визуально «решена» свита Воланда, как они все выглядят. Если насмотришься фото, у тебя уже и картинка сложится в голове.
Много у тебя проектов, которые не случились?
Да, наверное, есть. Как человек, который свой путь делает сам, знаю: никогда я по маслицу, с горочки не залетала. Я поступила‑то с третьего раза, не попала ни в один театр после института, и все сама, все сама. (Смеется.) Такой у меня сложный путь достижения желаемого, который укрепляет мой иммунитет. Вырабатываю в себе выдержку, стойкость. Режиссеры тоже не всегда ведь слова подбирают. Один мягко стелет, другой может и отчитать. Но терять свой путь, говорить: «Все, это не мое» — не буду. Благодаря этим виражам я сформировала, сформулировала, сама того не желая, отношение к актерской профессии. Да, было непросто. Но теперь мне трудно словить звездную болезнь, потому что у меня не было такого, что я проснулась знаменитой, хотя ничего для того не делала. У меня наоборот самооценка занижена, в неудачах я всегда винила себя, считала, что это я какая‑то не такая, а все остальные — лучше. Эта заниженная самооценка — твой внутренний комок сплетен, который тебе говорит: «Что ты делаешь в этой профессии? Это плохо, чудовищно, ты — ничтожество». И это постоянно держит тебя в тонусе. И мне все время хочется спросить: ну а почему нельзя совершить ошибку? Просто пошалить? Ну и пусть я буду выглядеть глупо, нелепо, наигранно.
Школа «Школы» и как нарастить глубину (спойлер: возможно, вам понадобится водка!)
«Школа» — это сериал, который был для тебя одновременно и даром, и проклятьем, верно?
Ты имеешь в виду, что после него не было работы года два?
Конечно, мы все ждали, что актеры из сериала Германики станут новым поколением звезд. Но этого не случилось в том масштабе, который ожидался.
Да-да, но сенсацию произвели не артисты, а сам режиссерский метод. Я на тот момент уже работала около четырех-пяти лет в «Театре.doc», и там все так и играли — не играя. Конечно, это был супертренд для начала 2000‑х: вокруг царила антреприза, все ненатуральное, ужасное, все со сцены орут. И тут вдруг такая игра без игры. Это сейчас норма, а тогда — шок.
Меня все время отправляли восвояси с формулировкой: «У нас здесь большое кино, а не как у Германики! Междометия, этюды и отсебятина нам не нужны». Я напоминала, что вообще‑то окончила Щукинское училище, работала четыре года в Вахтанговском театре, я много чего могу. И потом, какая отсебятина? Это все было Валерией написано. Поэтому я воспринимала как комплимент, если говорили: «Вы же там на ходу все сочиняли» или «Вы же там ничего не играете, вы не актриса, а просто человек». Очень классно, когда со своим академическим образованием ты смог создать такое впечатление непосредственности.
Почему многие восприняли в штыки эту манеру?
Потому что это правда. Это что‑то новое для нашего телевизионного экрана — как может такой неформат быть в формате? Бесит то, что в тебя «попадает». Ведь бесят нас не люди, а наше отражение, и я думаю, «Школа» — как раз тот случай. Да, это была смена киноязыка, как в свое время у Ларса фон Триера и его «Догмы». А вскоре это стало трендом, именем нарицательным, — камера, как у Германики, «живая».
Что ты сейчас чувствуешь, когда проходишь в районе Трехпрудного переулка (где в подвальчике располагался «Театр.doc»)?
Всегда много эмоций. Михаила Юрьевича (Угарова. — Прим. ред.) уже нет, Елены Греминой — тоже. Это место у меня ассоциируется прежде всего с ними, как с «папой» и «мамой» «Театра.doc». Они оба этим жили и столько дали жизни огромному количеству людей, которых сейчас знают все. А тогда сидели в этом подвале со зрительным залом на 50 человек.
Что осталось от «Новой драмы» и что может прийти ей на смену?
Нужна новая формула. Театр — это не пассивный зритель в темноте «давайте меня развлекайте». Театр — это диалог. Театр должен быть «живым», экспериментальным. Уверена, что и сегодня есть много авторов, которые пишут, ищут темы и героев нашего времени.
Помню спектакль «Заполярная правда». В конце персонажи, ВИЧ-инфицированные и отвергнутые обществом подростки, начинали разливать чай зрителям, а те брали стаканы из их рук, не пугаясь контакта. Так стирались границы между произведением и реальностью. А потом Донатас Грудович выходил в пальто и говорил: «А чего вы тут сидите? Спектакль же кончился».
Да! Мы показывали спектакль в Норильске (где и происходит действие пьесы Юрия Клавдиева), и, когда дошло до чая, ребята стали разносить общие кружки с кухни, и реакция зрителей была совершенно непередаваемой. Всех это пробрало.
Что для тебя заменило искренность «Новой драмы»? Богомолов?
Мне понравилось это концептуальное постмодернистическое существование. В «Театре.doc» нужна была непосредственность, а не игра: всех раздражало, если артист играл оценку, эмоции — нужно было оставаться человеком, таким, какой ты есть. И вот я пришла к Константину Юрьевичу в «Карамазовы» из «Театра.doc». И там было все то, на чем я уже к тому моменту «собаку съела».
Некоторым другим артистам, заслуженным, народным, было трудно обнулить свою тональность и начать не театрально декламировать со сцены текст. А мне это давалось легко. Но они этому обучились за месяц, прием оказался не таким сложным. И дальше их роли стали расти «вглубь» — у них тут был большой опыт. А вот я нарастить глубину никак не могла: все‑таки Достоевский — не Павел Пряжко, это гораздо сложнее. Как только я пробовала найти второе дно, сразу начиналась ужасная самодеятельность. В результате народные и заслуженные прогрессировали, а я деградировала. Думаю, именно тогда Константин Юрьевич и задал себе вопрос: что же мне с ней делать? Хотел меня уволить, но решил дотерпеть, посмотреть, чем дело кончится. И тогда я все‑таки взяла себя в руки.
Каким образом?
Напилась дома.
Это помогает?
Да, выпила водки, от отчаяния. Плакала. Ревела! Валялась на полу. Муж был в шоке, глядя на меня. Но хорошо, что он тоже артист: «Ладно, — говорит, — я понял, пошел спать, тебе не мешаю. Творчеству». Я ревела, ревела, ну и все, встала с утра, думаю: сделаю так, как считаю нужным. Проблема был в том, что то, что Богомолов просил меня сделать, не получалось, а то, что делала я, оказывалось не то. Иногда даже унизительно было, когда он говорил: «Так, ладно, давай это пропустим, иди, садись». Репетировали другие, я сидела. В общем, пошла ва-банк: сделаю, как чувствую, выгонят — ну и ладно. Освободившись от всех этих переживаний, показала свой вариант. «О, интересно». Так у нас появилось какое‑то вдохновение. Константин Юрьевич это все обрамил в какую‑то историю, и оно заработало.
Как Александра связана с Гурченко, Петербургом и Лисой Алисой
Ты веришь, что черты характера человека видны по его лицу?
Конечно.
Смотрю на тебя и думаю: ты — хитрая.
Ну да, так и есть, первая роль (еще в детстве!) у меня была — лисичка. Мой любимый персонаж. Я хитрая. У моего папы рыжие волосы, а у меня в детстве были золотистые, веснушек много. Кстати, если мы дома играем в театр и ставим «Буратино», то на кастинге мне достается неизменно Лиса Алиса. Папа у нас — кот Базилио. Дочь Вера — Мальвина, сын Иван пока не определился, говорит: «Я не играю, я просто Иван». «Значит, ты из другой сказки», — отвечаю. Тогда Иван требует себе Карабаса-Барабаса, но, конечно, пока не тянет на эту роль.
Какая из тебя мама получается?
Считаю себя плохой матерью: много работаю, мало времени провожу с детьми и очень от этого переживаю. И учусь этого не делать! Но как? Я то в поезде, то в самолете. Сегодня вечером еду в Петербург.
И что тебя связывает с городом?
Мне нравится работать в Петербурге и эстетически я его обожаю, но не знаю, смогла ли бы я там жить. Я человек депрессивный, погодный, и, наверное, если загрустить в Питере, то это будет совсем плохо. Кстати, дипломным спектаклем в институте у меня были «Пять вечеров» по Володину, я играла Тамару. Там же главный герой Ильин приезжает к своей возлюбленной Тамаре в Питер — и я однажды тоже жила на углу Литейного и Пестеля, как в пьесе. А Саша Устюгов, мой однокурсник, исполнявший в этом спектакле Ильина, вообще в Питер переехал. И первое, что сделал по приезде, — пришел в то место, где происходит действие пьесы. Взял коньяк и всю ночь просидел на лесенке. Потом я познакомилась со Станиславом Любшиным, уже в МХТ, мы вместе играли спектакли «Чайка», «Мефисто», — он же в фильме «Пять вечеров» Никиты Михалкова играл Ильина, а Тамару — Людмила Гурченко. Я ему рассказала, что когда‑то играла Тамару, она много для меня значила. И Любшин так оживился: «У меня всю жизнь красной нитью эта история тянется, с нее у меня все началось в кинематографе». «Надо же, — говорю, — и у меня так».
Текст: Андрей Захарьев
Фото: Василий Швецов
Стиль: Мария Фионина
Визаж и волосы: Анета Костанди
Ассистент стилиста: Павел Турчин
Сет-дизайнер: Мария Азовкина
Свет: Федор Анисимов
18+
Комментарии (0)