Любимый писатель страны Евгений Водолазкин перед выходом его нового романа «Брисбен» обсудил с актрисой и режиссером Фанни Ардан, может ли русская литература сейчас что-то предложить миру. Спойлер: конечно, да!
Евгений: У нас с вами была замечательная беседа на Парижском книжном салоне. Мне подумалось тогда, что писатели и актеры очень похожи: и те и другие кого-то играют, а в основе этой игры лежит попытка прожить чужую жизнь.
Фанни: Правда? Мне кажется, наоборот. Писатель всегда рассказывает одну историю, транслирует через свои книги единое мировоззрение, которое проходит лейтмотивом через все его произведения. Если это великий автор, он не хочет развлекать, а одержим идеей. Например, Пруст, Пушкин, Достоевский или Флобер. Актер, напротив, входит в чужие истории. При этом не рационально, а с точки зрения чувства: настоящего и подлинного. Я глубоко восхищаюсь литераторами, но моя страсть — лицедейство. Приходится выбирать.
Евгений: Позволю себе рассказать анекдот. Есть шутка о французской миллионерше, которая захотела переспать с Иваном Грозным. Ей говорили, что это невозможно, но она не верила. По счастью, в Париже тогда выступал МХАТ, и ее секретарю удалось найти актера, который согласился сыграть Ивана Грозного. Миллионерша была в восторге после этой ночи. Через какое-то время ей захотелось переспать с Петром I. Тот же актер выступил еще убедительнее. Тогда проницательная женщина призналась, что сразу все поняла. Теперь она хотела бы провести ночь с самим артистом, но — тот отказался, сказав: «Я вообще-то импотент». Миллионерша поинтересовалась, как же он так прекрасно сыграл Петра I и Ивана Грозного. Актер ответил: «По системе Станиславского!» А вопрос у меня при этом очень серьезный. Актеры — особые люди, которые способны перевоплощаться. Но могут ли они сыграть для себя самих другую, лучшую судьбу?
Фанни: Очень забавная история! Что касается вопроса, то, наверное, твоя «запасная» и более счастливая судьба — это как раз то, что ты создаешь в кино и театре.
Евгений: А я заметил странную закономерность про писателей. Чем больше в них дурного, тем светлее иногда их романы, словно лучшее они отдают литературе.
Фанни: Наверное, это так. Что несомненно: актеру лучше быть глупым, даже дураком, а вот писателю — интеллектуалом.
Евгений: Знаю эту точку зрения, но, по-моему, самый прекрасный вариант, когда и актер умен.
Фанни: Да, умный — возможно, но обязательно невинный: как чистый лист.
Евгений: Литература Средневековья была по преимуществу литературой реального факта. Вымысел пришел в Новое время. Собственно, он и стал отличать литературу от нелитературы — фикшн от нон-фикшн. Во время нашей встречи в Париже мы говорили о том, что популярным становится нон-фикшн. Как вы думаете, откуда эта тяга к достоверности? Может быть, художественная литература исчерпала себя?
Фанни: Мне кажется, это происходит от отсутствия воображения, сокращения силы слова и стиля. Постоянное желание пребывать в ежедневности убивает способность фантазировать. Реализм, по-моему, убирает какой-то из важных слоев мышления. Кто такой великий писатель? Провидец, который наблюдает и настоящее, и будущее — художественную правду, которой дает плотское, физическое измерение. Вот сейчас провидцев нет.
Евгений: А что вы ищете в книгах — возможность отвлечься от повседневности? Или, напротив, способ лучше понять ее и себя?
Фанни: Я читаю запоем — как наркоман, и мне важно, чтобы возникало ощущение, что разговаривают именно со мной — с Фанни, а также что мой дух открывается и вовнутрь, то есть по отношению ко мне самой, и вовне — к миру. Для меня по-настоящему хороша книга, с которой возникает чувство, что ты не один на свете. Как будто писатель разговаривает со мной в темноте.
Евгений: Это очень хороший образ. Потому что литература — это ведь и правда всегда персональное обращение: не к массам, а от сердца к сердцу. Кстати, вы неоднократно признавались в любви к русским книгам. В своей классической ипостаси русская литература в высшей степени религиозна. Интересует ли вас этот ее аспект?
Фанни: Да. Я начала читать русскую литературу и полюбила ее в очень юном возрасте. И тогда же, кстати, увлеклась и греческой трагедией. Мне всегда нравится, когда есть разговор с Абсолютом — чем-то высшим.
Евгений: А позволите очень личный вопрос — у вас есть беседа с Богом?
Фанни: Постоянно! Например, когда я стою в кулисах театра, перед тем как выйти на сцену.
Евгений: Мне тоже знакомо это чувство — я рассматриваю свои романы как записки Богу.
Фанни: В какой-то момент я решила, что буду разговаривать с ним, только чтобы сказать «спасибо» или «прости».
Евгений: Это и есть единственные возможные слова. Нельзя же убеждать его, что ты хороший. Но перейдем к земному. Я не первый мужчина, который восхищается вашей красотой. Для миллионов вы воплощение женственности. Существует ли особый, женский взгляд на искусство? Делите ли вы литературу на мужскую и женскую?
Фанни: Не претендую на высказывание окончательной истины, но мне кажется, что вне зависимости от пола мы прежде всего являемся людьми. Когда говорят: «Это женская литература, это женский кинематограф», то демонстрируют одномерность взглядов.
Евгений: Абсолютно с вами согласен, и вопрос мой был отчасти провокационным. Есть литература и нелитература. И другого деления нет.
Русская культура — типично европейская. Она многое взяла из западной, но не меньше и дала. Сейчас связанное с Россией часто помещается иностранными СМИ в негативный контекст. Не распространяется ли это на литературу?
Фанни: Мне кажется, что тем, кто любит культуру, не важен информационный шум и политика — они не читают газет. Потому что в искусстве заключено вечное, а все остальное мимолетно. У русской культуры есть за что ее любить, и она и не должна пытаться понравиться.
Благодарим кинофестиваль «Послание к человеку» за помощь в организации интервью.
Фото: Алексей Сорпов, архивы пресс-служб
Текст: Елена Анисимова
Комментарии (0)