Герман Орлов

Экзамен по эстрадному мастерству у него принимали солдаты и матросы – защитники осажденного фашистами Ленинграда. Едва закончилась война, Герман Орлов создал собственный театр, с которым выступал по всей стране и даже за границей. На сцене он провел почти семьдесят лет, а в последние годы пишет книги, в которых вспоминает концерты, друзей и коллег, – в их числе легендарный актер Николай Черкасов и певец Николай Печковский.

По вашей биографии можно изучать историю.

Наверное. Я родился в 1921 году под Воронежем, когда там еще гремела Гражданская война и буйствовал Махно. Но вскоре отец перевез маму и меня на свою родину – под Москву, в Рузино. Он был фельдшером, потом стал врачом. А в 1935 году его призвали в Военно-морской флот, и мы переехали в Кронштадт.

Вы там сейчас бываете?

Да, вожу друзей к моему «памятнику». Как-то в 1936 году, когда я учился в пятом классе, мой приятель предложил: «Пойдем себя увековечим! Я достал черной корабельной краски. Давай на телефонной будке напишем наши инициалы!» И мы написали: «М.И.П.» и «Г.Т.О.», то есть Мстислав Иванович Покровский и Герман Тимофеевич Орлов. Та будка с надписью сохранилась до сих пор, только немножко ушла в землю. Еще из своего кронштадтского детства я на всю жизнь запомнил трагедию: погибла подлодка «Барс-3», ее случайно на учениях протаранил линкор «Марат», и пятьдесят пять гробов везли по всему городу на русское кладбище. Среди других за гробами шел краснофлотец по фамилии Путин, отец нашего экс-президента, но я, конечно, об этом тогда не знал.

Помните, как впервые оказались на сцене?

Это случилось еще в Подмосковье, когда шло раскулачивание. Я сыграл в спектакле «Как веселые ребятишки подвели у кулака всех толстее излишки». Мой герой, пионер Рыжик, вместе с другими пионерами боролся против кулаков. А когда мы переехали в Кронштадт, для меня открылось широкое поле деятельности, потому что в трех шагах от нашего дома находился Театр Краснознаменного Балтийского флота. Я там был свой человек.

А где вы учились эстрадному искусству?

В 1940 году я поступил в Театральный институт на Моховой улице. Но тут началась война, и на этом мое образование завершилось. Я стал военным матросом в Театре Балтфлота и cлужил там всю войну. Орденов у меня столько, что тяжело ходить. В 1941 году был ранен, зацепило. Но везде, где находились наши морские базы, я был желанным гостем. Театр наш делился на три творческие единицы: драматический театр, ансамбль песни и пляски и джаз-оркестр. И я участвовал в представлениях каждого из этих отделений. В джаз-оркестре вел программу и пел песню «На эсминце капитан Джеймс Кеннеди». В театре исполнял главную роль в спектакле о ребятах, которые бросаются под танк. А на фоне ансамбля песни и пляски читал поэму о краснофлотце Никонове, которого немцы повесили под Таллином.

Почему после войны вы ушли на эстраду?

На эстраде можно было больше заработать. Ведь когда я демобилизовался, у меня были только портки флотские, фланелевка и бескозырка. Все! Но я был очень счастлив в своей работе. Очень много выступал. Я увидел всю страну, за границу ездил раз пять, пел перед нашими войсками в Венгрии, Германии, Польше. Встречал замечательных людей. Например, поэта Михаила Светлова. Он специально для меня написал песню, которую я пел в спектакле Театра имени Ленсовета «С новым счастьем» по его стихотворной пьесе. По сюжету в меня, рубаху-парня, влюбилась девушка, и вот мы с ней идем вдоль берега, и я ей пою (поет): «Метет метель, и вся земля в ознобе, / А поезд мчится, мчится сквозь метель, / А вы лежите пьяненький в сугробе, / И вам квитанции не надо на постель». Светлов был человек очаровательный. Это он гениально сказал: «Дружба – понятие круглосуточное», а Михаил Жванецкий только повторил его афоризм.

Вы, наверное, были обеспеченным человеком.

Была у меня машина «Волга» и гараж, но все это я продал. Теперь концертов нет, работы нет. А раньше бывало и по семь выступлений в день. Помню, как в один из таких дней я опоздал на последний концерт: прибежал, когда зрители уже выходили из зала. Директор, который подписывал бумаги – кто из артистов участвовал, – увидел, как я рвался на сцену, и отметил, что я тоже выступал!

Чем вы сейчас занимаетесь?

Да скучаю по старой жизни. Я не имею в виду «старые времена». Я никогда не был членом партии, и мне из-за этого долго не давали звания – это потом я сразу стал народным артистом России. А скучаю я по эстраде. Недавно написал книги воспоминаний, в первую очередь «Монолог длиною в жизнь». Вспоминаю там, как впервые пел превосходные песни, своих друзей, например актера Николая Черкасова, знаменитого ролями Александра Невского и Ивана Грозного в фильмах Эйзенштейна, и певца Николая Печковского. В Черкасове была потрясающая человечность, ведь попробуй сыграй в тридцать семь лет семидесятипятилетнего старика, как он в «Депутате Балтики». Говорят, один раз он переходил Кировский проспект в старческом гриме и вдруг как рванет – все испугались! А с Печковским я познакомился на гастролях в Омске. Его только что выпустили из тюрьмы, где он сидел десять лет. У ворот лагеря его встречал сам директор Омской филармонии Юровский, написавший в Москву не одно письмо с просьбой разрешить Николаю концертировать. Я видел, как к Печковскому приехала влюбленная в него женщина и привезла его пластинки, сохраненные в блокадном Ленинграде. Представляете? Вот это любовь.

Судя по вашим афишам, на которых вы писаный красавец, за вами тоже толпы девушек ходили.

Действительно, за мной тогда очередь стояла. Но для меня самым главным была сцена.

А семья?

У меня есть сын от первого брака. Моя первая жена была актрисой, работала у меня в коллективе. Она умерла. А сын Тимоша, слава богу, жив-здоров. Он работает в каком-то учреждении – я, честно говоря, не вмешиваюсь.