Самая молодая народная артистка СССР, обладательница ордена «За заслуги перед Отечеством», первая красавица кино, которую в Голливуде даже называли «русской Монро» – она снялась в полусотне фильмов, в театре сыграла роли, о которых мечтает любая актриса. Сегодня ее можно увидеть в антрепризах и «человечном» кино.
Раньше многие с фанатизмом относились к актерской профессии. Вы тоже?
Нет, никогда. У меня фанатизм по поводу жизни как таковой, и с
каждым годом он усиливается. Я считаю, что нет ценности большей, чем ценность человеческого бытия. Мой фанатизм в профессии заключается в том, что я всегда точна, заранее прихожу на спектакль. Хотя, когда играла Настасью Филипповну, начинала настраивать себя с самого утра, приходила в театр вымороченная, обливалась слезами, а зал сидел холодный, как собачий нос. Потом только поняла, что нужно доверять своей природе, она уже все вобрала. И еще поняла, что, когда творишь радостно и легко, тогда и лучше, и талантливее получается.
Ради этой роли вы уехали из Ленинграда в Москву. Неужели здесь не было возможности ее сыграть?
Понимаете, сама я не могла организовывать эти возможности, к тому же мне казалось, что здесь я себя исчерпала. А в Москве предлагали достаточно интересный репертуар – Настасью Филипповну, леди Макбет. Об этих ролях мечтает каждая актриса. К тому же Роза Сирота, которая была правой рукой Товстоногова, предложила сделать целый моноспектакль «Настасья Филипповна». Так что я рискнула.
Настасья Филипповна – святая грешница. Вам часто приходилось играть подобных женщин?
В «Донской повести» и «Виринее» мои героини такие порочные,
разгульные – от неустроенности женской судьбы. Вот вы заговорили о греховности и святости… Помните, Достоевский писал, что в каждом человеке есть все: и прямые широкие проспекты, и кривые грязные улочки. Я переживаю за своих героинь, за несправедливое отношение к ним и к женщинам вообще. Сейчас вся промышленность работает на то, чтобы женщинам постоянно что-то втирать, вкалывать, перетягивать. А ведь лицо – это продолжение мысли творца, это мистика, и слишком искажать эту мысль, на мой взгляд, преступление.
То есть вы не за сохранение вечной молодости?
Быть вечной невозможно, ведь человеческая суть построена не на том, чтобы быть сексуальной от ногтей до волос, а на том, чтобы изнутри, через глаза, что-то этому миру давать. Во мне вызывают жалость те женщины, которые все время заботятся о том, чтобы быть красивыми. Может быть, они от этого теряют какой-то более глубинный смысл.
Многие артисты очень тяжело переживают периоды, когда у них нет работы. Вы с этим сталкивались?
Да, конечно. Были времена, когда я параллельно снималась в трех-четырех картинах, а потом – годы простоя. Но я всегда находила себе какую-то другую занятость – либо с концертами ездила, либо
какие-нибудь программы готовила, либо шла играть в театр.
К современной сцене интерес у вас есть?
Грешна, в театр хожу редко. Теперь люди в театре не испытывают потрясений. Сегодня, когда такой поток информации и бед, цунами и катастрофы, куски человеческих тел, разбитых самолетов обрушены на нас, мы уже натренированы и не способны потрясаться. Меня сегодня может потрясти только тишина.
Над чем вы сейчас работаете?
Мне буквально на днях позвонили, позвали сниматься в добром рождественском фильме, играть маму, которая «очеловечивает» своих слишком крутых детей – политика, бизнесмена и телеведущую. На семейное торжество она зовет трех человек: картежного шулера, мусорщика и массовика-затейника, – и говорит детям, что это их отцы. Дети, конечно, в шоке. Сначала разговор не клеится, но потом все они удивительным образом сближаются. В итоге оказывается, что это был розыгрыш. А в феврале будет премьера спектакля «Ханума», где со мной играют Миша Державин, Роксана Бабаян, Юлия Рутберг. Я семь
лет жила в Тбилиси, грузинскую культуру очень люблю, так что сейчас просто «отрываюсь».
Что вы прочли в последнее время?
Я постоянно читаю архиепископа Иоанна Шаховского «Избранное».
Его всякий раз открываешь как заново. Недавно читала книгу французской писательницы, не помню ее фамилии и названия книги, но она получила Нобелевскую премию. Не испытала удовольствия. Наша классика изобилует более тонкими вещами в рассмотрении человеческой души. А здесь рассматривается только то, что ниже пупка. Сегодня мне проблемы секса уже неинтересны. Хотя там есть очень серьезные размышления по поводу того, как современное общество распинает женское тело, превращает его в символ удовольствия и безнаказанности. Но в этом, наверно, и сами женщины
виноваты.
«Мужчина смотрит на звезды, а женщина на него». Для вас такое возможно?
Когда-то я представляла свою семейную жизнь так: большой дом, много детей, какое-то огромное окно, занавеска, ветер, стоит рояль, и мой будущий муж сочиняет, репетирует и играет, играет, а я выхожу, тихонечко ставлю ему чашечку кофе и говорю: «Дорогой, ты уже три часа играешь, выпей, пожалуйста, кофе». Мне казалось, что так должно быть. Но если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
Вы часто приезжаете в Петербург. Не было мыслей вернуться?
Не скрою, эта мысль часто меня посещает. Здесь мои родственники, здесь много друзей, и семья меня, конечно, тянет. К тому же в Ленинграде проходила самая яркая полоса моей жизни. Но в этом есть и опасность, говорят же: не возвращайтесь в места, где вы были очень счастливы. В общем, надо думать.
Комментарии (0)