Тридцать лет назад, 23 апреля 1985 года, состоялся исторический пленум ЦК КПСС, на котором впервые прозвучало слово «перестройка». «Видимо, товарищи, всем нам надо перестраиваться. Всем», — заявил Михаил Горбачев. Поколение «миллениалс» — нынешние 20-летние — не застали перестройки и знают о ней только по учебникам истории. Мы решили исправить это и, объединив усилия редакции, вспомнили самые примечательные явления, вещи и людей бурной эпохи, длившейся вплоть до 1991-го.
Для кого-то это время стало толчком к действию, для других оно покрытом флером романтики, третьи же с содроганием вспоминают пустые прилавки и талоны. Видные деятели искусства и бизнеса вспоминают эпоху перестройки.
Олег Тиньков, бизнесмен: Мы счастливые люди: я не знаю, было ли и будет ли когда-нибудь еще такое же счастливое «дженерейшен пи» в квадрате. Когда началась перестройка, мне исполнилось двадцать лет. Я находился в самом центре событий. Это было похоже на волну, требовалось только встать, как на серфе, и устоять. Шел передел страны, ее пилили. Просто такие, как Потанин с Прохоровым, забирали миллиардные куски, а мы работали, и нам перепадали какие-то крохи. Я ни в одной приватизации не участвовал, я построил магазин, начал продавать там видики, и это сразу стало приносить десять тысяч долларов в день.». |
Сергей Стиллавин, радиоведущий: В день путча в августе 1991 года я взял магнитофон и пошел на Дворцовую площадь. Видел машину – красные «Жигули» без номеров, на которых водоэмульсионкой было написано: «Язов (министр обороны СССР, член ГКЧП. – Прим. ред.) – козел». Она быстро-быстро ездила, а все вокруг кричали «ура!». Состояние было эйфорическое: мы победили. Чуть раньше, на референдуме 17 марта 1991 года, я проголосовал против сохранения Советского Союза, а сейчас, если честно, стыжусь этого. Недавно я побывал на Олимпиаде в коммунистическом Китае. Там даже вагоны метро с кондиционерами и телевизорами – едешь и смотришь матчи. А стоит это семь рублей на наши деньги. Поесть в ресторане можно вшестером на тридцать евро. Лишний раз задумаешься о ценности демократии. Я в ней никакой ценности не вижу.». |
Ирина Прохорова, книгоиздатель: Помню, в 1978 год, расцвет застоя, и в поисках работы по специальности я вдруг осознала, что у меня и моего поколения фактически нет будущего. Полноценно заниматься наукой было вряд ли возможно, делать общественную карьеру означало вступать в партию и терпеть все унижения «партийной дисциплины», о какой-либо частной инициативе нельзя было и мечтать. Вся социальная жизнь сводилась к кухонным посиделкам. Вот от этого ощущения полной бесперспективности системы и произошла перестройка, а затем и крах СССР. Я сама три дня простояла на баррикадах у Белого дома в августе 1991 года и могу засвидетельствовать: это было народное волеизъявление! Для исследователя культуры большая удача пережить такое: на твоих глазах происходят тектонические социальные сдвиги, на демонстрацию в защиту новой жизни стекается полмиллиона человек. Такое не сымитируешь!». |
Владимир Рекшан, основатель рок-группы «Санкт-Петербург» В 1985 году началась перестройка, и развитие государства совпало с развитием музыкального жанра. Соединение этих двух движений вознесло рок-музыкантов на невиданную высоту. По факту, советская рок-музыка долбила советский строй больше всех, включая Солженицына, которого никто и не читал. Мы вызвали тот ветер перемен, о котором пели Scorpions. Кстати, «Скорпионы» приезжали к нам в рок-клуб. Подхожу однажды к рок-клубу, встречаю Михайлова и Гуницкого, и они по секрету мне сообщают: «Сейчас приедут “Скорпионы”». И правда, едет по улице Рубинштейна огромный лимузин и заезжает во двор. Из него выходят громадные мулаты с рациями, а за мулатами – певец Клаус Майне, невысокий господин в кепочке. Один из мулатов приказывает мне: «Ты тут пока машину посторожи». Он меня, похоже, за охранника принял. Тут появилась камера, и началась съемка. Мы поднялись по заплеванной лестнице на второй этаж. «Скорпионов» стали снимать в комнате рок-клуба. Затем все спустились в зальчик, там была маленькая сцена, метра четыре квадратных. Гуницкий и Михайлов хотели со «Скорпионами» подружиться, но те, засняв бесплатную массовку, сели обратно в лимузин и уехали. Гуницкий и Михайлов кричали им вдогонку: «Чтоб вы, гады, больше к нам не приезжали!». И в самом деле, больше в рок-клубе «Скорпионы» не появлялись.». |
Лев Лурье, историк (отвечая на вопрос о российской интеллигенции): После перестройки Россия вроде бы сошла с пути, проложенного князем Владимиром, и сделала движение в сторону Европы. Одновременно резко упали заработки людей, занятых умственным трудом. Большинство поклонников Окуджавы и читателей «Нового мира» 1990-е годы привели к утрате твердого положения в обществе и смысла жизни вообще». |
Мэган Виртанен, историк моды: Если говорить о "перестроечной моде" с точки зрения исследователя, то, во-первых, нужно вспомнить о появлении в конце 80-х трикотажных спортивных костюмов с крупными надписями PERESTROYKA и GLASNOST. Эти костюмы продавались как "импортные", а на самом деле их в полуподвальчиках лепила новая страта общества - кооператоры. Те же кооператоры делали и продавали так называемые джинсы-"варёнки" (в международной терминологии они называются acid wash jeans), а истинные модницы обязательно носили такие джинсы или же юбки-"варёнки" в комплекте с лаковыми туфлями-лодочками. Супер-мини, перламутровые помады, чёлки "с начёсом", фиолетовые тени для глаз, ажурные колготки с люрексом, псевдо-ангорские свитера, расшитые бусинами - вот он, портрет перестроечной модницы. На другом полюсе находились разнообразные "неформалы", как тогда было принято называть представителей субкультур — от хиппи до панков, со своими сложившимися кодами в одежде». |
Материал подготовили: Артем Лангенбург, Анастасия Павленкова, Алена Галкина, Михаил Стацюк
Комментарии (4)