Сергей Полунин: «Нам всем в жизни нужно больше танца — он освобождает и снимает телесные зажимы»

Вы привозите в Россию документальный фильм о своей жизни, который спродюсировала Габриэль Тана, а снял оскаровский номинант Стивен Кантор. Как вообще случилось это кино под прокатным слоганом «Икона. Гений. Бунтарь»?

Года четыре назад теперь уже мой близкий друг, кинопродюсер Габи Тана, на счету которой «Герцогиня» с Кирой Найтли и «Филомена» с Джуди Денч, задумала байопик про Рудольфа Нуреева. Когда начался кастинг, мой тогдашний наставник, хореограф Игорь Зеленский, порекомендовал мне принять в нем участие. И пока длилась подготовка и мы все друг к другу приглядывались, идея изменилась — Габи захотела сделать актуальную историю про танцовщика, про того, кто живет и работает именно сейчас. И мне это кажется правильным: часто мы не замечаем тех, кто рядом, а когда они уходят, начинаем причитать: «Ах, какой был талант!» Габи просто взяла и поверила в меня. И я очень благодарен ей за терпение — я так ее проверял! Наверное, отчаянным характером я напомнил ей отца, серба, который в свое время сбежал в Америку, — очень интересного человека! (Смеется.) Кстати, фильм про Нуреева тоже состоится, съемки начнутся летом, а я сыграю Юрия Соловьева, тогдашнего премьера Кировского балета.

«Танцовщик» не единственная кинопремьера с вашим участием в этом году: осенью выходит «Убийство в Восточном экспрессе» Кеннета Браны, где вы играете с Джонни Деппом, Мишель Пфайффер и Уильямом Дефо.

Да! Я всегда мечтал сниматься в кино, но осознание того, что я могу сделать что-то важное в балете, понимание своих возможностей и того, что у меня есть дар, заставляли меня продолжать заниматься танцем. Поэтому мне просто приходится работать в два раза больше: я снимаюсь, учу роли и актерское мастерство, а параллельно продолжаю репетиции.

Мечта сбылась в точности?

Все оказалось даже круче, чем я думал! Работники кино — избалованные люди. Для меня съемки стали чистым фаном — я все время ощущал себя ребенком на детской площадке. По сравнению с балетом, это очень легко — никаких тебе одиннадцати часов физического напряга. И даже сложные моменты не имели ничего общего с ежедневным монотонным повторением движений. Меня восхищает, насколько развита киноиндустрия: актер не обязан держать в голове массу процессов — он просто должен хорошо исполнить роль. А продюсеры запускают рекламную кампанию, отправляют по ток-шоу и договариваются с журналами. Точно, как часы! В балете такого нет, никто не помогает артисту.

Похоже, вы задумали балетную реформу.

Обязательно! Я осознаю сложность пути, но верю, что это возможно. Мы должны догнать спорт и кино! Я бы никому не советовал идти в балет, пока он существует в нынешней его форме. Он консервативен, неразвит, несвободен, малобюджетен и, главное, быстротечен: соотношение срока обучения и периода полноценных выступлений катастрофически несправедливо. Творческой жизни дается от силы лет пятнадцать. Лишь единицы могут стать хореографами, а танцовщиков огромное количество. Только в Италии их полтора миллиона на три крупные балетные компании! И вот с восьми лет ты пашешь по девять часов в день, соблюдаешь колоссальную дисциплину — как в армии длиной во много лет, а после тридцати пяти, если у тебя нет имени и театр не хочет больше тобой пользоваться, ты никому не нужен, буквально выкинут на улицу. И примеров долгой балетной жизни или удачной смены амплуа, как это удалось Михаилу Барышникову, единицы. В Голливуде когда-то была похожая ситуация, студии практически владели актерами, пока проф­союзы и агенты не выдвинули новые условия работы: актер сам стал решать, где он появится и за сколько.

То есть и в балете стало важно иметь хорошего агента?

Мне когда-то дали понять, что агенты — плохие люди. И я долго был убежден, что прекрасно смогу справиться сам. Но два года назад, начав общаться с фотографом Дэвидом Лашапелем и известными актерами, я понял, насколько большие команды на них работают. И это абсолютно правильно — ты должен быть сконцентрирован на работе, а не решать вопросы. Агенту легче вести переговоры об ангажементах и гонорарах, нет ощущения, что ты что-то выпрашиваешь. Большинство танцовщиков вообще не думают о деньгах, у них в этом смысле мозги правильно настроены — они делают то, что любят. Это настолько тяжелый труд, что если искренне не любить балет, невозможно им заниматься. Поэтому о таланте должны заботиться, причем я вовсе не говорю про золотые горы. С оперными звездами, например, уже давно работают целые команды.

А почему оперным удалось, а балетным — пока нет?

Потому что музыкальная индустрия хорошо развита: продажи дисков, профессиональная раскрутка артистов, гибкая система контрактов на отдельные выступления в театрах по всему миру, такая же, как в кино, — договор на роль. Это очень важно: нет негативной конкуренции, все работают на общий результат. Танцовщики же обычно связаны с конкретным театром, где кроме премьеров еще человек девяносто борются за одну роль, а решает судьбы один человек — директор. Поэтому в балете полно грязных историй.

Что, действительно подсыпают стекла в пуанты?

Вообще-то, бывают ситуации намного хуже. И я обиделся на балет именно из-за этой грязи. Это очень злой мир. Но искусство балета настоящее волшебство, оно должно жить! Как и музыка, танец открывает другие измерения, делает душу чище, по-настоящему приближает к божественному. Танец существовал всегда — в форме ритуальных или народных плясок, тех же хороводов. Ребенком я все время танцевал — без всякого повода, когда тело требовало движения. Это освобождение, терапия. Нам нужно больше танца в жизни: мы зажимаемся, перестаем слышать себя, а ведь именно контакт с телом отвечает за интуицию. Один мой друг отправился в Тибет к монахам в том числе изучать цигун. Вернувшись, он сказал: «Я больше не буду думать. Жизнь сама ведет нас. Мы, как капля в океане, должны быть в потоке. Если довериться ему, он направит тебя к самому лучшему». И правда, каждый раз, когда я полагался на интуицию, то поступал верно, даже если в тот момент это казалось абсолютным нонсенсом. Доверять миру означает не лениться, а именно чувствовать. Быть на ветру. И танец прогоняет энергию по телу через движение.

Я заметила, что вы обращаете внимание на знаки.

Да, всегда можно получить ответ, если умеешь их читать. Это как бытовая магия. (Смеется.)

Во время выступления вы «включаете голову»?

Знаете, иногда я специально не репетировал спектакли, чтобы было интереснее на сцене, но потом понял, что это неправильно. И я пришел к совершенно новому ощущению. Стараюсь проживать эмоции в момент исполнения, полагаясь на свое чувствование. Раньше у меня все было в голове — и это напрягало. Чуть что, меня несло: одели не так, оркестр играет не то, да и воду не принесли вовремя. И меня иногда так накрывало! Я начинал злиться, выходить из себя. Но транслировать негатив нельзя — за это обязательно прилетит. Если у меня плохое настроение, я это покажу, но это будет просто окраска роли. Я проживаю настоящие чувства — ведь зрителю интересны разные состояния. Никому не хочется смотреть на кукол, для этого есть специальные театры. Я должен энергетически общаться со зрителем. Это обмен, мощнейший поток. И зал не обманешь — артист на сцене всегда голый.

Это предполагает ответственность?

Я никогда не хотел брать ее на себя, но похоже, что да. (Смеется.) В театр ведь идут за лекарством для души. Но блокировать свои эмоции я не буду.

Сейчас происходит настоящий бум различных практик, которые работают с блоками как телесными, так и эмоциональными. 

И это правильно! Особенно для России, где до сих пор люди очень зажаты и закомплексованы, такое вот наследие советского воспитания. И я ведь тоже вырос в среде, где эмоции было принято скрывать. Переехав в Лондон тринадцатилетним подростком, я не понимал, почему люди на улицах улыбаются. Меня это раздражало! Но когда после долгого перерыва я оказался в России — мне стало страшно. В магазине на меня смотрели как на врага. Тогда я решил начать с себя — и улыбался первым. Это правило работает на всех уровнях. Сам чисти свой подъезд, будь вежлив, не будь коррумпированным. И тогда все подстроится: как ты позволяешь с собой обращаться, так с тобой себя и ведут. Человека с чувством собственного достоинства невозможно унизить. Россия невероятно красивая страна, люди в ней глубокие и светлые, необязательно жить в сумраке, можно выбрать другой путь. Все зависит только от людей. Каждый должен себя осознать.

А как себя осознали вы?

Я очень много работал. Был настоящей машиной. В детстве я занимался гимнастикой и моей целью была олимпийская медаль, с четырех лет я проводил в зале по шесть часов. Потом пришел в балет и решил стать лучшим танцовщиком мира, ездил после школы на частные занятия — в десять, одиннадцать вечера. В Лондоне у меня не стало общеобразовательных уроков, чему я был страшно рад, ведь мне никогда не нравилось сидеть за партой. Я стал делать акцент на физических нагрузках и до ночи танцевал, сам себя записывал на кассеты, искал ошибки, изучал балеты по видео, смотрел на технику Владимира Васильева, Михаила Барышникова, Игоря Зеленского, Владимира Малахова. Моя база дана мне русскими педагогами, с ними я прошел самые важные установочные годы в профессии. И наша система устроена по-другому: преподаватель ведет тебя и хочешь не хочешь заставит работать. В Лондоне же человек становится кем-то только потому, что сам приложил усилия. И когда я достиг вершины, то понял, что меня обманули.

Говорят, самое страшное в казино — это выигрыш.

Да! Все рассыпалось. У меня началась депрессия. Исчезла цель. Именно поэтому танцовщикам нужен агент, не тот, кто качает деньги, а наставник, с опытом и пониманием системы, который может тебе задать вектор, а если нужно — поддержать. Балетным ничего не объясняют про жизнь. Их парадигма — это станок и спектакль. Моя мама работает в театре и говорит, что в сорок лет почти все балетные остаются детьми. У них просто нет времени и стимула повзрослеть.

Когда вы поняли, что повзрослели? 

Не так давно! У мужчины поздно формируется мозг — это факт. Причем многие оттягивают этот момент, принимая алкоголь или наркотики, ведь иллюзии кажутся безопаснее и удобнее, чем реальность. Состояние помутнения комфортное и веселое, но приходит момент, когда нужно воплощать планы, строить будущее, помогать себе и новому поколению, создавать что-то, полететь на Марс. Мы должны развиваться, чтобы мир стал лучше. А те, кто сидят как коалы и жуют эвкалипты, обречены на вымирание. Со мной рядом оказались правильные люди. В хаотичном состоянии ты не слышишь обращенных к тебе самых мудрых слов. Девятнадцатилетнему дикому бесполезно что-то объяснять, только принимать и поддерживать. Сначала мне помогал хореограф Игорь Зеленский, он воплощал силу, которую я уважал. Он не испугался меня, и я буду всегда это ценить, а потом появилась Габриэль.

Какую роль в вашей жизни сыграл фотограф и режиссер Дэвид Лашапель? Ведь именно его видео Take Me to Church на песню, где вы неистово танцуете в гигантском пустом амбаре, посмотрели почти двадцать миллионов человек. А к вашему недавнему театральному дебюту Polunin Project Дэвид придумывал сценографию.

Мы встретились в нужный момент, чтобы вдохновить друг друга. До клипа у Дэвида был период дауншифтинга, он уехал на Гавайи, перестал снимать, хотел перезагрузиться. Он очень глубокий человек, несмотря на его провокационное творчество, поражающий абсолютной невинностью. Поэтому я хочу, чтобы мы больше работали вместе: сняли фильм, поставили балет. Но и с ним у меня не обходится без борьбы: иногда он сражается со мной, а иногда с самим собой — в нем живет столько персонажей! Иногда мы очень спорим, а бывает, сразу находим компромиcс.

По-моему, это очень похоже на вас: говорят, что вы бунтарь и эдакий бэдбой, а в то же время вы кажетесь очень невинным человеком, вернее таким, который принимает оба полюса.

Проще, веселее и комфортнее на темной стороне, но это от душевной лени. Подняться к светлому тяжело: меняться, ломаться, расти.

Кажется, вы на этом пути?

Да! Я даже помню момент, когда сделал этот выбор. Если честно, все время хочется свернуть, чтобы попроще было. Но упасть очень легко, а подняться — нет.

Как вы думаете, почему вы стали олицетворять свободу?

Я с детства такой — как с шести лет ездил один в школу на трамвае, всегда хотел быть самостоятельным, так и продолжаю. Самые лучшие мои воспоминания: я играю во дворе с мальчишками. Полная свобода! Взрослые всегда зависят от чего-то, поэтому важно вспоминать то ощущение игры, возвращаться к нему.

Вы смелый человек?

Смелость — это готовность умереть. В нашем обществе не учат, что такое смерть. Это табуированная тема. Но ведь она — естественная часть круговорота жизни. Я тренировал себя, представлял, что умираю, чтобы победить этот страх. Если ты не боишься смерти, то полностью свободен. Я не боюсь.

фото: Данила Головкин
стиль: Ксения Гощицкая
ассистенты стилиста: Евгений Ежов, Елена Яковель
продюсер: Анна Козякова
ассистент продюсера: Ростислав Лихачев
ассистент фотографа: Елена Пирогова-Мареш
постпродакшн: RabotaRetouch
Благодарим отель Courthouse Hotel Shoreditch (335-337 Old St, London EC1V 9LL, shoreditch.courthouse-hotel.com) за помощь в проведении съемки
Средства для макияжа Chanel: крем для чувствительной кожи лица La Solution 10 De Chanel, тональный крем-гель с эффектом естественного сияния Les Beiges, No 20, набор для макияжа бровей La Palette Sourcils De Chanel, 50 Brun
Магазины: Сhanel: Chanel; ДЛТ: Acne Studios, 11 by Boris Bidjan Saberi, Raf Simons, Saint Laurent, Balenciaga; Calvin Klein: Calvin Klein; Au Pont Rouge: Gosha Rubchinskiy; Mathstudios: Math; Mint Store: BlockAde, Suicoke; «Бертгольд Центр»: «Волчок»; Labor: Kith; «Пиф Паф Supershop»: «Пиф Паф Supershop»; «Блок18»: «Горе», Kulturra; hoodapparel.ru: Hood Apparel