Максим Диденко дебютировал в кино — вдохновленным романом Сорокина «Норма» сериалом-антологией «амроН» про Россию недалекого будущего, которой управляет православная нейросеть и Ксения Собчак, в инфернальном такси с водителем-Розой Хайруллиной ездит Александр Горчилин в образе дрэг-квин, а персонажи Никиты Кукушкина и Василия Михайлова бегают по лесу от полицейских, обсуждающих Канта и Флоренского. «Собака.ru» узнала у театрального режиссера, что сейчас считать нормой, почему любое художественное (и не только) высказывание становится политическим и скучает ли он по Петербургу, переехав в Москву.
Максим, вы поставили дебютный роман Владимира Сорокина «Норма» — совместный проект столичных театра на Малой Бронной и «Практики». Выложенный в открытый доступ на YouTube веб-сериал с перевернутым названием — это его спин-офф?
Не совсем. Сериал «амроН» возникал как диджитальное расширение спектакля, но в итоге мы ушли в совершенно другую сторону. Это превратилось в самостоятельный проект. Такая новая «Норма», но вывернутая наизнанку, где роман — это только отправная точка. А дальше мы с командой пустились в путешествие, которое не очень понимаем, когда завершится и как. Но совершенно точно: мы открываем архипелаг, сеть островов. Пока они очень разного размера, и какую фигуру составляют сложно представить (у каждой из трех вышедших серий проекта свой хронометраж — Прим.ред.). Мы сняли одну серию, которая стала в итоге (на данный момент) последней. Решили, что надо еще вторую, собрались на третью — начался волновой эффект. Форма возникла абсолютно естественно. Это своего рода советский журнал «Фитиль», но максимально психоделический.
Книга Сорокина ведь тоже состоит из восьми кардинально различающихся частей: от эпистолярного жанра до поэзии.
Да, думаю, материал как раз нас и подтолкнул, что это превращается в неожиданные форматы, формы и жанры. Книга-первоисточник структуры не имеет, поэтому и у сериала ее не могло быть. Так что в итоге мы, видимо, оказались пленниками того, от чего оттолкнулись. Вернее, последователями – эта несвобода ведь добровольная.
Владимир Сорокин сказал уже что-нибудь про «амроН», ему понравилось?
Он еще не видел сериал. Надо будет послать ему ссылку. Наверное, я бессознательно оттягиваю этот момент, очень волнуюсь, что он скажет. Но вот спектакль «Норма» он посмотрел, ему понравилось — мы даже немного подружились.
А вы довольны той реакцией, которую вызывает сериал у ваших коллег и зрителей?
В общем-то да. Мне нравится, что это имеет отклик. Быть может, у нас нет миллионных просмотров. Пока. Но это связано еще с тем, что искусственный интеллект YouTube вычитал в бегущей строке в первой серии новость про COVID-19 и тут же нас заблокировал. Мы ее затерли. Тогда искусственный интеллект YouTube распознал на лицах людей маски, что тоже якобы отсылает к «короне». Поэтому он тормозит распространение нашего вируса в сети. Это очень смешно, потому что отражает тематику сериала. В нем есть стейтмент, что проект сочиняем якобы не мы, а нейросеть под названием «амроН», которая таким образом прокрастинирует. Так что это борьба одного искусственного интеллекта с другим.
Что касается самих отзывов, то я получил, в основном, позитивные. Есть тролли, которые иронизируют и ухмыляются, но это ожидаемо. А то, что мне говорят коллеги, как реагируют мои друзья меня очень вдохновляет.
В комментариях чаще всего сериал сравнивают с «Черным зеркалом».
Если честно, я поленился смотреть «Черное зеркало» целиком, видел его только урывками. Архитектурно это похоже: есть глобальные мысли, они выражены метафорами, которые представляют собой самостоятельные вспышки и взрывы. Но мы точно не хотели сделать что-то подобное. Мне в этом смысле гораздо больше понравился анимационный сериал «Любовь, смерть и роботы». Тем, что в нем несоразмерные друг другу и фантасмагоричные части.
Когда ждать четвертую серию?
Она уже готова, но находится на пост-продакшене. Мы решили снять еще две и выпустить опять трешку. Это же русская тройка. Бог-отец, Бог-сын и Святой дух. Все связано с числом «три». Это стало фундаментальной идеей. Так что выйдет это где-то к октябрю. Долго запрягаем, быстро едем. (Смеется).
Вообще, четвертая серия – это было сплошное приключение. Мы снимали ее в Таиланде, абсолютно иррациональное решение. Но я рад, что мы сделали ее именно там, потому что познакомились с Игорем Григорьевым, который в ней появится. Он совершенно восхитительный.
YouTube максимально демократичная площадка, которая рассчитана на широкого зрителя. Почему сериал не продали на какую-нибудь стриминг-платформу, чтобы его монетизировать?
Продюсер Алексей Мазур и компания Daily Heroes Media хотели сделать независимую историю. Не прилепляться к большим кораблям, а побыть на своей лодочке. К тому же наша вещь немного внеформатная и панковская. В этом смысле прикольно, что она на YouTube, который построен горизонтально. Для продюсеров, кстати, это тоже испытание. Например, продвижение через СМИ не работает. Для театра — да, потому что он все же элитарное искусство. Наполнить зал 20 раз по тысяче человек легче, чем сделать три миллиона просмотров в соцсетях. Хотя, как ни странно, вторую серию «Такси с петухом» изначально посмотрели больше людей, чем первый эпизод с Ксенией Собчак (статистика просмотров на момент публикации поменялась — Прим.ред.).
Кстати, а Ксения как появилась в проекте? Потому что «Норму» вы ставили в театре на Малой Бронной, худруком которого стал Константин Богомолов?
Нет, просто я как-то шел репетировать спектакль на «Винзавод» мимо «Гоголь-центра». Из-за угла вывернул Никита Кукушкин и говорит: «Максим, я хочу баллотироваться в президенты, будешь министром культуры или образования?» Я отвечаю: «Надо подумать, но уж лучше культуры». Когда мы сочиняли серию, держали в голове вариант, что Кукушкин участвует в выборах. Мы поняли, что Ксения Анатольевна – тут лучший оппонент. Кто еще обладает таким чувством юмора. Тем более она и в реальной жизни баллотировалась – это жирный контекст, мимо которого сложно пройти. Когда я с ней первый раз созванивался, чтобы рассказать о концепции, она сразу стала что-то от себя предлагать. Это сразу доказало, что она действительно подходит для этой роли.
Остальных актеров вы тоже уже имели в виду еще на этапе сценария?
Под Василия Михайлова и Никиту Кукушкина четко писалась серия «Кукушка и Сквирт поехали за "кладом"». Качка Сергея из этого же эпизода мы нарулили – это тренер одного моего приятеля. Мишка Евланов – мой однокурсник, он мне просто позвонил рассказать, что будет в Москве, и я предложил ему сыграть в серии про такси. Хотя на эту роли изначально хотели кого-то совсем медийного. С Розой Хайруллиной мы должны были поработать уже давным-давно. Я жил в том же районе, что и она, и мы все время пересекались в магазинах. Она всегда говорила теплые слова и что хочет сыграть у меня. Получилось, что это произошло в кино. Горчилин у меня был в спектакле «Гоголь-центра» «Хармс. Мыр», мы с ним знакомы давным-давно. Соня Синицына — теперь хочу, чтобы она везде у меня играла. В общем, это все мои любимые актеры, с которыми мне приятно проводить время, и они готовы за небольшие деньги участвовать в непонятном проекте.
Вы специально выпустили сериал 2 июля — на следующий день после голосования по поправкам в конституцию?
Я называю это важное к важному. Важное в стране происходит и важное для нас. (Улыбается). К «Норме» это тоже имеет отношение. Например, оказывается, можно обнулиться. Никто же не подозревал.
То, что художественные высказывания сейчас зачастую связаны с политикой – это тоже новая норма?
Сейчас вообще любое высказывание связано с политикой. Например, люди в Петербурге ходят без масок. И это же политический жест. Нам … (все равно — Прим.ред.) называется. (Смеется). В Москве, так как искусственный интеллект уже за всем следит, то все же подцепляют маски к уху.
Может, это говорит о большей сознательности москвичей?
Это говорит о том, что в столице к тебе может подойти реальный полицейский и сделать замечание или оштрафовать. Если в Петербурге полиции не так много, то в Москве очень. Особенно, в центре. На двух горожан — один полицейский. И это тоже реальность в какой-то мере политическая. Любой ваш жест – политический. Вы можете его делать, не осознавая. Но любое высказывание становится более осознанным, если понимает политическую плоскость, в которой оно существует, помимо всех прочих.
Оставаться аполитичным — это тоже политический жест?
Это невозможно. Вот дело «Седьмой студии». Ты высказываешься или отказываешься комментировать – любая твоя реакция, если ты об этом знаешь, уже является политическим жестом. И таких процессов в стране множество. Бояться этого смысла нет, потому что это все равно с тобой происходит.
А чего стоит бояться — искусственного интеллекта?
В Петербурге еще не стоит, а в Москве уже да. (Смеется). Благодаря электронным пропускам все уже под присмотром. Поэтому «Следи за собой, будь осторожен», как поет великий русский певец.
Вы сейчас в Петербурге, потому что что-то ставите?
Я тут прожил 15 лет, но уже долгое время не приезжал. А когда привез сюда младшего сына к бабушке и дедушке, то снова завис, потому что почувствовал совершенно другую среду, по которой соскучился. В Москве я достигаю тоннельного мышления, становлюсь участником движения, которое стремится к ясному материальному результату. Это происходит, потому что просто подключаешься к энергии города, и она начинает тебя нести. Ты кого-то догоняешь, кто-то — тебя. И вы все бежите.
В принципе, я подостыл к русскому репертуарному театру и очень избирательно стал относиться к тому, что на этой территории делаю. Не в том смысле, что он мне не нравится. Но мне все в нем стало понятно, что ли. Мне интереснее снимать сериал, делать проекты в Германии, где другая культура и контексты. В России я решил заниматься или тем, что не могу не сделать, или какими-то странными вещами. Например, сериалом «амроН».
Кстати, про Германию. Что происходит с вашим дебютом в опере — «Воццеком» для Badischestheatre в Карлсруэ?
Премьеру из-за коронавируса перенесли на год. Спектакль будет в следующем июне.
То есть сейчас вероятнее ждать ваших кино- а не театральных работ?
Да, этим я активно занимаюсь. Думаю перейти из панк-акционизма, который со мной происходит в «амроНе», в более классическую форму. Веду некоторые переговоры на эту тему.
Что хотелось бы снять – что-то свое или экранизировать какую-то книгу?
Экранизировать не хочу. Но мне вот попалась очень хорошая про войну в Таджикистане, называется «Заххок». У Галины Юзефович она была в списке лучших книг 10-летия вместе с «Текстом» Глуховского и «Обителью» Прилепина. Я иронически отношусь к Захару Прилепину из-за его действий, но «Обитель» —совершенно потрясающая книга. Я месяц отходил после прочтения.
Увы, канал «Россия 1» уже снял сериал по «Обители», осенью должен выйти.
Может, тогда спектакль сделать? Во МХАТе имени Горького (Захар Прилепин — завлит театра — Прим. ред.). (Смеется).
А почему театральные режиссеры все чаще переходят в кинорежиссуру – не хватает пространства театра?
Сейчас этот переход не так сложно сделать. Раньше это были два разных и трудоемких процесса. Теперь у всех в смартфоне есть камера, навык больше не кажется уникальным. Исчезла таинственность аппарата с пленкой, что если ты снимешь что-то не то, все потеряют килограммы денег.
Мне исполнилось 40 лет. Первый раз я вышел на сцену, когда мне было шесть. С той поры плюс-минус провел жизнь в театре – этой странной коробке без окон с искусственным освещением и людьми, которые делают странные вещи. Эта тема надоедает. Хочется на натуру, ехать снимать в лес, на крышу небоскреба, в Таиланд или джунгли.
Но сейчас же эта коробка меняется?
Как именно?
Разве карантин не породил новые формы в театре?
Да, он как раз ушел в диджитал-среду. Прямые трансляции, по сути, это же: «Камера, свет, мотор!» И люди смотрят их с экрана. При этом театр это такая институция, в которую все равно будут стремиться в офлайне. Потому что это форма досуга, когда люди смотрят что-то вместе. Это же акция целая. Даже кинотеатр — коллективный опыт, а когда перед тобой живые артисты, вообще особого рода переживание, которое ни один носитель не сможет сымитировать.
В театре в Петербурге что-то важное происходит?
Да! В БДТ. Как Могучий его развивает, двигает и крутит, это талантливо. Про остальное тяжелее что-то сказать.
Но есть же мнение, что музеи и театры в Москве…
Пободрее? Ну, да. Есть такое дело (Смеется). Сильно пободрее. В Петербурге много хороших театров, они развиваются, но прорывные вещи, по Гамбургскому счету, делает только Могучий.
А в Москве кто делает прорывные вещи?
Кирилл (Серебренников – Прим.ред.), Борис Юрьевич Юхананов и «Электротеатр Станиславский», Константин Юрьевич Богомолов вот взялся за дело, посмотрим, что из этого будет. Евгений Миронов и Театр Наций бомбит. Большой театр что-то удачное делает. «Театр.doc» был оплотом, но ушли из жизни его руководители, и сейчас это не так. У «Практики» тоже пока ремонт и немного непонятный процесс. А больше я никуда и не хожу.
Театр более иерархичен и формализован, чем кино?
Конечно! Вот я пришел на Малую Бронную (ставить спектакль «Норма» — Прим.ред.), у меня был список из 70 актеров театра, которых я должен был отсмотреть. Тех, кто лет по 40-45 там. У них есть госзадания, бухгалтерия, производство, заведующий одного цеха, другого, труппа которую надо занимать. Это как фабрика. По гудку все пришли, вечером разошлись. И ты живешь вместе с ними в этом. Но для тебя это месяц-два, а они по много лет служат в театре, как в храме.
Новое поколение актеров – они же другие? Больше не служат.
Да, но структура та же. Приходит просто молодой слесарь на завод. (Смеется).
Это значит, что вам не хотелось бы в эту структуру вписываться. Например, стать где-то худруком?
Наверное, я должен ответить: «Да, интересно». Гипотетически могу это представить. Но какого театра?
«Практика»?
Там Марина Брусникина руководит, и он очень маленький. А я режиссер-монументалист. Я бы лучше руководил Ленкомом, так и запишите. (Смеется).
Комментарии (0)