Двадцать лет назад «Сеанс» создавался как профессиональный журнал о кинематографе, за рамки которого довольно скоро вышел. Сегодня это издательство, мастерская, книжная лавка «Порядок слов», клуб по интересам. А организатор, идеолог, бессменный главный редактор «Сеанса» Любовь Аркус теперь еще и сама снимает кино.
Плох тот кинокритик, который не мечтает стать кинорежиссером?
Я никакой не кинорежиссер. Эта история могла случиться с любым другим человеком. «Сеанс» стал организатором проекта «Кино открытого действия»: мы создали пул лучших кинематографистов, которые бесплатно участвуют в производстве социальной рекламы. Она посвящена детям из различных групп риска: больным лейкозом, сиротам, мигрантам, детям с нарушениями развития и так далее. Мы начали собирать материал и вдруг в кипе бумаг, которые нам приносили волонтеры, обнаружили гениальный текст – сочинение мальчика-аутиста. Так и вышло, что мы стали снимать кино.
Сначала про этого мальчика и его маму, затем про других детей и их родителей; сначала в лагере на Онеге, затем в городе, затем в кемпхилле «Светлана». Как это случилось, коротко не расскажешь, я и пытаться не стану. Сейчас у меня более ста часов материала на жестком диске, я учусь монтировать и пока не знаю, что получится.
В современном мире кино вовсе не способ делать добро, а часть индустрии развлечений.
Сочинение того самого мальчика Антона Харитонова начинается так: «Люди бывают разные». А разным людям нужно разное кино. С золотым веком, когда «Летят журавли» или «Ночи Кабирии» были в равной степени событием в жизни простого человека и крутого интеллектуала, мы попрощались до новых встреч, если они вообще когда-нибудь будут.
Сейчас другое время, когда у каждого фильма свой круг зрителей. Меня радует, что возвращается одна из важных особенностей застоя, – а мы, как все понимают, переживаем застой, – люди снова существуют по интересам. Ты не обязан быть хорошим и интересным для всех.
Государство финансирует прежде всего ура-патриотическое кино. Не есть ли это признак надвигающегося госшовинизма?
Я этого не вижу. А к нашему главному «шовинисту» Никите Сергеевичу Михалкову отношусь с состраданием. И со страхом, оттого что власть оказалась в руках не очень здорового человека. Он, как ни крути, был великим режиссером, продолжает оставаться великим актером, и мне не доставляет никакого удовольствия видеть, что происходит с ним сегодня.
Все продюсеры утверждают, что условие прокатного успеха фильма – массированная реклама на телевидении. Почему в отношении «Утомленных солнцем – 2» она не сработала?
А какому социальному слою адресован фильм? Тинейджерам это неинтересно. Интеллектуалам – даже смешно говорить. Офисному планктону – зачем он ему? Вот Америка – страна, проникнутая патриотическими идеями. Но для меня патриотичен, скажем, «Форрест Гамп», потому что в нем есть любовь. Любовь должна быть эротичной, тонкой, проявляться опосредованно, а не в лоб, иметь дыхание, какие-то ароматы.
Что касается патриотизма, с ним у нас не все так плохо. «Сумасшедшая помощь» Бори Хлебникова – фильм, проникнутый страшной любовью к своей родине.
Всегда ли, как утверждал Марк Твен, молодой щенок лучше старой райской птицы?
Щенки часто бывают молодыми старичками. А старые райские птицы, случается, сохраняют молодость. Причем это трагическое чувство, когда ощущение молодости почему-то не заканчивается, и старая райская птица думает: надо бы вовремя умереть, потому что еще немного и оно из категории трагического перейдет в категорию комического.
У вас в этом году будет юбилей.
Да, пятьдесят лет. Я родилась во Львове, поступила во ВГИК на сценарно-киноведческий факультет. Учась в институте, работала секретарем Виктора Шкловского, выдающегося писателя и литературоведа, а после ВГИКа стала редактором на «Ленфильме». В какой-то момент Александр Голутва, бывший тогда директором студии, предложил мне либо ехать учиться режиссуре, либо как-то еще подумать над раскрытием своих возможностей. Так возник «Сеанс».
На обложке последнего номера написано: «Авторы – ровесники журнала». А у вас внуку уже три года. Есть проблемы в коммуникации с совсем молодыми людьми?
Дети, которые прибиваются к «Сеансу» и начинают в нем жить, смотрят Херцога, Фасбиндера, Копполу, Орсона Уэллса, Хуциева, Германа, Сокурова, Муратову. Так что мы говорим на понятном друг другу языке.
Раньше во всех областях, от медицины до кинорежиссуры, было понятие «школа такого-то». Сейчас оно существует?
Могу говорить лишь о себе, а я сейчас основной своей деятельностью вижу педагогику. Считаю, что учить можно, только когда человек занимается с тобой одним делом. Я доцент Университета кино и телевидения, формально в моей мастерской шестнадцать человек, но из них могу назвать своими учениками всего нескольких – тех, кто живет и работает в «Сеансе».
О какой профессии можно говорить, если сейчас любой малообразованный подросток сходит в кино, напишет об этом в ЖЖ или на форуме и это будет так же легитимно, как профессиональная кинокритика?
Кинокритики сами виноваты. Они столько лет писали х…ню, что теперь любой по их примеру может запросто складывать слова в произвольном порядке. С какого-то момента «Сеанс» перестал быть журналом кинокритиков, в нем печатаются философы, филологи, искусствоведы, писатели. Нет такого понятия – «кинокритик». Давно.
Вам удается лавировать между творцами, которые хотят только похвал, и суровыми рецензентами?
Несколько дней назад, на двадцатилетии журнала, в Москве был настоящий праздник любви. Все были счастливы вместе: герои журнала и его авторы. Это я считаю главным достижением «Сеанса».
Комментарии (0)