Модель Настя Россо: «Мой муж – мой лучший фотограф»

Настя Россо – модель, скаут в агентстве, преподаватель по повышению самооценки и инфлюенсер самарской тусовки. В беседе с «СМР.Собака.ru» Настя рассказала, из-за чего она решила работать только на себя, почему не хочет уезжать в Азию и как фотосессии в стиле ню изменили ее мировоззрение.

Как ты оказалась в модельном бизнесе?

Я никогда не была близка к моделингу, была пацанкой и много училась. Только моя бабушка холила и лелеяла мечту, что я стану леди и начну заплетать волосы. Однажды мы ходили с ней по торговому центру, ко мне подбежала девочка и предложила пойти в модельное. Я была любопытным ребенком и согласилась. Модельное? Поехали. Сразу десять модельных? Давайте. Мне было 12 лет, у меня только начали формироваться бедра, была худая, без татуировок и пирсинга. Трясущимися ножками пришла на кастинг с бабушкой, и директор меня взяла.

Я ходила в платную школу 3-4 месяца, где мне сформировали плохие представления о моем теле и внешности, называли жирной. В 13 лет я переболела анорексией – три месяца ничего не ела и испортила желудок. В агентстве говорили, это нормально, надо еще худеть. Потом два года меня только критиковали: не давали никаких съемок, показов, хотя я очень хотела.

А все, что я умела – это бегать в кроссовках и гонять в футбол с пацанами за школой. Уже на показе я поняла, что не могу встать на каблуки, а до проходки оставалось два часа. Мне помогла модель Даша Чокла, я кое-как прошла по подиуму в туфлях, забитых газетой, и упала прямо возле ног Александра Васильева. Меня сильно отчитали, но все-таки отобрали на финальный показ на подиум в 30 метров. Там уже прошла идеально – научилась.

Позже мне не передали деньги за показ, я даже не знала, что он должен оплачиваться. Потом директор агентства отправила меня на хостес (в платье или мини-юбке представляешь гостей, фирму или журнал). В 14 лет я встречала вонючих мужиков в баре посреди ночи, и просили всем говорить, что мне 18. Сейчас я понимаю, что это была очень сложная работа, все могли меня трогать и обнимать. В агентстве рассказывали, что это нормально, все модели через это проходят. Я не стала молчать и ушла из агентства.

Я в моделинге уже 7 лет и открыла эту сферу с другой стороны: стала имиджмейкером съемок, преподавателем и скаутом в агентстве, начала организовывать кастинги, потратила много времени на изучение истории моды и модельных домов. Я знаю, что хостес – это не то, с чего начинают модели. На мне просто хотели отбить деньги.

С 14 лет я стала сама искать себе съемки. Мне повезло, потому что тогда был бум на рыжеволосых девочек с веснушками, все портретные фотографы снимали их. До 2016 года у меня было по две-три съемки в день, постоянное сотрудничество с фотографами из Москвы и Питера.

Сейчас состоишь в модельном агентстве?

Я всегда работала сама и параллельно состояла в модельных агентствах. Из Самары много девочек едут в Азию. У нас славянская внешность, широко открытые глаза, белая кожа, русые волосы – пластилин для дизайнеров.

Меня два раза отбирали в Grace Models – это второе по значимости в России московское модельное агентство, но я решила для себя, что не хочу за границу.

Я работоспособная, но если надо мной будет стоять условный дядя и трясти с меня то, что я своим нутром не хочу, я просто это не сделаю. Почему какие-то дяденьки и тетеньки должны руководить моим телом, если я и так хорошо снимаюсь и хожу по подиумам в Самаре?

Этим летом был кастинг в Lumpen. Мне сделали пару снэпов, похлопали и сразу сказали, что я в агентстве. Потом был закрытый показ с большим количество дизайнеров, и я поняла, насколько люблю эту сферу. Дуня, директор Lumpen, сказала, что я круто отработала, и мне надо ждать работы. 

Поэтому я полностью перешла на коммерцию, и мне необязательно делать, что не хочется, даже ради денег. В какой-то момент поняла – всех денег не заработаешь. У меня много дел и без контрактов. Видимо когда-то я постаралась очень хорошо – люди меня запомнили и до сих пор советуют разным фотографам.

Нередко предлагают работать бесплатно. В Самаре у всех отмазки: «Мы же не в Москве», «Ты не ездила за границу, за что тебе платить», – тупые показатели работоспособности модели и ее способностей в принципе. Я предлагаю семь лет опыта, разноплановые съемки от ню до групповых мастер-классов. У меня достаточно знаний, чтобы быть уверенной, что я могу брать за это деньги, а фотограф получит результат. Это тоже самое, если фотограф закупит технику на 200-300 тысяч, а придет какая-то средняя девочка и скажет: «Слушай, да ты просто щелкаешь на камеру, пофоткай меня».

Я не звезда и не требую готовых снимков на следующий день. На TFP условиях мне не отдавали фотографии почти год. Я спокойно к этому отношусь. У фотографов бывают свадебные сезоны, зимние лавстори, когда просто не до меня. Мы работаем в одной сфере и знаем, что пилить мозг – это не лучшее, что можно сделать для фотографа.

Как ты находишь моделей, работая скаутом в агентстве?

Бодипозитив и феминизм сильно повлияли на мое мировоззрение. На улице я собираю разные типажи: с большими носами, диспропорцией, с длинными и короткими ногами. Сейчас мы в полном праве выходить за рамки. Худощавые девочки с компактными чертами лица – это не все, что есть в моделинге. Появляются девушки с большими бедрами, узкой талией и большой грудью. Раньше они представить не могли, что смогут стать моделями, а сейчас такие спокойно работают в plus-size. В модельной команде разные люди, которые сходятся между собой, как тетрис.

Я не всегда смотрю на внешние данные – это можно подкорректировать. Я смотрю, что излучает человек, как он ведет себя в обществе. Люди в моделинге – не просто вешалки, это личности, которые должны обладать знаниями и обаятельно общаться с заказчиками. В социальных сетях я тоже, но никогда не выбираю по фотографиям, все приезжают на кастинг. Неоднократно бывает, что девочка на снимках страшная, а в жизни – конфетка.

Меня, рыжую, веснушчатую и с большими бедрами, тоже когда-то нашли в толпе. Это сложный типаж, который надо уметь отработать. Почему любая другая девочка не может оказаться в модельном мире, если она этого хочет?

У тебя достаточно много ню-фотосессий. Как раскрепоститься перед камерой?

Я не воспринимаю ню-съемки как эротику, это вообще не должно ей быть. Меня воспитывали на античности, Древнем Египте и не говорили, что голое тело – это плохо. Это искусство, а искусство – это красиво и ненарочито. Если фотограф просит надуть губы, оттащить задницу и выпрямить грудь, надо бежать с этой съемки, потому что он хочет подать тебя а-ля Playboy. Это плохо, потому что на фотографии будет много ретуши, ты увидишь себя идеальной, а потом посмотришь в зеркало и спросишь, куда делись все складки и растяжки. От этого у многих девушек комплексы, что они не могут быть идеальными в жизни.

В 2016 году я попала в руки художника, который работал с полароидами без ретуши. Когда я увидела фото со всеми своими складками и недочетами лица, то поняла, что больше не буду сниматься в жанре ню с обработкой. Я отказываю фотографам, которые не согласны делать только цветокоррекцию. Ты снимаешь женщину и не делаешь из нее эротический объект, а показываешь миру естественную красоту, словно провод без огранки. Это настоящее женское красивое тело, зачем его вылизывать?

Я хочу, чтобы на меня смотрели, как на образ, а не как на объект, требующий корректировки.  

Когда в первые ты попробовала сняться в жанре ню?

Моя первая ню-съемка – милый детский опыт в 14 лет. Мы снимали портреты, и в какой-то момент фотограф попросил повернуться спиной, хотя знал, что я ни разу не раздевалась на камеру. Он попросил оголить одно плечо, потом второе, и мне понравилось. Со спины в кадре казалось, что я полностью голая. Я повернула голову и получился глубокий проникновенный портрет. Та съемка произвела резонанс у моих преподавателей в школе. Мало кто понимает, что меня воспитывали без рамок в голове. Девушка – это прежде всего человек, а не лифчик и прикрытые соски.

Я могу это обыграть. Всегда любила свою внешность, у меня были комплексы по поводу неполной семьи, но по поводу внешности – никогда. Если мне сейчас так мало лет, то почему бы мне не запечатлеть фото молодого тела, чтобы лет в 60 показать мужу и детям, какая я была классная и ничего не боялась. Я надеюсь, что смогу в своих детях воспитать правильное отношение к обнаженным телам.

Любимые съемки?  

Съемка с Ульяной Кор. С ней я вышла летом в шубе и боди на Марсово поле в Петербурге. Люблю эти кадры, потому что я там живая и настоящая. Эту съемку даже оценил сайт Vogue, и мы получили наклеечку. Ульяна – одна из немногих фотографов-женщин, которая меня понимает и мне не надо ей ничего объяснять.

Ню полароиды от Саши Березкина – самые эстетичные кадры моего тела в стиле Терри Ричардсона. Это такие естественные фотографии, после которых я окончательно приняла себя. Теперь, когда я занимаюсь с девочками в модельной школе, вселяю в них идею, что наши тела были даны нам не просто так, а для того, чтобы их принять и полюбить. Внешние оценки и чужое мнение не должны волновать. Когда девочка выходит на съемку, она должна понимать, что только любовь к себе отыгрывает живость кадра. Фотографам трудно работать со скукоженными и закомплексованными моделями.

Съемка одного кадра в Питере. В баре ко мне подошла девушка и сказала, что ее подруга ведет проект о людях с тату на лицах. Я пришла к ним на съемку в крутую студию, и они сделали черно-белый портрет без макияжа. Я ждала этот кадр, как никогда. Это мой лучший портрет, где я умиротворенная и настоящая. Не многие могут так меня почувствовать.

Как бы странно не звучало, но кадры, которые делает мой муж. Есть съемка, где Бред Питт фотографирует Анджелину Джоли в бытовой жизни. Он видит ее влюбленными мужскими глазами, так делает и мой муж. Это наша сокровенная папочка, где я сплю с игрушкой или играю с нашей собакой. Эти фотографии я хочу показать только своим детям и сказать: «Вот так папа любил маму». Мой муж – мой лучший фотограф, и он меня видит так, как я никому больше не позволю себя видеть. Это наше настоящее и интимное.

Текст: Мария Затлер