• Развлечения
  • Музыка
Музыка

Пианист Абисал Гергиев: «Не из классики я люблю хаус и техно — Maceo Plex, Нину Кравиц и Disclosure»

Спасибо локдауну или здравому смыслу, но теперь Шопен и Рахманинов соседствуют в наших трек-листах с рэперами и техно-артистами, а на академических концертах полно тех, кто после пойдет в клуб «Изич». Попросили евангелистку нового музыковедения Анну Виленскую поговорить с классными молодыми пианистами, знакомыми Петербургу по прогрессивному фестивалю классической музыки Pianissimo. Абисал Гергиев первым поясняет за Мусоргского и Нину Кравиц. Выпускник музыкальной школы при Санкт-Петербургской консерватории, студент бостонской Консерватории Новой Англии (класс Ва Кюн Бьен) и сын дирижера Валерия Гергиева впервые выступил с оркестром Мариинского театра в 16 лет, играет сольные концерты на международных фестивалях и всем советует слушать Шестую симфонию Чайковского.

Куртка Saint Laurеnt, футболка Brunello Cucinelli, брюки Brioni, ботинки Alexander McQueen

Куртка Saint Laurеnt, футболка Brunello Cucinelli, брюки Brioni, ботинки Alexander McQueen

Анна: Так, скажи, а ты часто вообще интервью даешь?

Абисал: Я очень редко даю интервью. Если не считать превью перед моими концертами — это по две-три минуты на камеру, — то у меня был только один более-менее полноценный разговор с журналистом. Поэтому да, для меня это важное событие, которое сейчас у нас с тобой происходит.

Анна: А что у тебя спрашивали в этом первом интервью? «Как вы так гениально живете?»

Абисал: (Смеется.) Мне задавали вопросы, связанные с двумя темами. Тема номер один: как тот факт, что мой папа — известный дирижер, повлиял на мою карьеру, на меня, и какие у нас отношения. Тема номер два довольно стандартная: гастроли, жизнь музыканта. Было прикольно, но я считаю, мне нужно достичь определенных высот в профессиональном плане, а потом уже начинать говорить о профессии.

Анна: То есть у тебя есть принцип: сначала делаю, потом рассказываю?

Абисал: Мне кажется, так будет правильнее.

Анна: А тебя вопросы про отца не беспокоят? Я не очень хочу тебе их задавать, если честно. Мне кажется, тебе скучно об этом говорить. Или я неправа?

Абисал: Нет. У меня не вызывают никаких негативных эмоций вопросы про папу. Обычно спрашивают, выбирал ли я профессию сам или это все-таки было давление. Но я сразу могу ответить, что давления не было. Я стал пианистом абсолютно по собственному желанию. Конечно, музыка была вокруг меня с самого детства и это имело определенный эффект, что папа — дирижер. Я слушал его лет с трех, наверное.

Анна: А не было такого, что тебя, наоборот, отговаривали? Типа зачем нам еще один музыкант? Хотя вряд ли с твоими родителями это было бы как-то вроде: «Ну, наконец-то, хоть кто-то займется нормальным делом!» Но, может, у них есть какой-то свой травмирующий опыт? Или не было такого?

Абисал: Меня никто никогда не отговаривал! Папа всегда хотел, чтобы я занимался на фортепиано, и всегда это поддерживал. И на фортепиано я начал заниматься, когда еще не совсем знал, что я делаю, нравится мне это или нет.

Анна: Тебя посадили за рояль?

Абисал: Да, меня посадили. И я начал сам петь песенки, читать ноты — это было в формате развлечения скорее. Почему фортепиано? Ну, во-первых, изначально мой папа сам занимался на фортепиано — перед тем как перейти на дирижера. И фортепиано просто... как сказать?.. не то чтобы предоставляет тебе больше всего возможностей, но... а я вообще не знаю, почему фортепиано! Почему не скрипка? Не труба? Почему не валторна?

Анна: А тебе показывали вообще скрипку, валторну, трубу?

Абисал: Да, конечно, я ведь часами слушал — мне было интересно.

Анна: И не было такого, что ты вот, маленький, в яме сидишь и говоришь «О, труба такая золотая, хочется научиться на ней играть!»

Абисал: Нет, нет. Я сейчас на самом деле понял, что для фортепиано есть очень богатый репертуар. В отличие от трубы.

Анна: Представляю себе прагматичного ребенка, который сидит, значит, в 4 года в оркестровой яме и такой: «Нет, ну я, пожалуй, выберу фортепиано — у него ведь очень богатый репертуар!» Так, теперь покончим с банальностями — еще один стандартный вопрос: а дирижером потом станешь?

Абисал: Может, и стану. Но сейчас я о карьере дирижера не думаю. Слушаю много симфонической музыки, разных дирижеров и, естественно, много записей папы. Да, хотелось бы попробовать точно. Но пока я не стану пианистом такого высокого качества, какого мне хочется, нет смысла и начинать. Может, это произойдет через 5 лет, может — через 10. Тогда я буду готов, наверное, и попробовать.

Футболка Brunello Cucinelli, пиджак и брюки Sandro

Футболка Brunello Cucinelli, пиджак и брюки Sandro

Анна: Пианист, как и дирижер, тоже заряжает зал своей энергией, какие-то образы транслирует. А ты как пианист откуда знаешь, что нужно воплотить в ноктюрне Шопена? Ты это как чувствуешь? Слушаешь педагога? Пытаешься повторить то, что слышал в записях?

Абисал: Ну, во-первых, всегда нужно опираться на текст. Пытаться понять, что хотел композитор. Конечно, я также опираюсь и на свое чутье — я слышу музыку и у меня почти сразу возникает идея, что можно с этим звуком сделать, как его преобразить в убедительный образ. Мне кажется, именно в этом и заключается талант музыканта. Но, конечно, нужно не просто опираться на «я художник, я так вижу»: хорошо еще понимать, в какое время композитор жил, каким он был человеком, и пытаться воплотить ту идею, которая была заложена в текст автором.

Анна: Как по-твоему, в музыке есть лирический герой? Когда ты играешь, ты представляешь на месте себя композитора или героя пьесы?

Абисал: Это хороший вопрос. В произведении заложено настроение именно композитора, его эмоций? Или композитор просто захотел создать некий образ и абстрагироваться? Я вот все думаю: Чайковский, когда писал свою Шестую симфонию, последнюю, — что он чувствовал? Эта работа была больше интеллектуальная? Или эмоциональная? Я редко именно перевоплощаюсь в то настроение, которое есть в музыке. Я просто погружаюсь в него и пытаюсь сделать то, что уйдет в зал, убедительным, живым и близким к тексту.

Анна: А ты никогда не думал... наверняка же рефлексировал, каким нужно быть, чтобы понравиться публике? Пианисты — все-таки сложная история. Вот у меня есть музыкальное образование, но так, чтобы проанализировать произведение, сыгранное двумя разными пианистами, и сказать, кто из них лучше и почему именно его полюбила публика, мне сложно. Может, дело в харизме, во внешности? Или только в игре?

Абисал: Это сложный вопрос. Интересный. Я и сам иногда думаю, почему некоторые пианисты именно вот так вот в сердечко публики залетают? Думаю, во-первых, нужно уметь сыграть музыку так, чтобы публика ее поняла, чтобы она была ей доступна! Чтобы это не была только смесь звуков, которая не вызывает никаких эмоций. Ну звук и звук! Я могу по двери стукнуть — тоже звук будет. Изложить музыку в понятной логичной манере — это вот и есть задача. Как этого достичь? Публике нужно чувствовать эмоциональный импульс от пианиста — что он горит тем, что делает, что он вовлечен. Особенно той публике, которая, может, в первый раз слышит выступление классического пианиста. Потому что классическая музыка сложнее для восприятия, чем поп-музыка и другие жанры. В ней намного больше информации! И для ее восприятия нужно больше внимания, во-первых, и понимания, во-вторых.

Куртка Saint Laurеnt, футболка Brunello Cucinelli, брюки Brioni, ботинки Alexander McQueen

Куртка Saint Laurеnt, футболка Brunello Cucinelli, брюки Brioni, ботинки Alexander McQueen

Анна: Ты сказал: нужно сделать музыку понятнее для слушателя, и он тебя полюбит. По сути, получается, он тогда почувствует, что ты не сверху вниз ему что-то вещаешь и не просто привел его полтора часа посидеть на стуле красивом, а ты ему хочешь что-то важное донести. Но как этого достичь? Что ты делаешь такого, чтобы сделать музыку понятной?

Абисал: Ты должен вложить эмоциональный импульс и построить фразу так, чтобы в зале слышали через нее живое, человеческое.

Анна: По сути, открыть душу?

Абисал: Ну да. Но бывает, публика это не чувствует.

Анна: Да ты что!

Абисал: Ну конечно, я уверен, так случается. Бывает, пианист живет музыкой, а карьера не идет. Или публика не привязывается, или на конкурсах не получается — обидно, что так происходит. Но касательно того, что нужно сделать: играть убедительно. Выбрать правильную динамику, образ, эмоцию. Чтобы шли четкие и понятные ассоциации. Но в конечном счете все эти вопросы сводятся к одному: как вообще происходит так, что через звук можно передать эмоцию или воплотить образ?

Анна: Или даже жизненный опыт.

Абисал: Взять ту же гармонию: играю аккорд и у меня в голове возникает ассоциативная связь с эмоцией. Я не понимаю, как это работает, как мозг может трансформировать

звук во что-то эмоциональное. Но мозг это делает — и делает с большим успехом. Ведь, бывает, музыка доводит человека до слез. Или приводит в состояние катарсиса, очень сильного эмоционального опьянения.

Анна: Люди, которые приходят на твой концерт, — они для чего приходят?

Абисал: Ну, часть людей приходит, потому что им интересно понять и почувствовать музыку. Часть — из-за эстетики: все-таки поход в театр — это красиво. Даже если сама музыка тебя не трогает, то оркестр, дирижер, аплодисменты, тишина — это все очень эстетично. И буфет тоже, да!

Анна: Буфет, да!

Абисал: Это очень важно. Хороший буфет — залог успеха.

Анна: Вот! Согласна! А пианист? Важен ли образ пианиста на сцене?

Абисал: Очень! Некоторые пианисты настолько индивидуальны и ярки, что ты идешь слушать не просто произведение, а то, что именно пианист сделает с этим произведением. Но я не думаю, что это хорошая идея — пытаться привлечь через внешность.

Анна: Я вот Арсения Муна спросила, хотел бы он сыграть не в черном костюме, а в красном, например. И вот к тебе тот же вопрос.

Абисал: Кстати, Арсений иногда играет концерты в черной рубашке, но с изображением льва на спине!

Анна: У-у-у! А ты себе что-нибудь позволяешь эдакое?

Абисал: Хотя там как бы не лев, а силуэт льва, черная ниточка. Но все-таки это уже отход от строгости. Может, и нужно расширять эти границы — в чем ты можешь выходить на сцену. Но это будет отвлекать от сути того, зачем ты выходишь. Я предпочитаю выходить в черной рубашке или в костюме, чтобы все внимание было сконцентрировано на музыке. Чтобы люди не думали во время выступления: «Ой, зачем он в этом вышел?» Даже если я считаю, что было бы нормально сыграть в красном, фиолетовом, желтом — да в каком угодно костюме, или босиком там, или с татуировками. Я был бы не против.

Анна: Ты пишешь сам музыку?

Абисал: Я иногда стараюсь сочинять: не импровизировать, а именно сочинять. Но у меня нет большого таланта к этому, если честно.

Анна: Ну и ладно. Не кажется ли тебе, что в мире уже есть слишком много музыки?

Абисал: Чем больше музыки, тем лучше.

Анна: Тогда назови лучший фильм про классическую музыку или с ее участием. Вот прочитают люди твое интервью — и захотят посмотреть что-нибудь тематическое!

Абисал: Пф-ф... хороший вопрос! Есть фильм про пианиста, очень известный, он называется просто годом — там история в том, что пианист работает на корабле.

Анна: Кажется, это «Легенда о пианисте» — он на английском еще называется The Legend of 1900. Там Тим Рот играет!

Абисал: Точно! Я смотрел его, когда мне было лет 12—13, и это было нереальное впечатление. Там есть момент, в котором Тим Рот так быстро играет, что струны становятся настолько горячие, что он прикуривает себе сигарету от струны. Это, естественно, нереально, но тогда я подумал: «Вау, какой крутой чувак!»

Анна: Круто. Дай какой-то плейлист из того, что ты слушаешь — классика, неклассика. Чисто за последние пару дней в наушниках по дороге.

Абисал: В последнее время из классики я слушаю романсы Рахманинова и Вторую симфонию Малера. Сейчас вообще стараюсь больше узнать Малера. Я неплохо знаю Пятую симфонию. И сейчас начинаю изучать Вторую. Нужно знать всех великих композиторов. Не из классики я очень люблю хаус и техно-сеты, потому что там тоже есть структура: можно создать много чего интересного за счет переходов разных треков. И в каком-то смысле это получается как симфония. Люблю Maceo Plex и Нину Кравиц — я знаю, Арсений Мун тоже ее называл!

Анна: Вы с Арсением что, братья-близнецы, что ли?

Абисал: Мы слушаем много похожего. Есть еще два парня из Disclosure: они делают меньше элементов техно, но тоже их люблю послушать — такие приятные транс-сетики.

Анна: Так! И на чей концерт ты бы сходил? Ну, давай — на чей, кроме папиного? И сходил бы несмотря на занятость, на ковид, за любые деньги. Давай помечтаем.

Абисал: На Рахманинова.

Анна: Где он сам играет себя?

Абисал: Где он сам играет или дирижирует себя. А если именно из пианистов, то Горовиц.

Анна: А из ныне живущих?

Абисал: Тогда Плетнев!

Анна: Вы с Арсением вместе пойдете на Плетнева!

Абисал: Ну, он для нас сейчас просто номер один. Мы восхищаемся им на пару. Просто обожаем.

Анна: Мы с тобой сейчас будем завершать. Я все спросила, что хотела. Если хочешь что-нибудь добавить вдруг, что я тебя не спросила, а ты ходил весь день, думал: «У меня такой красивый ответ на этот вопрос есть!», то давай. Если нет, то не надо.

Абисал: Слушайте Шестую симфонию Чайковского!

Анна: Красавчик! Спасибо тебе большое, что так завершил!

Текст: Анна Виленская

Фото: Яна Давыдова

Худрку: Яна Милорадовская

Благодарим Дарину Грибову и администрацию Мариинского театра за помощь в организации съемки.

Материал из номера:
Сентябрь
Люди:
Абисал Гергиев, Валерий Гергиев

Комментарии (0)

Купить журнал:

Выберите проект: