18+
  • Образ жизни
  • Дизайн
Дизайн

Как ювелир Петр Аксенов переехал в Петербург и устроил в квартире на Адмиралтейской набережной светский салон

Когда-то этот дом построила чета Рукавишниковых — бабушка и дедушка Набокова, сам будущий писатель получал здесь домашнее образование, на третьем этаже жил Петр Ильич Чайковский, а на первом — пионер русской сейсмологии князь Борис Голицын. Теперь в синей гостиной с парадным видом на Неву читают лекции кураторы Эрмитажа и Третьяковской галереи, декламируют стихи актеры МДТ, а на музыкальных вечерах для друзей играют солисты филармонии. Еще одна функция этого роскошного пространства — шоурум ювелирного дома Axenoff Jewelry и новой линии предметов для дома Axenoff Home.

Петр Аксенов в голубой гостиной с бюстом Давида. Пиджак и брюки House of Leo

Петр Аксенов в голубой гостиной с бюстом Давида. Пиджак и брюки House of Leo

Как переехать в Петербург, поселиться в квартире дедушки и бабушки Набокова и превратить ее в музей

Впервые оказываясь у меня на Адмиралтейской набережной, гости восклицают: «Как ты нашел такую квартиру, когда переехал в Петербург?!» Все было наоборот: я переехал в Петербург, потому что квартира нашла меня. Это долгая история. Несколько лет назад меня пригласили возглавить пресс-отдел Санкт-Петербургской духовной академии: помочь разобраться с соцсетями и освоить новые каналы коммуникации. Пока я все это настраивал, мне предложили остановиться у меценатов Академии, которые временно не живут в Петербурге. Так я оказался в бывшем доходном доме Рукавишниковых — бабушки и дедушки писателя Владимира Набокова. Ольга Николаевна, урожденная Козлова, была дочерью первого президента Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Ее муж, Иван Васильевич Рукавишников — меценат, миллионер-золотопромышленник и дворянин — окончил в Петербурге юридический факультет и остался. Бельэтаж доходного дома на Адмиралтейской принадлежал самим Рукавишниковым, а остальные квартиры сдавались: пролетом выше несколько лет жил Петр Ильич Чайковский, а после него музыкальный и литературный критик Герман Ларош. Первый этаж занимал князь Борис Голицын, физик и сейсмолог. А в советские годы художник Отари Кандауров расписал парадную фресками. Конечно, здесь для меня все совпало — адрес, история, атмосфера. Когда началась пандемия, я понял, что не могу оставаться в Москве. Там нет ни такой широты пространства, ни такого осознания себя, как в Петербурге. В Москве ты частица огромного организма, какого-то улья или муравейника, а здесь можешь себя почувствовать самостоятельной единицей и вообще собой. Особенно зимой: из окон дома Рукавишниковых видна замерзшая Нева, над ней парит торжественное петровское барокко Кунсткамеры и ни одного человека — изумительно! Мне говорили: «Как ты будешь жить в этом Петербурге? У них же ужасная погода!» Могу сказать, с момента переезда я ужасной погоды ни разу не наблюдал. Мне все здесь прекрасно. За мной не только оставили квартиру, но и разрешили поменять в ней обстановку.

Ширма в буфетной украшена обоями Yana Svetlova, на столе — вазы из коллаборации Axenoff Home с Гусевским хрустальным заводом имени Мальцова, стул

Ширма в буфетной украшена обоями Yana Svetlova, на столе — вазы из коллаборации Axenoff Home с Гусевским хрустальным заводом имени Мальцова, стул Axenoff Home. На Петре: пиджак House of Leo, брошь Axenoff Jewelry

Музыкальные инструменты меняются в гостиной в зависимости от сезона: пианино приехало на смену арфе и роялю

Музыкальные инструменты меняются в гостиной в зависимости от сезона: пианино приехало на смену арфе и роялю

На ампирном столе с ампирным же сетом из подсвечников и часов расположилась коллекция скульптуры — редкие мраморные бюсты и гипсовые статуэтки из

На ампирном столе с ампирным же сетом из подсвечников и часов расположилась коллекция скульптуры — редкие мраморные бюсты и гипсовые статуэтки из музейных магазинов со всего мира

В центре гостиной — мраморная голова Ареса, на стенах — копии портретов членов семьи Романовых, в углу — витрина мастерской Буля, на диване — подушки

В центре гостиной — мраморная голова Ареса, на стенах — копии портретов членов семьи Романовых, в углу — витрина мастерской Буля, на диване — подушки Axenoff Home

Для начала я перекрасил стены из красного в сине-голубой. Цвет выбрал не просто так: именно в этой гостиной юный Владимир Набоков проходил домашнее образование, поскольку дедушка критиковал гимназическое. В стихотворении 1947 года «Князю С. М.Качурину» писатель воображает тайную поездку в Россию — облачившись американским священником, он возвращается в дом своего детства на Адмиралтейской набережной:

Качурин, твой совет я принял и вот уж третий день живу в музейной обстановке, в синей гостиной с видом на Неву.

Мне всегда казалось, что сине-голубой — очень петербургский цвет. Потом я заменил массивные хрустальные люстры на ампирные, зеркала на росписи, а в буфетной теперь копия плафона из версальского Трианона — ее выполнили студенты Академии художеств. В нишах гостиной я устроил что-то вроде альковов и затянул их тканью «Жар-птица» бренда Tissus Tartares дизайнера Ольги Томпсон — она производит их методом ручной печати на фабрике во Франции. Декоратор Альбина Назимова посоветовала повесить между нишами большое зеркало — его я нашел в антикварном магазинчике недалеко от Апраксина двора и покрасил золотой краской. Лампы купил на блошином рынке в Лионе, в Стамбуле — ткань икат и сделал из нее абажуры. Еще две лампы — мейсенский фарфор 1950-х годов. На «Авито» я отыскал какие-то убитые стулья, покрасил их белой краской и заказал вышивку с ландышами — любимыми цветами императрицы Александры Федоровны. Потом притащил диванчик из гарнитура Гатчинского дворца: мне повезло познакомиться с какой-то бабулей, которая за смешные деньги продавала огромное количество антиквариата из своего загородного дома. Кресло из того же гарнитура купить, к сожалению, не успел.

Шкаф-витрина, который расположился при входе в гостиную, — настоящее маркетри мастерской Буля, серьезный антиквариат. Второй шкаф — имитация, но очень хорошо сделанная. Его я нашел в каком-то спальном районе и выкупил за пятьдесят тысяч рублей у компьютерщиков. Когда увозил, они сказали: «Мы “эппл” чиним, если надо, обращайтесь». В этих витринах расположились украшения моего ювелирного дома Axenoff Jewelry, часть из них я придумал для английского сериала канала ВВС «Война и мир» с Лили Джеймс и Джиллиан Андерсон и русского сериала «Екатерина» с актрисой Марией Александровой в главной роли. На комодах расставлен антикварный фарфор Wedgwood, у меня большая коллекция предметов этой английской мануфактуры. Стол привез из Пскова — он 1812 года, настоящий русский ампир. Из раритетов в гостиной есть еще две уникальные подставки для курильниц или цветов из павильона «Грот» в Царском Селе, но их нужно реставриро

На кресле — леопардовый палантин Axenoff Home, мраморная подставка под вазы и китайский фарфор. На Петре: пиджак House of Leo, брошь Axenoff Jewelry

На кресле — леопардовый палантин Axenoff Home, мраморная подставка под вазы и китайский фарфор. На Петре: пиджак House of Leo, брошь Axenoff Jewelry

Стол сервирован елочными украшениями, хрусталем и чайными парами с Щелкунчиком, все — из интерьерной линии Axenoff Home. На стене — обои ручной работы

Стол сервирован елочными украшениями, хрусталем и чайными парами с Щелкунчиком, все — из интерьерной линии Axenoff Home. На стене — обои ручной работы Jana Svetlova

Ниши гостиной затянуты тканью «Жар-птица» от Tissus Tartares дизайнера Ольги Axenoff Jewelry

Ниши гостиной затянуты тканью «Жар-птица» от Tissus Tartares дизайнера Ольги Axenoff Jewelry

В кабинете сохранились оригинальный действующий мраморный камин, ампирный стол и библиотечная лампа. В углу —мраморная скульптура «Идеальная красота»

В кабинете сохранились оригинальный действующий мраморный камин, ампирный стол и библиотечная лампа. В углу —мраморная скульптура «Идеальная красота»

Как устроить в гостиной светский салон по Льву Николаевичу Толстому и выставить коллекцию мраморных скульптур

Сама квартира представляет собой три комнаты: спальню-кабинет, гостиную и буфетную — в ней обычно накрываются обеды и ужины. Сейчас я не живу здесь, как было в пандемию: переехал в дом напротив Александровского парка в Пушкине, который был построен для преподавателей и певчих Екатерининского собора. Там все аскетично: белые стены, книги, икона, старинные шкаф и кровать. Я вообще люблю аскетичность, как в музеях-квартирах писателей или художников, куда часто хожу: минимум вещей, но все изящно и функционально. Дом на Адмиралтейской остался местом приемов, творчества, встреч, создания коллабораций, общения с клиентами и друзьями и шоурумом моего бренда Axenoff. Здесь я устраиваю поэтические и музыкальные вечера, на которых выступают и заслуженные пианисты из филармонии, и молодые таланты. Даже устраиваем кинопоказы: например, очень красивого фильма «Дочь рыбака» художницы и режиссера Юлдус Бахтиозиной. У нас и лекции читают: выступал актер, специалист по соборам Петербурга Николай Буров, куратор Николай Онегин из Эрмитажа рассказывал про Коко Шанель и великого князя Дмитрия, а специалист по русскому искусству Наталья Севагина из Третьяковской галереи — о Врубеле. Наш частый гость — Нина Тарасова: хранитель коллекции «Гардероб Петра I» и заведующая сектором прикладного искусства Отдела русской культуры Государственного Эрмитажа ведет цикл про историю моды. В ноябре мы провели творческий вечер актера МДТ Евгения Санникова, а в декабре ставим детскую зимнюю сказку. 

На подставке от курильницы из павильона Екатерининского дворца установлены лампы мейсенского фарфора 1950-х

На подставке от курильницы из павильона Екатерининского дворца установлены лампы мейсенского фарфора 1950-х

Ампирный гарнитур из Гатчинского дворца заземляют ампирный стол 1812 года и скульптура из гипса студентов Академии художеств

Ампирный гарнитур из Гатчинского дворца заземляют ампирный стол 1812 года и скульптура из гипса студентов Академии художеств

На пианино — фотографии родителей Петра, мраморный бюст Николая II и вырезка из парижской газеты с фотографией великих княжон и цесаревича Алексея

На пианино — фотографии родителей Петра, мраморный бюст Николая II и вырезка из парижской газеты с фотографией великих княжон и цесаревича Алексея

У меня бывают дизайнеры Янис Чамалиди и Леонид Алексеев, последний даже одолжил нам из своей студии антикварный рояль. До этого в гостиной год жили арфа и пианино из Аничкова дворца. Я всегда любил «Войну и мир» и особенно главы про салон Анны Павловны Шерер. Несмотря на критический взгляд самого Толстого, именно этот салон стал для меня примером устройства светских мероприятий: и хотя петербургская аристократичная салонность, к сожалению, практически утрачена, мне очень хочется продолжать эту великую традицию. В том числе и поэтому, несмотря на пышность интерьера, мне было важно создать в кваритре на Адмиралтейской особую, живую, не чопорную атмосферу. Судя по реакции гостей, так и получилось. Для меня это пространство как съемочная площадка, где я постоянно выстраиваю новые декорации и настроение, поэтому все постоянно меняется: то перестановка, то переобивка, то флористические композиции. Однажды я установил в гостиной огромный портал для камина, но через пару недель ко мне пришел клиент и изумленно сообщил, что ищет такой же давным-давно. Я ответил: «Забирайте!»

Недавно на Адмиралтейскую «въехали» мраморные скульптуры: теперь в центре гостиной стоит голова Ареса, на полке — «Идеальная красота», очень качественная копия из ватиканского магазина, на столе — бюст Давида. Скульптур неожиданно собралась целая коллекция — и серьезные антикварные объекты, и фарфоровые статуэтки ИФЗ, и многое из путешествий в разные края света. Есть и гипс, но мастера Академии мне этот пошловатый белоснежный оттенок деликатно расписали под мрамор. Я так увлекся, что заказал в скульптурной мастерской «Наследие» (они делали реставрацию Летнего сада) копию «Моисея» Микеланджело. Не оригинальный двухметровый размер, конечно. Увезу ее в Царское Село: белые стены и «Моисей» — будет очень красиво.

Пиджак и брюки House of Leo, брошь Axenoff Jewelry

Пиджак и брюки House of Leo, брошь Axenoff Jewelry

Копию плафона Тьеполо из версальского Трианона для буфетной расписали мастера Академии художеств

Копию плафона Тьеполо из версальского Трианона для буфетной расписали мастера Академии художеств

Как стать гедонистом, аскетом и бонвиваном? Родиться в правильной семье

Петербург я люблю с детства. Кого-то возили в Крым, кого-то — в Сочи, а меня мама на лето привозила в Петербург, мы снимали дачу в Вырице. За каникулы мы успевали обойти все петербургские и пригородные музеи, дворцы, парки. Моя мама, Лариса Николаевна Шеховцова — художник-реставратор, причем ей удаются разные стили: от барокко до вполне себе авангарда. Думаю, такой мультизадачностью особенно хороша эта профессия. Так, мама, помимо основной своей деятельности, занимается иконописью. И в моей гостиной висит ее работа — даже не икона, а рисунок на картоне в особой манере Симона Ушакова. Мама сделала его для одной из комиссий по реставрации, чтобы показать свое мастерство как специалиста. А я прямо-таки вырвал у нее эту работу, потому что она всегда все сразу отдает, вот уж точно сапожник без сапог. Лариса Николаевна консультирует молодых художников и, как я слышал, дает очень точные замечания: у нее своя мастерская и много студентов в Москве. А вот отдыхать мама не умеет. Я как-то привез ее в пасторальный курортный городок под Мюнхеном, а она сказала: «Что мы будем делать в этой деревне? Прошлись несколько раз — и хорошо! А меня ждет Дюрер!» И мы каждый день ездили в мюнхенскую пинакотеку — к Дюреру. Хотя у мамы довольно жесткий стержень, умноженный на православие, ее мышление творчески адаптировано к современному миру. Например, мы обсуждаем, что Тарантино — это современный Шекспир, или пересматриваем «Матрицу», потому что там «очень важные смыслы».

Мой отец — фотограф Юрий Аксенов — человек совершенно другого склада. У мамы в роду в основном военные дворяне, у папы — купечество, он из более простой среды. В какой-то момент папа решил, что не признаёт советскую власть, и стал жестким диссидентом, в свое время очень известным. Он дружил с тогда авангардными художниками Ильей Глазуновым, Владимиром Черным, Анатолием Зверевым, последний даже рисовал папу и маму, получились очень хорошие портреты. С мамой у отца были интересные отношения, они оба погружены в православие, но если мама по-настоящему, то папа ходил в церковь, только чтобы досадить советской власти. Как-то он собрал свою компанию — группу «Веселые ребята» и певца Валерия Леонтьева, — и они пошли на крестный ход на Пасху. Мама вспоминает: «Служба еще не закончилась, а они уже пьют водку! Сумасшедшие! Зашли бы хотя бы в храм!» В общем, было весело.

Между окон с видом на Кунсткамеру стоит рокайльное бюро, на нем — часть коллекции веджвудского фарфора, на стене —картина в редкой круглой раме

Между окон с видом на Кунсткамеру стоит рокайльное бюро, на нем — часть коллекции веджвудского фарфора, на стене —картина в редкой круглой раме Axenoff Home

Папа при всем своем нонконформизме обладал коммерческой жилкой — он хотел популярности и зарабатывать, поэтому и стал весьма востребованным художником-оформителем и плакатистом. Множество пластинок «Машины времени», Софии Ротару и Аллы Пугачевой — его рук дело. Еще папа постоянно снимал зарубежные гастроли, например, ансамбля народного танца Игоря Моисеева. А так как он часто выезжал за границу, у меня всегда были жвачки, какие-то рюкзачки, ну и вообще я был валютным ребенком.

Если мама привила мне любовь к искусству, то папа — к гедонизму. Он любил серебро, хрусталь, хорошее вино. В школе я узнал, что мои сверстники не представляют себе, что такое маслины, сулугуни или камамбер, потому что есть «Российский сыр» — и все. А меня кормили ассортиментом из маминого любимого продуктового «Морозко», где продавалось все замороженное: брокколи, брюссельская капуста, зеленая фасоль. Я ел фасоль на пару со специями и мечтал о сосисках и «ежиках» — у нас дома ничего такого не было. Так что когда я оказывался в гостях, то немедленно намазывал на хлеб экзотичные для меня майонез, кетчуп и плавленый сыр. Я рос без телевизора, вместо этого мы ходили в Музей кино. Я пересмотрел всю мировую классику — Вайду, Кесьлевского, Тарковского, Эйзенштейна. Мне тогда очень хотелось посмотреть на Майкла Джексона, но когда я его наконец увидел, мне после «Андрея Рублева» и «Александра Невского» все это оказалось не близко. Популярные советские хиты вроде «С легким паром!» или «Иван Васильевич меняет профессию» я увидел уже взрослым. В семье они считались просоветскими — сразу отказать. Наверное, поэтому я после университета рванул в Европу: не то чтобы меня передавили родители, но мне хотелось найти свой собственный голос. Вернувшись, я заново переоткрыл для себя многие ценности, особенно связанные с родиной. Может быть, поэтому я придумал бренд Axenoff, где и работаю с русскими кодами.

Всё в дом: как запустить линию интерьерных аксессуаров

Сначала бренд Axenoff был именно ювелирным домом. Но во время пандемии я как-то созванился с моей близкой подругой из Сан-Франциско Татьяной Сорокко — первой русской топ-моделью, коллекционером и знатоком ювелирных украшений и одежды (часть своей коллекции она передала в фонды Государственного Эрмитажа), — и Таня заметила, что дизайнеры одежды все чаще начали запускать линии предметов для дома (в локдаун одежда и украшения оказались не очень востребованы!). Тогда мы тоже придумали несколько позиций и увидели, что и вазы, и фарфор, и хрусталь, и палантины с удовольствием покупают. С тех пор мы сделали коллаборацию с Гусевским хрустальным заводом имени Мальцова — вазу и бокалы «Морозное утро», с «Мануфактурой Гарднеръ в Вербилках» разработали цветочный сервиз. В Англии мы покупаем «белье» (фарфоровую основу под роспись. — Прим. ред.) и в России отдаем художникам расписывать, во Франции заказываем стекло, которое потом гравируют наши мастера. К Новому году Axenoff Home готовит коллекцию: елочные игрушки, чайные пары, тарелки, бокалы — разумеется, с Щелкунчиком. Еще я занялся текстилем, делаю шелковые, шерстяные и кашемировые платки и палантины. Все рисунки — оригинальные работы локальных мастеров. Недавно мы запустили новый платок «Пальмира» с архитектурными элементами петербургских зданий, в продаже он будет весной. Одни заказчики оформили мой большой платок в багет, превратив в интерьерный объект — получилось очень красиво. Понемногу я занимаюсь и декораторским искусством, сейчас веду два частных объекта. Мне нередко задают вопрос, куда отправиться после театра, чтобы длить парадное настроение, но мне кажется, такого места в Петербурге пока что нет. И если говорить про мечту, то мне хотелось бы оформить общественное пространство, например, кафе или ресторан, которое выглядело бы как изящная аутентичная гостиная XIX века.

Текст: Ксения Гощицкая

Фото: Алиса Дитрих

Материал из номера:
Декабрь

Комментарии (0)

Купить журнал: