• Развлечения
  • Книги
Книги

Дмитрий Быков – о том, зачем и как читать русскую литературу XIX, XX и XXI веков

«Именно русская классика, русская литература — наша национальная религия», — уверен писатель Дмитрий Быков. 30 мая в киностудии Лендок он прочел лекцию о том, с чем связан этот феномен, а также объяснил, как менялись главные темы в великих романах последних 200 лет. Организаторы мероприятия — лектории «Прямая речь» и «Слушай сюда». «Собака.ru» записала самые интересные цитаты выступления.

О болезни

В последнее время мне приходится бесконечно оправдываться, потому что человека, который банально траванулся какой-то ерундой, до сих пор не найденной, воспринимают как жертву то ли рока, то ли режима. Я уже чувствую себя немного умершим, потому что хорошее отношение, прямо скажем, мне непривычно. Я привык скорее к другому – к бесконечным «но»: «Быков, может быть, неплохой фельетонист, но…», «Быков, может быть, хороший учитель, но». Кто угодно, только не писатель. А в последнее время наоборот, я стал всем дорог, и это ужасно приятно.

Нужно ли читать русскую классику?

Тему лекции «Зачем читать классику» придумал не я. Когда мне ее предложили, я стал думать, что можно тут сказать. Первая мысль, которая напрашивается – читать классику совершенно не обязательно. Даже, может быть, лучше этого не делать, чтобы не воспроизводить русский цикл и не наступать на грабли. Но если задуматься, в России особенно нечего делать, кроме как читать классику, это уникальное явление культуры – страна, в которой, кроме литературы, ничего нет. Она является целью, это единственная по-настоящему бессмертная экспортная статья. Был когда-то показательный анекдот: Японца спрашивают по возвращении из России, что ему больше всего понравилось. Он выдерживает долгую паузу и говорит: «Дети. Все, что вы делаете руками, получается чудовищно». Так вот, русская литература – это то, что делается не руками, а душой, опытом. Вся наша культура литературоцентрична, Бог придумал эту страну, чтобы ему было, что почитать. Все остальные продукты нашей жизнедеятельности интересны ему не более, чем какие-нибудь скучные драмы обывателей. Акакий Акакиевич нужен для того, чтобы Гоголь написал «Шинель». Никакого другого смысла его жизнь не имеет.


Литература в России является целью, это единственная по-настоящему бессмертная экспортная статья

Классика как способ рефлексии

Классику прежде всего нужно читать для того, чтобы не питать иллюзий и понимать, что тебя дальше ждет. Другого зеркала, другого способа рефлексии у нас нет. Весь остальной мир привык, что у него есть богословие, философия, которая в России тоже заменена литературой и публицистикой. Социология на 90% заказная, всегда можно сказать, что она существует на деньги иностранных агентов. Философия на 90% сводится к кухонным дискуссиям. Россия познает себя через художественный текст, через странные грезы людей, ни к чему больше не приспособленных.

Метасюжеты русской литературы

Главным зеркалом русской истории является метасюжет, то есть когда несколько писателей, не сговариваясь, начинают вдруг писать об одном и том же. Если бы Набокову, Пастернаку и Шолохову сказали, что «Лолита», «Доктор Живаго» и «Тихий дон» написаны на один метасюжет, они бы с одинаковым негодованием отвесили оплеуху такому критику. Но, тем не менее, это так. Через такие феномены мы познаем себя.

По большому счету, у нас есть четыре века русской литературы. В XVIII веке метасюжет еще не прослеживается, в XIX веке он уже вполне отчетлив – трикстерский, в XX веке – фаустианский. Метасюжет XXI века выстраивается на наших глазах. Литература – это подсознание, с ее помощью мы можем не только познать, куда мы движемся, но и предсказывать будущее.


Литература – это подсознание, с ее помощью мы можем не только познать, куда мы движемся, но и предсказывать будущее

Война и каторга

Есть всего три сюжетных узла литературы XIX века. Во-первых, большинство русских романов начинаются в салоне, а заканчиваются на каторге или войне. Происходит это, потому что в России не так много локаций, где вообще что-либо может происходить. В этом смысле «Война и мир» и «Анна Каренина» – характерные примеры.

Война и каторга – вещи взаимосвязанные, каторга всегда оправдывается войной. Это показывает безнадежность, тупиковость русских вольномысленных и вольнодумных перспектив. Потому что практически любая перестройка или революция заканчивается внешней агрессией как единственным легитимным способом заморозить эту оттепель. 

Лишние и сверхлюди

Второй метасюжет – это дуэль лишнего человека и сверхчеловека. Скажем, Онегин, который якобы выше светского общества, потому что ему надоело, а остальным еще нет. Пожалуй, наиболее здравую статью об Онегине написал Писарев, в которой сказал: «Если вы объелись пудингом, это не более, чем проблема вашего пищеварения, совершенно не зависимая от ваших теоретических понятий о пудинге». Мысль очень глубокая. Онегин объелся, он пресытился, но никакого душевного переворота в нем не произошло, он – лишний человек, ничтожество, пустое место. А кто же там сверхчеловек? Ленский, конечно. Потенциально гениальный поэт, которому Пушкин отдал свою молодость, романтические мечты, вспыльчивость, обреченность. Конечно, Ленский протагонист не в меньшей степени, чем Татьяна, и для обоих Онегин – злой и опасный. Вторая дуэль – поединок сверхчеловека Печорина с фальшивым и пародийным Грушницким. Третья такая история – это дуэль Базарова с Павлом Петровичем. Классический финал этой истории, уже отчасти пародийный – это чеховская дуэль лишнего Лаевского и Фон Корена.

Это принципиальный узел, и я попробую объяснить, в чем дело. Быстрое движение приводит к делению общества на две фракции – одна стремительно развивается, другая медленно деградирует. В России средних людей практически нет, все здесь происходит быстро. Русская литература прошла за сто лет от сатирических комедий до драм Чехова тот путь, на который Европа выходила 400-500 лет. Подумать страшно, что, когда умер князь Вяземский, Ленину было 8 лет. Толстой начинал в некрасовском «Современнике», а заканчивал за семь лет до революции, причем до второй, первую он практически не заметил.

Платой за фактическое отсутствие Ренессанса и краткий период Просвещения явился безумный XIX век. Практически весь путь от классицизма до модернизма был пройден одним Львом Толстым, и в этом русская существенная особенность. При такой скорости развития дуэль между отстающим большинством и стремительно эволюционирующим меньшинством становится неизбежной. 

Лев Толстой и Максим Горький

Лев Толстой и Максим Горький

Почему русская литература избегает счастливых романов

Третий узел русского романа – это мезальянс, взаимное непонимание, трагическая любовь, при которой герои, вроде бы друг другу предназначены, но при этом роковым образом не равны. Это вечное несовпадение мужского и женского начала я не совсем понимаю сам. Почему русская литература избегает счастливых романов и гармоничных отношений? У меня есть одно предположение – боюсь, слишком радикальное.

Я читал большую лекцию об «Анне Карениной» как политическом романе, в котором, прежде всего, описана отчаянная попытка изменить судьбу, убежать от власти государственника, все перевернуть и уложить заново. Эта попытка неизбежно кончается трагедией, потому что есть предопределенность русского пути. Адюльтер в русской литературе всегда является попыткой реформы – неизменно неудачной. В XX веке это стало главной темой: бегство с любовником приводит всегда к гибели героини, потому что он не может дать ничего взамен надоевшей государственной власти. Бегство Анны от Каренина к другому Алексею – это тупик, попытка перестроить судьбу, ведущая к железной дороге. Все революции в России – это немного адюльтер, бегство в мечту, заканчивающееся таким же тупиком и возвращением к диктатуре.

Фильм «Анна Каренина» 1967 года

Фильм «Анна Каренина» 1967 года

От такой страшной перспективы, пожалуй, спаслась одна Татьяна, и то, только потому что она это должное, неизбежное приняла как правильное. Она, в силу пушкинского аристократизма, сказала, что так и надо: «Но я другому отдана; я буду век ему верна». Это примерно та модель поведения, которую российский народ практикует, в очередной раз оказавшись в диктатуре. Он считает, что это правильно, что это такая судьба, что иначе никогда не жили, незачем и начинать. Только Татьяна это сделала сугубо добровольно, превратив свою несвободу в осознанную необходимость.

Главные сюжеты русской литературы XX века

Первый узел литературы XX века – это инцест. В «Тихом доне» есть Аксинья, которую в пятнадцатилетнем возрасте растлил отец. Есть набоковская Лолита, которую сделал любовницей отчим. И есть та же история с Ларой Гишар в «Докторе Живаго», которую в шестнадцатилетнем возрасте соблазнил любовник ее матери. Я полагаю, что родственное сексуальное насилие в данном случае является метафорой такого отношения со стороны власти, ведь отец – традиционный образ правителя. И власть, которая растлевает страну вместо того, чтобы ее воспитывать – это точный образ России. С этим сюжетным узлом плотно связан следующий: растлитель, как правило, гибнет или приводит себя, как Гумберт, в ситуацию более критичную, трагическую, чем она была изначально.

Главный герой XX века – это Фауст. Это человек с профессией, не зря его называют доктором – он ученый. На смену герою-страннику, бродяге приходит профессионал. Это происходит, потому что у него больше ничего не осталось, религия под вопросом, как и остальные сферы реализации. Можно спастись только за счет работы. И доктор Живаго, прежде всего, профессионал, и Гумберт, и Григорий Мелехов – пахарь и солдат. Профессия становится способом быть незаменимым, спастись и в армии, и в лагере, а еще это аналог совести. Кроме мастерства, у человека нет ни способа удержаться, ни способа наладить самооценку. Как можно в России XX века оценивать себя? Есть ли хоть какое-то правильное мировоззрение? Нет. Профессионализм в XX веке – единственный способ сохранить в себе человеческое.

Фильм «Лолита» 1997 года

Фильм «Лолита» 1997 года

Бегство, которое является синонимом революции, как правило, заканчивается катастрофичным ухудшением положения героев. Попытка отдаться соблазну приводит не к избавлению от него, а к ужесточению стартовых условий. К сожалению, в этом смысле российский путь, путь 1917-го года – это точная метафора.

Это и есть метасюжет XX века. Когда пытаешься улучшить свое положение, Россия загоняет тебя в безвыходную катастрофическую ловушку, в которой, кстати, не спасает и профессионализм. Данила-Мастер за счет своего самосовершенствования уходит в гору, в камень – в гораздо более страшную несвободу, в шарашку хозяйки Медной горы. Проблема в том, что цветок оказывается каменным – не цветущим и не пахнущим, и этот уход только выглядит спасением.


Метасюжет XX века – это когда пытаешься улучшить свое положение, а Россия загоняет тебя в безвыходную катастрофическую ловушку

Литература XXI века

Метасюжет XXI века указан впервые в ленинградском романе Александра Житинского «Потерянный дом, или разговоры с милордами». История о потерянном доме стала предсказанием распада Советского союза. Удивительным образом этот метасюжет осуществился через пять лет после того, как журнал «Нева» со скрипом и скрежетом рискнул в пяти номерах опубликовать это гигантское произведение. В нем говорится об утрате дома, бегстве и странной, гибридной войне, которая идет для того, чтобы все на нее списать. А самое ужасное, что это война всех со всеми. Тут уже приходится упоминать, хотя это совсем нескромно, собственную книгу «ЖД», которая казалась в момент своей публикации в 2006 году какой-то идиотской антиутопией. Этот бред стал реальностью уже в 2014 году. Многие стали спрашивать, откуда я знал, а я не знал – просто внимательно читал русскую литературу. Это один из способов в России все знать заранее. Все, кто читает русскую классику, ничего не могут предотвратить, но, по крайней мере, ничему и не удивляются.

К этому прибавился еще один важный кинематографический метасюжет. Почему кинематографический? Потому что прозой сейчас не больно-то проживешь, и все пишут сериалы или сценарии. Это история уже не о мертвом, а о пропавшем ребенке. Первым додумался Кирилл Серебренников в сериале «Юрьев день». Потерянный ребенок в нем – это образ не мертвого или нежизнеспособного, а утраченного будущего. Какие перспективы у героев фильма «Нелюбовь», кроме бега по кругу в спортивной форме? Их нет, отсутствие образа будущего – это главная проблема в сегодняшней России. Мы все понимаем, что нам придется и заново переписывать историю, и заново пересматривать отношения к национальному характеру, и перепродумывать страну.

Сериал «Юрьев день»

Сериал «Юрьев день»

Но у нас есть еще один очень важный сюжетный узел, который появляется в литературе XXI века – это новое решение гендерного вопроса. Если раньше, как правило, революция выступала метафорой адюльтера, в сегодняшней русской литературе совсем нет революции и очень мало адюльтеров. Отношение между героями – это очень интересно, это блестяще! Они перешли в другое качество – в товарищество, содружество, совместное преодоление проблемы. То ли потому что этим героям не до любви, им все время приходится выживать, им не до страстей, не до измен, то ли потому что каким-то образом в России усилилась внутренняя солидарность людей, понимающих катастрофичность происходящего. Но в русской литературе XXI века появились, наконец, темы счастливой любви, взаимопонимания, братства. Но что порождает такую ситуацию? Страшно сказать, но это отсутствие надежды, общность участи. Адюльтер могут позволить себе те, кто верит в счастливое будущее, кто может надеяться на то, что дальше будет хорошо. Но мы по «Анне Карениной» знаем, что дальше будет плохо. Может быть, вот эта безнадежность русской жизни породила новый, необычайно трогательный, нежный мотив русской прозы – например, у Александра Снегирева. Это, пожалуй, самый позитивный исход происходящего. Потому что, когда ты не можешь любить страну, тебе остается любить жену. И это очень благое утешение.

Записала: Елизавета Кононенко

Люди:
Дмитрий Быков

Комментарии (3)

  • Татьяна Лешкевич 14 июня, 2019
    И, кстати, правильное название упомянутой книги А. Житинского - "Потерянный дом, или разговоры с милордОМ". Собака.ру, вы там вообще журналисты или кто?
  • Татьяна Лешкевич 14 июня, 2019
    А с каких это пор серебренниковский "Юрьев день" стал сериалом? Если, что называется, "с моих слов записано верно", то Дмитрий Львович явно не киноман.
  • Евгений Корнеев 4 июня, 2019
    Представляете был человек, который не читал Толстого Льва Николаевича, но это не мешало ему быть гениальным писателем и хорошим человеком.. Славо богу он не дожил и не смог прочитать весь бред, который так часто пишут

Купить журнал:

Выберите проект: