• Журнал
  • Шоу
Шоу

Ярость

В 2006 году один из основателей первого в стране ночного клуба «Тоннель» промоутер Андрей Хаас в книге «Корпорация счастья» подробно описал первые этапы становления отечественной клубной культуры. В 2008-м он так же детально рассматривает среду современного искусства, в котором цену произведений давно определяет грамотный пиар. «Собака.ru» публикует отрывок из его романа «Ярость».

Когда над головами пассажиров зажегся сигнал «Пристегните ремни», вдоль салона еще раз прошлась стюардесса. Одинаково приветливо улыбаясь всем пассажирам, она двигалась по проходу между креслами, выравнивая спинки сидений. Когда она подошла к Дольфу и склонилась, чтобы сложить его столик, он ощутил запах ее волос и незаметно заглянул ей в вырез форменной сорочки. Дольф не был извращенцем или пожилым эротоманом, просто ему всегда нравились стройные женщины в форме, им как-то сразу хотелось приказывать.

Качнувшись в ледяном тумане, самолет завалился на правое крыло и, описав большую плавную дугу, выпал из белых облачных громадин. Теперь вся эта масса клубящихся водяных паров оказалась сверху над иллюминаторами, даль просияла солнечным светом, а под серебряным брюхом самолета миллиардами бликов заблестело зеленоватое море, усеянное россыпью белых точек качающихся на его волнах яхт и пароходов. Насколько хватало глаз, вправо и влево вдоль этого моря в теплой дымке простирался холмистый берег, а в зеленом ковре его густой растительности утопали десятки курортных местечек, сотни отелей и тысячи белоснежных вилл. Неожиданно массивный «боинг» вздрогнул, ненадолго стало тихо, и, снижаясь, он начал заходить на посадку. Всем известно, что чаще всего самолеты разбиваются во время взлета или приземления, поэтому, когда выдвинулись шасси и, хищно загудев, лайнер устремился к парящей знойным маревом земле, Дольф тайком перекрестился и, забыв о стюардессе, на несколько минут зажмурил глаза.

Взвизгнув, колеса упали на полосатый бетон, раздался страшный гул турбин, и под аплодисменты взволнованных туристов самолет совершил удачную посадку в Ницце.
– Ариведерчи! Ариведерчи! – прощалась с пассажирами бизнес-класса улыбающаяся стюардесса.
– До встречи, – прозрачно улыбнувшись, в ответ сказал Дольф, протягивая итальянке визитную карточку.
Когда последний пассажир спустился с трапа, стюардесса сообщила своей напарнице из эконом-салона: – Этот солидный русский, который выпил бутылку «Кристалла», пригласил меня в Петербург.
– Франческа, поздравляю. Так он богат?
– Не знаю, тут написано, что у него галерея современного искусства.

Скупо улыбнувшись загорелому пограничнику, Дольф принял из его рук свой паспорт и проследовал в стеклянное здание аэропорта. В толпе встречающих, лениво улыбаясь, стоял поджарый мужчина в светлых полотняных брюках и белой тенниске. В руках мужчина держал бумажную табличку «Рудольф Анапольский». Дольф уверенно направился к нему.
– Рудольф Константинович? – вежливо спросил встречающий.
– Да, это я.
– Виктор Андреевич очень торопит, ему нужно встретиться с вами еще до обеда, – сообщил мужчина, здороваясь. – Он прилетел вчера вечером, а ваша картина прибыла только под утро. Мы успеваем, но с трудом.
Водитель с табличкой чинно усадил Дольфа в новенький «ауди», и машина плавно выехала из аэропорта. Всю дорогу до княжества водитель безостановочно что-то рассказывал. Его откровения о себе и шоферские приключения – в сущности пустая и безобидная болтовня – напомнили слегка захмелевшему Дольфу восторженную пену, которая лезет из разговорчивого провинциального мужика, волею судеб оказавшегося в таком сладком, но изолированном от соплеменников месте. Прячась от яркого солнца, Дольф опустил козырек и, лениво развалившись на сиденье, стал сонно поглядывать по сторонам. Автобан петлял между гор. Пропуская мимо ушей россказни водителя, Дольф стал неспешно размышлять о сложной цели своего путешествия и, настраиваясь на предстоящий разговор, анализировать события.

Путаница в делах началась месяц назад, когда в галерею неожиданно позвонил Виктор. Звонки Виктора всегда нервировали Дольфа. Его пугали непредсказуемый разум и железная воля этого человека. Они начали общаться еще в начале девяностых, с тех пор прошло уже пятнадцать лет, но по сей день, когда в трубке раздается этот холодный и безучастный голос, Дольф вздрагивает, как ребенок, и начинает чувствовать собственную уязвимость. Тысячу раз в течение всех этих лет он спрашивал себя, что за власть возымел над ним этот человек, тысячу раз собирался порвать с ним, но лишь в редкие минуты полного откровения он признавался себе, что давно и очень опасно завяз в нем, во многом подчинился его влиянию, а местами и просто растворился в его силе. Это ужасное для взрослого и уверенного в себе мужчины наваждение с недавних пор не покидало его ни на миг, мешало наслаждаться жизнью и очень злило. Виктор стоял на его пути, стоял как вросший в землю камень, его было не обойти и не перепрыгнуть, его нельзя было исключить, с ним нельзя было не считаться. Во всяком случае, в его нынешнем положении эта проблема представлялась Дольфу уже почти неразрешимой. Своим познавшим сложности жизни умом он прекрасно понимал, что, захоти он сейчас этого добиться и обрести для своего бизнеса полную независимость, ему бы потребовались неисчерпаемые запасы сил и решимости, пришлось бы своими руками разрушить все, что создано, во многом начать с нуля, а потом, не питая надежд вернуть утраченное, создавать все заново, да так долго, что он вряд ли бы когда-нибудь на это решился.

Да, ему сорок три года, и он давно уже не такой решительный, как раньше, сейчас он полноватый, медлительный в движениях и вальяжный Рудольф. Но, несмотря на предательски обрюзгшее тело, глубоко в душе он по-прежнему ощущал себя энергичным и бодрым, он чувствовал себя молодым Рудиком, во всяком случае, ему очень хотелось, чтобы так думали все вокруг. Это все проклятые нервы, это они и их постоянное напряжение раньше срока состарили лицо, он как-то быстро оплыл фигурой, заматерел, стал выглядеть много старше своего возраста, и его пышная шевелюра, навсегда покинув голову, оставила на затылке лишь небольшой и тщательно оберегаемый каштановый островок. Теперь блестящая лысина, огромный лоб с морщинами, серые глаза, большие уши с длинными мочками – вот, собственно, и все приметы его довольно заурядной внешности. Что же до всего остального, то дымящаяся трубка вишневого дерева, очки, вельветовые костюмы, перстни, дорогие часы и обувь – все это, когда нужно, делало Дольфа настолько эффектным, что он всегда запоминался тем, с кем имел дела. И это были не какие-то там игрушки возраста и даже не традиции людей его круга. Дело было в том, что Рудольф Константинович Анапольский давно и очень серьезно занимался современным искусством, а потому солидный и почти научный внешний вид чаще всего был важнейшим инструментом в его работе с богатыми и очень капризными клиентами.

Андрей Хаас


Следите за нашими новостями в Telegram
Материал из номера:
ТОП 50 2008
Люди:
Андрей Хаас

Комментарии (0)

Купить журнал: