• Развлечения
  • Кино и сериалы
  • Герои кино
Кино и сериалы

Актер Александр Горбатов: «Мне не хватает кино про людей — не про форму и картинку, а про вечность»

Признаться, явления Александра Горбатова в «Цербере» (премьера 23 ноября на Premier!) мы ждали особенно — с томленьем упованья. Согласитесь, почти хичкоковский саспенс: как после эпохального «Шаляпина» актер решит роль антагониста (с лоботомией!) в самых прекрасных декорациях города пышного, города бедного. Обсудили с Александром философию гречки, где актеры качают мышцы и что изменилось с тех пор, как ровно десять лет назад экс-инженер черной металлургии дебютировал в кино.

Косуха MONOСHROME, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)
Фото: Валентин Блох

Косуха MONOСHROME, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)

Пронзительный зимний ветер сдувает шапку снега с ангела на шпиле Петропавловской крепости. Восстание декабристов закончилось для зачинщиков заточением в Алексеевском равелине. А тем временем в великолепном, но люто холодном Петербурге происходят жестокие убийства тех, кто донес на Рылеева и Пестеля.

Так начинается новейший исторический сериал «Цербер» (премьера 23 ноября на Premier!) — костюмированный детектив, в котором Тимофей Трибунцев меняется до неузнаваемости, Евгений Цыганов дает молодого Михалкова, Сергей Марин — мистера Дарси, а главный антагонист Александр Горбатов — бесподобен (вы и сами это видите, да?).

Шляпа TWEED HAT, брюки-стрелы CHERNIMCHERNO, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)
Фото: Валентин Блох

Шляпа TWEED HAT, брюки-стрелы CHERNIMCHERNO, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)

Шляпа TWEED HAT, белая и черная шубы ONLY ME, серая шуба 404 NOT FOUND
Фото: Валентин Блох

Шляпа TWEED HAT, белая и черная шубы ONLY ME, серая шуба 404 NOT FOUND

Декабристский детектив «Цербер» и философский анекдот про гречку как дао артиста

А это вы то и дело находите историческое кино? Или это оно находит вас?

Так случается, что появляются исторические роли, которые ока­зываются шибко интересными. Некоторые из них — настоящий вызов для меня на определенном этапе моего развития.

Что можно считать таким вызовом?

Допустим, «Угрюм-река» ока­залась вызовом — очень много смен, материал суровый. Я 25 кг потерял за время съемок. Тяжело было и физически, и морально.

Степан Астахов в «Ти­хом Доне», Федор Мстиславский в «Годунове», Шаляпин в «Шаляпине» и вот декабристский детек­тив «Цербер». Почему так складывается, что вам ча­сто доверяют историче­ских героев? Вы как-то удачно вписываетесь в бы­лые времена? Хорошо их понимаете?

Не знаю, как это объяснить... Обычно есть мастер, а я лишь инструмент в его руках. Взгляд мастера падает на тебя при встре­че, при просмотре твоих работ, и дальше он принимает решение. Так случилось в моей жизни, но я бы не сказал, что роли у меня прямо все такие исторические. Вспомним «Тихий Дон» — можно сказать, что и исто­рия не столь далекая от нынешнего вре­мени. «Одесский пароход» — тоже, это 1970-е, не так давно было.

Почти шестьдесят лет назад?

Все равно кажется, что это время наших ба­бушек и дедушек, мам и пап, оно близко. Ког­да мы говорим о XVI веке или о XIX, то это все-таки немного другое. Но у меня есть и со­временные работы и нет никакого стремления пить один и тот же напиток каждый день.

Некоторые ваши коллеги мечтают о париках и кринолинах, а вы как буд­то подустали от этого?

Каждая роль, даже историческая, должна чем-то зацепить. Возьмем, к примеру, «Цер­бера» — смотрите, сколько тут достоинств: цельный сценарий, логика развития сюжета, идея. Плюс та роль, что мне досталась: она немногословна. Я бы сказал — у моего ге­роя вообще нет слов. Зато есть право гово­рить со зрителем путем тех или иных пред­лагаемых обстоятельств. Мне очень надоело говорить на экране, захотелось играть то, где нет слов. Где все глазами.

Поворот! Объясните!

Не понимаю, зачем говорить, что взял нож, если и так видно, что ты взял нож. Но пипл хавает, рейтинги есть — и сойдет. Есть люди, которые едят фастфуд, а есть те, кто будет уважать себя и скажет: «Нет, я лучше съем что-то настоящее». Как в том анекдоте про собаку и гречку.

Что за анекдот?

Собака просыпается в понедельник, смо­трит на миску: «О, гречка!» Вторник (с уже меньшим энтузиазмом): «О, гречка». Сре­да: «Гречка…» Четверг: миска пустая. Пят­ница — опять пустая. Суббота, воскресе­нье — снова ничего. Наступает понедельник: «О, гречка!!!» Чтобы не попасть в эту ловуш­ку, надо себя «разбавлять» и блюсти. Пра­вильно говорили великие старики: артист состоится не в тех ролях, которые сыграет, а в тех, которые не сыграет. Надо выбирать. Но, черт возьми, бывают и хорошие историче­ские роли. Тот же Шаляпин. Это неординар­но, я прекрасно понимаю, что не похож. Да, есть что-то близкое в фактуре, но Федор Ива­нович — человек-глыба. Если бы я отказал­ся от роли в «Шаляпине», то клял бы себя по­том за то, что испугался стереотипов, мнения со­циума. А так, по край­ней мере, что-то сделал, попробовал.

Вы, конечно, не похо­жи на артиста, кото­рый рад гречке.

Если посмотреть на мою фильмографию, то да, я избалован. Но, как ар­тист, иду к своему про­фессионализму. Есть режиссеры, к которым готов бежать по пер­вому звонку. Мы с ними на одной волне. Ра­ботать с такими людьми — счастье.

Кадр из сериала «Цербер»
Premier

Кадр из сериала «Цербер»

Кадр из сериала «Шаляпин»
ВГТРК

Кадр из сериала «Шаляпин»

Почему сериал «Цербер» — это важ­ный для вас проект, не проходной? По­чему это нужно смотреть?

Я не могу навязать свое мнение. Но в кон­це концов, «Цербер» — это история нашей страны. Если человек не хочет знать историю страны, в которой родился и живет, тут две причины: либо лень, либо отсут­ствие интереса. Почему это нуж­но смотреть? Единственное, что могу сказать: это про нас. Да, про нас «тех». Но, черт возьми, вре­мя циклично, и все повторяется. Быть может, кто-то сможет взгля­нуть на свои проблемы по-новому и задумается.

Как вам работалось в Петербур­ге на площадке «Цербера»?

Не так уж долго мы там были — я имею в виду себя. Снимали зи­мой. Была отличная команда: оператор Петр Леонидович Ду­ховской, режиссер Володя Ще­гольков и многие другие, партне­ры, коллеги, цеха, рабочие. Было какое-то единство. Мы занима­лись делом, а не какой-то шнягой. При всех тех ужасных событи­ях, о которых мы снимали, полу­чалось интеллигентное кино. Все вели себя так, будто у нас объяви­ли день вежливости, как в том са­мом выпуске «Ералаша».

Но какой у вас неприветли­вый Петербург получился на экране...

Он и должен быть таким. Петер­бург — и тогда, и сейчас — кра­сив летом и суров зимой. Вот это и показали. Но и Духовской, и Щегольков пытались найти ту атмосферу, в которой должна была происходить эта история.

Верно я понимаю, что ваш персонаж в «Цербере» — один из самых жестких и жестоких в вашей карьере?

Там все жесткие. Потому что мир тот был жестким. Чем больше у человека благого, тем он мягче. Мы говорим сейчас о классициз­ме, об Отечестве. Об отваге и трусости, о том, как проявляли себя те люди. Тогда все это было другим, нежели сейчас, и людская про­стота, глупость — тоже. Там у каждого есть своя правда, своя цель. Вспомните «Отвер­женных» — что случилось с Жаном Вальжа­ном? Он обезверился. Служил закону и вдруг увидел, что закон нарушен, что царит беззако­ние. И покончил с собой, потому что не смог жить без веры. Так и у нас: каждый борется за свою веру. Единственное, что могу сказать: мой персонаж немножечко схож с ронином — с самураем без хозяина, но на русский манер.

Тимофея Трибунцева в сериале измени­ли до неузнаваемо­сти. Как обсуждался образ вашего героя?

Да, были момен­ты, где мы с Вовой и с Петром Леонидо­вичем, и с художни­ками по гриму при­нимали решения. В сценарии есть опре­деленные его по­ступки, характер, от которого мы и оттал­кивались, формируя его облик. Вообще сам сериал — всего четыре серии — очень ко­роткий забег, за который надо успеть расска­зать зрителю много информации.

Майка CHERNIMCHERNO, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)
Фото: Валентин Блох

Майка CHERNIMCHERNO, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)

Майка и комбинезон CHERNIMCHERNO, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)
Фото: Валентин Блох

Майка и комбинезон CHERNIMCHERNO, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)

Какую бы из своих работ вы посовето­вали посмотреть, чтобы узнать вас как можно лучше?

Я вам проще скажу: очень люблю и уважаю Сергея Владимировича Урсуляка и очень по нему скучаю. Вот и все.

«Шаляпина» советуете? И вообще, поднял ли вас этот проект на новый уро­вень развития?

Не бывает после процесса какого-то коэффициента полез­ного действия или его отсут­ствия. Судя по рейтингам, по многому другому, дал многое. Но что-то и не удалось. Напри­мер, участие в телерынке в Кан­нах — этого не произошло из-за некоторых, скажем так, нововве­дений, назовем их так. Но про­ект был масштабным, с неверо­ятными локациями — спасибо нашим продюсерам за те воз­можности, что нам подарили, спасибо банку ВТБ и господину Костину. Не все проекты могут найти такое финансирование. А сколько событий было приурочено к 150-летию Шаляпина! Огромная выставка в Петербур­ге, например. Все это, я считаю, приобщает людей к культуре, просветляет.

Чему вас научил Шаляпин? Что вы для себя взяли из этой роли?

Взял. Но для себя.

Не рассказываете?

А зачем? Это моя кухня.

Шляпа TWEED HAT, шуба ONLY ME, кальсоны INTIMISSIMI
Фото: Валентин Блох

Шляпа TWEED HAT, шуба ONLY ME, кальсоны INTIMISSIMI

Шляпа TWEED HAT, кальсоны INTIMISSIMI, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)
Фото: Валентин Блох

Шляпа TWEED HAT, кальсоны INTIMISSIMI, серебристая цепь с кулоном «Змей Горыныч» и подвеска-свисток (Poison Drop)

Михалков, Параджанов, почти инженер черной металлургии и где актеры качают мышцы

Ваша карьера в кино исчисляется с 2013 года. Какие итоги можете подвести за эти 10 лет?

Удалось родить детей. Удалось обзавестись жильем — за счет собственных стараний. Удалось встать на ноги. Теперь можно взгля­нуть на себя десятилетней давности други­ми глазами сумевшего приехать в Москву. Ка­жется, будто это было вчера, а уже ведь де­сять лет прошло. Непо­мерно много. Как я это все сделал?

Что не удалось?

Не удалось?

Ну да, мечтали, планировали, но не сложилось.

Не удалось поработать с Михалковым.

Хотели с Михалковым?

А почему не хотеть? Это в конце концов Михалков. Как можно не любить Михал­кова за его работы? За «Свой среди чу­жих...»? За «Неоконченную пьесу для меха­нического пианино»? За «Пять вечеров» по Володину? Почему бы не желать порабо­тать с ним, как и с Кончаловским, Чухраем и другими дядьками, китами? Почему нет? Это ненормально — не желать этого.

Что вас интересует из современных и жанровых сюжетов?

Театр меня интересует, театр. Потому что в театре наконец-таки хочется что-то ска­зать, а в кино уже сказать нечего. Или тако­го не снимают.

Шляпа TWEED HAT, белая и черная шубы ONLY ME, серая шуба 404 NOT FOUND
Фото: Валентин Блох

Шляпа TWEED HAT, белая и черная шубы ONLY ME, серая шуба 404 NOT FOUND

Шуба ONLY ME, кальсоны INTIMISSIMI
Фото: Валентин Блох

Шуба ONLY ME, кальсоны INTIMISSIMI

Почему же в театре режиссура есть, а в кино нет?

Потому что у нас продюсерское кино, а было когда-то режиссерское. А в театре — есть режиссер. И есть театр, который при­думывается здесь и сейчас, там копают, ма­териал разбирают. Там нет историй про недописанный сценарий и постоянно ме­няющиеся решения. Нет, там есть класси­ка, которую невозмож­но взять и так просто изменить. Все должно быть оправданно. По этому процессу я ску­чал. В конце концов, даже все великие ки­норежиссеры уходят все-таки в оперу, балет и тому подобное. Я лю­блю театр. И всегда хо­тел там играть. Где еще качать мышцы? Без театра артист потухнет.

Чего бы мне хотелось? Вернуть жанровое кино. Мне не хватает многих режиссеров — Наумова, Калатозова, Параджанова. Мне не хватает этого кино — про людей. Не про фор­му и картинку, а про вечность. Вот говорят: «Рукописи не горят», — поэтому да, каждый артист хочет сняться в подобной вечности.

Как у вас возникла любовь к советско­му кино?

Я из семьи военных, мы вечно кочевали, и ча­сто у меня не было никаких возможностей что-либо смотреть, кроме старого телевизора. Он вечно ломался, а когда его чинили, показывал четыре самых обычных телеканала, там шли советское кино, мультики. Их и смотрел — что, я от этого стал беднее? Только богаче.

Что из увиденного вас пробрало, помните?

Могу перечислять до бесконечно­сти. Ну если говорить про советское кино, то моя любимая кинокоме­дия — это «Максим Перепели­ца». Очень люблю «Председателя» с Иваном Лапиковым и Михаилом Ульяновым. «Двадцать дней без войны». «Когда деревья были боль­шими». «Холодное лето пятьдесят третьего». Люблю Матвея Журби­на из «Семьи Журбиных», Фросю Бурлакову из «Приходите завтра» и многое другое. Советское кино — кладезь. Или «Полеты во сне и наяву», хотя это уже другая эпоха. Там люди другие, игра другая.

Пальто USHATAVA COLORBLOCK, пиджак и брюки USHATAVA
Фото: Валентин Блох

Пальто USHATAVA COLORBLOCK, пиджак и брюки USHATAVA

Пальто USHATAVA COLORBLOCK, пиджак и брюки USHATAVA
Фото: Валентин Блох

Пальто USHATAVA COLORBLOCK, пиджак и брюки USHATAVA

Видеосалонное кино обошло вас стороной?

Не обходило. Просто это абсолют­но разные миры.

И этот мир оказался для вас ме­нее близким?

Ну, мы должны понимать: не у всех тогда видеомагнитофоны были. Все помнят эти «походы на видик» — идешь к соседу, у которого видеомагнитофон есть, ему дали пару кассет посмотреть. Частой возмож­ности смотреть американское кино не было. Хотя смотрели и обсуждали в школе. Запоминали кадры, думая, что больше никогда этого не уви­дим. Были и шедевры из классики — «Гражданин Кейн» Орсона Уэллса, Антониони, Висконти и остальное. Были более современные работы вроде «Бегущего по лез­вию» Ридли Скотта.

Когда вы поняли, что хотите быть не просто зрителем, а частью это мира?

Желание погрузиться в этот мир есть, мне ка­жется, у любого человека. Мечты губит социум. Он навязывает тебе мнение, одергивает: «Куда ты? Какое кино?» У меня тоже так случалось.

Родители говорили?

Не родители — система. «Какая тебе Москва?», «Какой еще актерский?», «Завод, стройка — вот будущее», «Не сидел? Будешь». Нужно иногда бороться с этой системой. Не в том плане, что ходить на митинги, кричать лозунги, а быть не­согласными — в том плане, что ты хочешь быть образованным, строить жизнь так, как хочешь. Для этого нужны шаги в неизвестность. Рисковать. Риск — благородное дело. И в опреде­ленный момент я сказал: «Все, хватит, я так не хочу, это не мое». Я лучше это попробую, чем буду всю жизнь кусать губы и рвать свое сердце от того, что не смог этого сделать, чего-то ис­пугался. Вернуться я всегда успею, эту дорогу я знаю. Вот так я уехал.

Шляпа TWEED HAT, шуба ONLY ME, кальсоны INTIMISSIMI
Фото: Валентин Блох

Шляпа TWEED HAT, шуба ONLY ME, кальсоны INTIMISSIMI

Как звучит название профессии, которую вы получили после школы?

Электросварщик, контролер ОТК, наладчик электродуговой печи, неоконченный инженер черной металлургии.

Вам не кажется, что сейчас эта профес­сия стабильнее и безопаснее любого творчества?

Нет, мне не кажется. Но есть люди, которые мо­гут. Я для себя сделал другой выбор. При этом я буду помнить, что это за профессия, и всег­да буду уважать рабочего мужика, потому что на них все держится, я знаю цену этому труду. Мне эта профессия, этот мир, дали очень много. Паца­ну, мне кажется, нужны боль и падения, ссадины. Все должны знать, что такое труд. Меня ребен­ком возили в Крым, сдавали бабушке, и я уби­рал из-под курей, свиней, подавал, подносил, та­скал. И что же, лопата в руках и мозоли сделали меня хуже?

Фото: Валентин Блох

Идея и постановка: Яна Милорадовская

Текст: Андрей Захарьев

Стиль: Олег Ульянов

Визаж и волосы: Анета Костанди

Ассистент стилиста: Александра Жаткина

Свет: Иван Майоров

Ретушь: Анастасия Билык

Теги:
Герои кино
Рубрика:
Что смотреть дома
Люди:
Александр Горбатов

Комментарии (0)

Купить журнал:

Выберите проект: